Внеучебная Практика (СИ) - Гусина Дарья Страница 40

Антон Макарович уже стоял с золотой палочкой. Кристалл на конце «свечи» вспыхнул, оранжевая сфера накрыла кровать с телом и призрака над ней. Посмертие забурлило черным, черты лица погибшей растворились в темном облаке. Манифестация напоследок вспыхнула ярко-зеленым и погасла. Призрак оказался запертым в теле умершей. Теперь девушку отвезут в морг. Там ее отмолят жрецы. Душа упокоится, предсмертные воспоминания сотрутся.

Я смотрела на тело Светланы, не в силах оторвать взгляд. Словно через вату услышала, как Вележ ровным голосом произнес:

— Она ведь сказала «снежный вендиго», не так ли?

— Да, — ответ Олевского прозвучал после короткой паузы.

— Вы были знакомы с погибшей?

— Да.

— Вы встречались?

— Да.

— Она была в вас влюблена?

— Полагаю… да.

— К сожалению, я должен зафиксировать это в отчете, — сказал Вележ.

— Это ваша работа, господин Вележ, — отозвался Олевский.

Форензик не спросил Антона, был ли тот убийцей, но недосказанное прозвучало в наших головах.

— Вы сделали свою часть работы, мне нужно выполнить свою. Я должен произвести реконструкцию, — спокойно сообщил Олевский. — Вы позволите?

— Конечно, — двоедушник отступил на несколько шагов.

Мне было бы интересно понаблюдать за тем, как мой преподаватель строит векторы, но призрак Светланы манил за собой. Я двинулась… по тропе, вслед за девушкой, уходящей в лучи весеннего солнца, между цветущими деревьями, осыпающими белоснежные лепестки на ее плечи…

… туда, где покой…

… где все будет расставлено по своим местам…

Она ведь чиста… ее ждут… новая жизнь…

Она не делала ничего плохого…

Вся ее вина лишь в том, что она полюбила…

Не того человека…

— Кого? — тихо спросила я.

— Векторы не проявляются, — сказал Олевский. — Все стерто. Я… впервые с таким сталкиваюсь. Реконструкция невозможна.

— Из-за стазиса?

— Нет, господин Вележ. Здесь применили сильное воздействие… я затрудняюсь с его определением.

— Импы рогатые, Тоша, я позвоню адвокату!

— Спасибо, Даня. Мне кажется, это будет нелишним.

— Девочка? — Светлана обернулась и удивленно-испуганно подняла брови. На ней было длинное струящееся платье цвета слоновой кости. На полупрозрачном личике играли лучи солнца. И губы… без той вульгарной помады, естественные, словно лепестки чайной розы. — Тебе нельзя со мной! Ты должна остаться там.

— Кто это сделал?

— Я не знаю. Не помню, — Светлана звонко рассмеялась. — Вы там такие смешные… серьезные… а мне так хорошо… Мама. Скажи ей, чтобы она не переживала. Смерти нет. Каждый получит по заслугам. Скажи ей.

— Хорошо.

— Не ходи за мной. Останься с ним. Ты ему нужна. Он очень хороший, он просто никогда не любил... — девушка опять засмеялась. — Такой смешной, не знает еще, что на сердце нет больше льда. Но ему угрожает опасность. 

— Кому? С кем я должна остаться?

— Скажи… маме… и ему скажи…

Я снова оказалась в кукольной комнате. Мертвая Светлана смотрела в потолок. Олевский и Вележ напряженно глядели друг на друга. Райяр растерянно таращился на Олевского, закрыв рукой рот. Я повернулась и выразительно поглядела на Вележа. Очень выразительно, даже подвигала бровками.

Форензик хотел было что-то сказать, но напоролся на мой многозначительный взор и закрыл рот.  Я выкатила глаза и показала взглядом в угол: «отойдем»

— Я… должна кое-что проверить, — озадаченно проговорил Вележ. — Черри, помоги мне, голубушка. Господа, минутку.

Слава богам, что к нам в агентство попал такой сообразительный форензик!

 Глава 17.2

Глава 17.2

Вележ отвел меня в угол и развернул спиной к Олевскому и Райяру. Двоедушник делал вид, что слушает запись с диктофона. Но я видела, как наш форензик, хищно раздувая ноздри, смотрит поверх моего плеча на Антона Макаровича. Предвкушает премию за быстрое раскрытие преступления?

— Это не он, — волнуясь, тихо заговорила я. — Это не Олевский. Я вообще считаю, все это подделка.

— Что подделка? — Вележ очнулся от своих мыслей.

— Манифестация злого посмертия.

— Что за инсинуации, девочка?

— Нет! Инсинуации – это ваше шоу с призраком! — зашипела я. — Я видела Светлану! Я с ней говорила… три минуты назад! Она ушла, спокойно, по тропе, освещенной ярким светом. И она была совсем не похожа на… то недоразумение из эктоплазмы. Она повторяла, что кому-то грозит опасность. Но никого не винила!

Вележ подобрался и пронзил меня подозрительным взглядом:

— Ну… положим, ты что-то видела. Почему я должен тебе верить?

— Я же слышала… холод, часы… у меня ведь это не в первый раз! — я кусала губы от беспомощности, стараясь не подпрыгивать на месте, мне казалось, что Райяр и Олевский пристально смотрят мне в спину. — Я рассказывала!

— Верно, рассказывала, — медленно произнес форензик, слегка прикрыв глаза. — Призрак в туалете. Не трещи опять, дай подумать. Холод, часы… черные вихри, эктоплазма – все, как мы и ожидали. Люди слышат голоса в головах по разным причинам, но с тобой, тыковка моя, все сложно. Что ты ожидала увидеть в этой комнате?

— Не знаю. Что угодно!

— Вот именно. Скажи, я похож на дурака?

— Я не знаю!

— А я как раз дурак. Меня чуть не обвели вокруг пальца.

— Не понимаю вас, — сказала я чуть не плача. — Я, наверное, действительно неуч! Я не могу доказать, что это подделка, но…

— Зато я могу, — Вележ со вздохом отодвинул меня с пути и поцокал к начальству. — Господин Олевский, у меня есть основания предполагать, что все мы только что были свидетелями злокозненного обмана.

На бледном лице Антона Макаровича проступил слабый румянец.

— Поточнее, пожалуйста, — коротко попросил он.

— Поточнее после осмотра тела. Проверим уровень анти-коловрата. Если не ошибаюсь, фонить будет все, но не труп.

Вележ и Олевский немедленно занялись осмотром трупа.

— Скорее всего яд, — бормотал форензик. — Быстрый и безболезненный. Но это уже не наша область. Материальные улики пусть ищет следственная бригада.

— Вы правы, — произнес Олевский через некоторое время. — Странно. От Светы… от жертвы исходят эманации спокойной смерти, они слабеют. А вот все пространство вокруг... пятнадцать единиц.

— Так я и думал, — Вележ удовлетворенно кивнул. — Здесь было что-то вроде… джинна или хлебного духа(*). К телу его не привяжешь, а вот к месту – вполне. Обычная сделка: умертвию обещают какую-нибудь услугу  в обмен на маленький спектакль, и оно уходит, как только выполнит свою часть уговора. Я сам с подобным никогда не сталкивался, но читал о таком. Видите ли, мы узрели то, чего ожидали в данной ситуации: ужасная смерть, и как результат – рассерженное посмертие разоблачает своего убийцу. Но это ложь. Ложная манифестация – реплики расписаны заранее, воздействие, слегка гипнотическое, направлено на наши слух и зрение. Настойчиво повторяющиеся слова, «демон», «любовь», «кукла», должные привлечь внимание… а собственно, к чему они должны были привлечь внимание, господин Олевский? Что там за кукла такая?

(* хлебный дух – умертвие, зацикленное на голоде. Считается, что если пообещать пойманному в полночь духу хлеб, оно выполнит любое желание "заказчика". Класс агрессии низкий. Тип «аш»).

— Я расскажу, — подумав, кивнул Антон Макарович, — но не здесь. Не могу больше тут находится. Давайте выйдем и вызовем следственную бригаду.

— Хорошо, — Вележ посмотрел на часы. — Но прежде чем мы уйдем, сделайте темпоральный снимок текущей картины, чем подробнее он будет, тем лучше.

Я спускалась последней. Ветер трепал занавеску на площадке между первым и вторым этажами, одна половинка окна монотонно хлопала о раму. Это был обычный сквозняк, а дом, оказывается, пах морской солью. За окном клубились тучи. Должно быть, быть дождю. Осень. Но было что-то еще – холод, струящийся по ногам и не имеющий отношения к осенней погоде. Остаточные рефлексы?

С подоконника мне под ноги, крутясь в воздухе, спланировала визитная карточка. Обыкновенная, дешевая, аляповатая, подмокшая. Я нагнулась и подцепила ее пальцами еще в полете. «Покупка старой бытовой техники со вжившимися гоблинами и кадаврами любого нрава. Не выбрасывайте то, на чем еще можно заработать. Потап Куликов». Под надписью были номер телефона и адрес странички в сети.