Пушкин, кружка, два ствола - Юлия Стешенко Страница 42

— После шести есть нельзя, — прикрыв глаза, Дина подставила шею под медленные, тягучие поцелуи.

— Так это если калории не тратить. А мы потратим массу калорий. Это я тебе гарантирую.

Когда Дина проснулась, Сумарокова в кровати уже не было. Через густые кусты черемухи пробивалось неожиданно яркое солнце, где-то неподалеку звонко перелаивались собаки. Из кухни тянуло свежесваренным кофе и ароматом жареного хлеба. Нашарив на полу тапки, Дина без колебаний стянула со стула футболку Сумарокова — растянутую до бесформенности, с облезлой красно-белой надписью Harley Davidson на груди. Приглаживая пальцами взъерошенные со сна волосы, Дина вышла на кухню и обнаружила Сумарокова у стола — он аккуратно раскладывал по тарелкам гренки.

— Я тебя разбудил?

— Не ты. Собаки, — зевнув, Дина плюхнулась на стул и заглянула в пустую чашку. — Где мой кофе?

— Вот твой кофе, — Сумароков снял с плиты ковшик. — В холодильнике сливки стоят. Если хочешь — бери.

— Нет, спасибо, — Дина сделала первый глоток и прикрыла глаза, дожидаясь, когда вкусовые рецепторы донесут правильные сигналы до мозга. — Когда едем к бабке?

— Да хоть сейчас. Завтракай, умывайся, мне, кажется, побриться пора уже, — Сумароков задумчиво поскреб себя по обросшей рыжеватой щетиной щеке. — Блин. Вечером же брился!

— Кошмар. Наличие личной жизни все усложняет.

— И не говори. Морду два раза в сутки брить, упырей ловить, от школьников прятаться. Не было у бабы заботы… — трагически вздохнув, Сумароков сунул чашку в мойку и побрел в ванную. Дина, привалившись к стене, медленно пила кофе и смотрела в окно. За тонким штакетником забора пламенно-рыжий петух гордо выгуливал стайку пестреньких кур. Он деловито греб желтыми лапами землю, выискивая то ли червей, то ли какие-то семена, и громким клекотом сзывал свой гарем, чтобы похвастать находкой. Куры сбегались, собирались восторженным кружком, вытягивая тощие шеи в надежде на угощение от повелителя. А петух, вдоволь покрасовавшись перед публикой, радостно сжирал найденное в одну калитку.

— Хватит медитировать, — тщательно выбритый Сумароков прижался к Дине, обдав ее терпким ароматом парфюма, и влез холодными мокрыми руками под футболку. — Иди умываться. Ехать пора.

Идти по узкому деревянному мостику было жутковато. Далеко внизу шумела, вздувая белые хлопья пены, напитанная осенними дождями река. Дина осторожно шагала по неустойчивым круглым бревнам, цепко перехватываясь за перила.

— Далеко эта бабка живет?

— Ну где-то полчаса ходьбы точно будет.

— Нифига себе. Как же она в город-то выбирается?

— Баба Серафима? А никак. Все, что ей требуется, добрые люди домой приносят.

— А откуда добрые люди знают, что ей надо?

— Так бабка же говорит. По телефону.

— Туда мобильная связь добивает?!

— Легко. Видела бы ты, какой ей усилок подарили. Через такую технику с МКС связаться можно. Осторожно, — Сумароков подхватил покачнувшуюся Дину под локоть. — Внимательнее под ноги смотри, тут бревна хреново подогнаны.

— А если кто-то споткнется и с моста свалится?

— Значит, естественный отбор. Не уверен — не обгоняй. Это деревня, детка, — обогнав на последних метрах, Сумароков спрыгнул на землю и протянул Дине руку. — А ты молодец, ни разу даже не взвизгнула. Неплохо для городской.

— Не спеши хвалить. Еще марш-бросок до избушки, — тоскливо поморщившись, Дина поглядела на узкую тропинку, петляющую между камней.

— Зато здесь природа роскошная. Представь, что ты на прогулке.

— Полчаса туда, полчаса обратно — а потом опять через мост. Зашибись у вас тут прогулки.

Недовольно сопя, Дина двинулась вперед, осторожно переступая топкие пятна размокшей грязи, оставшиеся после высохших луж. Холодный воздух пах прелыми листьями, влажной грибной землей и полынью. Уносящиеся вверх телеграфными столбами сосны вздрагивали от порывов ветра, мягко покачивая зелеными лапами, и мир наполнялся неумолчимым, как прибой, сухим мертвенным шорохом.

Говорить не хотелось. Дина сунув руки в карманы, шла по тропинке ровным размашистым шагом. Но рыжий ковер опавшей хвои глушил звук, оставляя только холодный шепот ветра. Ни птичьих трелей, ни звона последних, разбуженных ярким солнышком комаров. Только тишина — как под водой. Или в склепе.

— Тш-ш-ш, — согласно выдохнул лес. — Тш-ш-ш…

Тропинка вильнула последний раз, обогнула густой куст орешины и уперлась в высокий бревенчатый забор с заточенными в острия навершиями. Дина пошла вдоль него, оглаживая пальцами глубоко прорезанные обереги. В порыжевших от времени щербинах запеклась черная кровь. В щелях между бревнами белели тоненькие косточки птиц, мышиные черепа и высохшие, острые даже на вид пучочки чертополоха, связанные красными нитками.

— А бабка внимательно следит, чтобы через забор никто не пролез.

— Да кто к ней полезет-то? — искренне изумился Сумароков.

— Не к ней, а от нее. Порядок оберегов инвертирован, — медленным шагом Дина двигалась вокруг забора. Протоптанная в высокой траве тропинка огибала его дугой, не приближаясь вплотную, но и не отдаляясь.

— Избушка-избушка, повернись… — начал было Сумароков и охнул, когда Дина с размаху тыкнула его локтем под ребро.

— С ума спятил?! Не говори тут такого!

— Какого?

— Такого! Не произноси ритуальные формулы в сакральных локациях.

— А эта локация точно сакральная?

— А оголенный провод точно под напряжением? До полной уверенности исходим из того, что да. Если это действительно избушка яги, и она начнет поворачиваться… Результат тебе не понравится.

Завершив полукруг, Дина остановилась перед тяжелыми, плохо обструганными воротами. Судя по ширине, в них вполне мог бы проехать и небольшой грузовичок — но ворота упирались в густые заросли волчеягодника, за которым поднимались в небо стволы сосен. Сделав еще несколько шагов, Дина увидела узенькую, на одного человека калитку, и осторожно заглянула в щель. За забором зеленела аккуратно выкошенная трава, в глубине ощетинился голубоватыми ветвями ровный ряд можжевеловых кустиков.

Даже если это яга, сюда постоянно приходят люди. И ничего плохого с ними не происходит.

Поколебавшись, Дина все-таки толкнула калитку. Прямо за ней начиналась выложенная тротуарной плиткой дорожка, вдоль которой тянулись уже облетающие, но все еще нарядные клумбы. Крохотная, черная от времени изба казалась на этом фоне чудовищным анахронизмом. На серой дощатой крыше гордо сияла стальными боками тарелка усилителя,