Слеза - Лорен Кейт Страница 40

— Обед длится только тридцать пять минуть, — сказала Кэт. — Его недостаточно, чтобы извиниться за всю ту ерунду, которую вы друг другу сказали. Мне интересно хватит ли тебе всей жизни, чтобы извиниться за всю ту ерунду —

— Кэт, — проговорила Эврика. — Мы поняли.

— Не хочешь куда-нибудь пойти и поговорить? — предложил Брукс.

Эврика кивнула. Поднимаясь со стула, она схватила сумку и подвинула свой поднос Кэт.

— Доешь свиную отбивную, худышка.

Она последовала за Бруксом через лабиринт столов, размышляя сказал ли он кому-нибудь об их ссоре и поцелуе. Как только проход стал достаточно широким, чтобы идти бок о бок, Брукс пододвинулся ближе к ней и положил руку на спину. Эврика не знала, что она хочет от Брукса, но его рука на ее спине чувствовалась приятно. Она не знала когда у Майи Кейси обед, но хотела бы чтобы он был сейчас, тогда бы она смогла увидеть, как они вместе уходят из столовой.

Они протолкнулись через оранжевые двойные двери и направились по пустому коридору. Их шаги раздавались эхом в унисон на линолеуме. С детства у них была одинаковая походка.

Почти в конце коридора Брукс остановился и повернулся к ней. Он, вероятно, не хотел останавливаться перед полками с кубками, но Эврика не могла не посмотреть на свое отражение в стекле. Затем через стекло она увидела огромный кубок, который команда по бегу выиграла в прошлом году, и рядом с ним поменьше, кубок за второе место, завоеванный два года назад, когда они отдали первое место Манору. Эврика не хотела думать о команде, из которой она ушла или ее соперниках, еще парне, который соврал, будто является одним из них.

— Давай выйдем на улицу. — Она мотнула головой для того, чтобы Брукс последовал за ней.

Двор с искусственным покрытием отделял классы от административного центра со стеклянными стенами. С трех его сторон располагались здания, построенные вокруг огромного, обросшего мхом пекана. Прогнившие скорлупки орехов покрывали траву, выделяя плодородный запах, который напомнил Эврике о поднимающихся ветках пекана на ферме ее бабушки и дедушки, когда они с Бруксом были детьми. Позади них по высохшему руслу музыкального класса ползли лианы гиацинта. Колибри метались с одного цветка на другой, пробуя нектар.

Надвигался холодный фронт. Воздух был прохладнее, нежели утром, когда Эврика уходила в школу. Она потуже затянула свою зеленую кофту вокруг плеч. Она и Брукс прислонились спинами к грубой коре дерева и наблюдали за парковкой, как за обширным пространством чего-то прекрасного.

Брукс молчал. Он осторожно наблюдал за ней в рассеянном солнечном свете под покровом мха. Его взгляд был таким же пристальным, как взгляд Эндера, когда он повернулся к ней из своей машины, и когда пришел к ней домой, и даже на улице перед офисом господина Фонтенота. Это был последний раз, когда она его видела. Теперь Брукс, казалось, подражал парню, которого она ненавидела.

— Я вел себя по-идиотски в ту ночь, — проговорил Брукс.

— Да, так и есть.

Это заставило его рассмеяться.

— Ты был идиотом, говоря эти вещи — даже если был прав. — Она развернулась к нему, ее плечо прижималось к стволу дерева. Ее глаза отыскали его нижнюю губу и больше не могли отпустить. Она не могла поверить, что целовала его. И ведь не единожды, а несколько раз. Мысль об этом заставила тело гудеть.

Она хотела и сейчас поцеловать его, но именно после этого у них произошла ссора. Поэтому она опустила взгляд на свои ноги и уставилась на скорлупы ореха пекана, разбросанных по неровной траве.

— То, что я сказал той ночью было несправедливо, — сказал Брукс. — Это все было про меня, а не про тебя. Моя злость была лишь прикрытием.

Эврика знала, что ты закатываешь глаза, когда парни говорят тебе, что проблема в них, а не в тебе. Но также она знала, что это было правдой, даже если парни не знали этого. Поэтому она позволила Бруксу продолжить.

— Я испытываю чувства к тебе уже долгое время. — Он не запинался, когда говорил это; он не говорил «эм», «гм» или «нравишься». Как только слова были произнесены, он не выглядел так, будто хочет взять их обратно. Он удерживал ее взгляд и ждал ответа.

По двору пронесся ветер, и Эврика подумала, что может упасть. Она подумала о Гималаях, на которых, как говорила Диана, было очень ветрено, и не могла поверить, как горы оставались на месте и их не сдувало. Эврика хотела быть такой же мощной.

Она удивилась как легко Брукс произнес эти слова. Они всегда были честны друг с другом, но никогда не обсуждали такие вещи. Влечение. Чувства. К друг другу. Как он мог оставаться спокойным, когда говорил самые сильные слова, которые когда-либо кто-нибудь мог произнести?

Эврика представила, что сама говорит эти слова, и как бы она нервничала. Только когда она четко представила это, случилось что-то забавное: перед ней стоял не Брукс. Это был Эндер. Он был единственный, о ком она думала лежа в кровати по ночам, единственный, чьи бирюзовые глаза заставляли ее чувствовать, будто она падает с самого безмятежного и головокружительного водопада.

Между ней и Бруксом не было ничего подобного. Они все испортили в тот день, пытаясь притвориться будто между ними было что-то. Может Брукс думал, что после того, как поцелует ее, должен будет сказать, что она ему нравиться, что она обидится, если он притвориться будто это ничего не значит.

Эврика представила Гималаи, сказала себе не падать.

— Ты не должен говорить этого для того, чтобы поцеловать меня. Мы можем снова стать друзьями.

— Ты не веришь мне. — Он выдохнул и посмотрел вниз, бормоча что-то, что Эврика не могла понять. — Ты права. Может лучше подождать. Я уже ждал очень долго, чего стоит еще одна вечность?

— Ждал чего? — Она помотала головой. — Брукс, этот поцелуй —

— Он был синей нотой, — оборвал он, и она практически точно знала, что он имел в виду.

Теоретически, определенный звук может быть неправильным, фальшивым. Но когда ты находишь синюю ноту — Эврика узнала об этом из видео про блюз на Ютубе, которые она смотрела, чтобы научиться играть на гитаре — удивительным образом все кажется правильным.

— Ты действительно думаешь, что отделаешься этой плохой джаз-метафорой? — подразнила Эврика. — Честно? — В самом поцелуе не было ничего плохого. Кто-то может даже использовать слово «чудесный» для его описания. Плохими были люди, которые участвовали в поцелуе. Это была черта, которую они пересекли.

— Я привык, что ты не