Марина Cyржевcкая - Для кого цветет лори Страница 43

 Она сжала виски ладонями. Защитит? Бред. Да он первый сделает ей больно!

 — Да что же это? — простонала Оникс.

 Как могут в одной душе помещаться такие разные чувства? Как одного человека можно яростно ненавидеть и в то же время… любить?

 — Нет! — она шептала это как заклинание, надеясь, что поможет, и небесные сжалятся над раяной. — Не хочу. Не хочу его любить! Это слишком….

 Слишком остро, слишком опасно, слишком больно… как танцы на битом стекле, как шаг в бездну, в глупой надежде, что не разобьешься!

 Аида нельзя любить. Нельзя! Нельзя отдавать ему свое сердце, иначе ничего от Оникс не останется…

 Она посидела, отчаянно зажмурившись. А потом яростно заколотила в обшивку экипажа.

 Хватит убегать.

 — Разворачивайте, — закричала Оникс, выглядывая в окошко. — Прошу вас. Мне надо вернуться! Пожалуйста!

 Возница дернул поводья.

 — Стойте, окаянные, стойте!

 Лошади недовольно всхрапнули, останавливаясь.

 — Эй, здесь нельзя останавливаться! — закричал молодой возница, тот, что прикладывался к бурдюку. — Лес вокруг!

 — Что случилось госпожа? — Пожилой спрыгнул на землю. — Вы ушиблись?

 — Мне надо вернуться! — Оникс распахнула дверцу. — Понимаете? Я совершила ошибку, я должна вернуться!

 — Но мы уже за пределами Града!

 — Я знаю! — Оникс спрыгнула с подножки. Волнение не давало дышать, но она впервые чувствовала, что поступает правильно. Сунула в руки возницы поясной кошель.

 — Вот, возьмите, возьмите все, только верните меня!

 — Куда? — растерялся возница, с изумлением глядя на внушительный кошель.

 — К нему… Верните меня во дворец!

 — Но…

 — Скорее!

 — Хорошо. Как велит госпожа!

 Возница широко улыбнулся, показав щербатый рот, а Оникс облегченно вздохнула.

 — Я бы не торопился, — голос заставил подпрыгнуть их обоих. Из-за деревьев выходили мужчины. Грязная одежда, всклокоченные бороды, рты с гнилыми зубами. Бродяги. Отщепенцы, промышляющие на дорогах. Их было не меньше десятка… В последние годы их стало много, видимо, этих привлекла столь близко к городу дармовая выпивка, что раздавали на площади. От них и сейчас несло таким крепким перегаром, что Оникс отшатнулась, вцепилась пальцами в дверцу.

 — Не торопись, милая, — гнусно усмехнулся их предводитель, один глаз закрывала черная повязка. — Давно я не видел такой красавицы. И еще дольше не натягивал на свой член.

 Бродяги загоготали. Оникс выхватила из-под накидки кинжал, бросила быстрый взгляд на возницу.

 — Уезжаем! Ну же!

 — Ух, шустрая, — отщепенец коротко ткнул возницу, и тот упал, зажимая на боку рану. В его глазах застыла растерянность. Бродяга на лету подхватил кошель, подкинул на ладони. — Небесные нас сегодня любят, — усмехнулся он. — Подбросили и монет, и красотку. Я первый!

 Бродяги снова захохотали. Второй возница стоял бледный, с ужасом глядя на раненного друга. Но старался не шевелиться, потому что и к его животу был приставлен нож.

 — Не подходите, — Оникс выставила свое оружие, в отчаянии понимая, что ничего не может сделать. Ее изнасилует и убьет банда отморозков, и самое лучшее — это воткнуть сталь себе в горло до того, как ее схватят.

 Бродяга поцокал языком.

 — Какая воинственная. Эй, все видели эту красотку?

 — Заканчивай болтать, Глаз, — сипло протянул тот, что держал нож у бока возницы. — Тащим девку в лес и хватаем коней, скорее. Не дай архар, какой всадник появится. Да и буря на подходе.

 — Девку хочу, — заупрямился одноглазый. — Никогда таких не видел. Волосы словно лунный свет. Говорят, у Светлейшей такие, может, это она и есть?

 Бандиты заржали, споро перерезая упряжь и вытаскивая сундуки из экипажа.

 — Письма только, — разочарованно прохрипел худой отщепенец в лохмотья.

 Оникс необдуманно перевела взгляд на сундук, который скинули на землю, и вскрикнула, когда одноглазый прижал ее к себе, выворачивая руку с оружием. Она взвыла от боли в запястье, пальцы разжались, выпуская клинок.

 — Покажи, что у тебя есть, — одноглазый дернул лиф ее платья, разрывая шнуровку. — Доставишь нам удовольствие — дольше проживешь. Ну, давай же!

 Ткань треснула, и грязные пальцы сжали грудь, прикрытую сорочкой. Оникс закричала, пытаясь вырваться, лягаясь и извиваясь. Во рту стало горько от осознания, как глупо она попалась, как нелепо…

 Дальнейшее она не успела осознать. Топот, черные смазанные тени, и… что-то упало к ее ногам, а захват бандита ослаб. Она отпрыгнула, с ужасом глядя на голову. Голову, отделенную от тела, что смотрела на нее удивленно одним моргающим глазом.

 Отщепенцы заорали, бросаясь врассыпную, но Сумеречные были быстрее. Мужчина со шрамом через всю щеку вскинул арбалет и спустил болт.

 — Никого не оставлять, — холодный голос прозвучал сзади, и Оникс зажмурилась. И даже не удивилась, подняв голову на всадника. Сглотнула. Лавьер посмотрел на ее грудь, что виднелась в разорванной сорочке, и его лицо побледнело от бешенства, он дернул поводья, в движении делая замах клинком. Еще одна голова покатилась по земле. Оникс закрыла глаза, вжалась спиной в дверцу разграбленного экипажа. Но ей хватало и того, что она слышала: вопли, крики, стоны, мольбы о пощаде и проклятия.

 Непогода усилилась. Свинцовые тучи уже царапали брюхом макушки деревьев, ветер швырял в людей охапки лежалых листьев и землю. Через несколько минут все было кончено – возле экипажа остались лишь трупы бродяг.

 И когда Лавьер повернулся к вознице, Оникс бросилась вперед, закрывая собой серого от ужаса парня.

 — Не надо, Ран! Прошу тебя! Он всего лишь перевозчик! Я попросила… заплатила…заставила! Он здесь ни при чем.

 Она всматривалась в холодное лицо всадника, стискивая на груди разорванное платье. Пытаясь спасти хоть одну жизнь! Хоть одну их тех, что уже погубила.

 — Прошу тебя, — прошептала раяна. — Я сделаю все, как ты хочешь. Не трогай его.

 Лавьер посмотрел на сумеречного со шрамом, кивнул. И, приблизившись, закинул раяну в седло.

 — Ты и так сделаешь все, что я захочу, — бесцветно произнес он, трогая поводья.

 Оникс сжалась в седле, боясь повернуть голову. Буря накрыла Темный Град, и если бы не твердая рука Лавьера, направляющего лошадь, ей никогда не найти бы дорогу ко дворцу. Стихия бушевала, склоняя к земле сосны, словно прутики, ветер, переходящий в ураган грозил смести с тракта всадников, а льдинки, сыплющиеся из туч, мало походили на снег, скорее на осколки льда. И Оникс теснее прижалась к горячему мужскому телу, спрятала лицо в плаще Лавьера. Ей хотелось что-то сказать, объяснить, поведать, что она собиралась вернуться, но ветер свистел в ушах, и разговаривать было совершенно невозможно. Всадники гнали лошадей так, словно за ними гнались все демоны архара! И по подвесному мосту перед дворцом они почти пролетели.