Карина Демина - Серые земли-2 (СИ) Страница 43

— И чего ты хочешь?

— Забери ее отсюда.

— А поедет?

— Поедет, — Шаман поднялся. — Тебе проводник надобен? Вот Яську и бери. Она места эти не хуже меня знает. А как разберешься со своими делами, так сюда не возвращайся… и ей не надобно.

— Послушает ли?

— А ты постарайся, чтобы послушала.

Взмах рукой, и несчастный подсвечник летит на пол, дребезжит пустою кастрюлей, будто бы жалуется. И на жалобу его дом отзывается, вскидывается тенями, да только и оседает тотчас, боясь того, кто никогда не был хозяином.

А мог бы.

Что стоило ему поделиться кровью? И не своею, в доме ведь хватает людишек ненужных, лишних, которые одним своим видом вызывают глухое раздражение. А человек, вот упрямец, берег их.

Злился, а берег.

Как такое возможно? Дому не понять.

А он ведь пытался. И был добр. И делился силою своей в надежде, что человек оценит. А он не ценил, и наносил дому обиду за обидой, потому тот с нетерпением ждал момента, когда человека или того, во что превратился он, неблагодарный, не станет.

Тогда дому разрешат взять прочих.

Себастьян потряс головой.

Примерещилось? Не иначе… воображение разгулялось, живое не в меру, беспокойное. Или место на него так действует готичною своею мрачностью? Или собеседник, который катал на ладони свечу, а огонь ее не гас. И капал на эту ладонь раскаленный воск, только вот Шаман боли не ощущал.

Способен ли он вообще ощущать хоть что‑то?

— Извиняй, княже, — Шаман свечу водрузил на стол, неловко, не способный управиться с неуклюжими своими пальцами. — Ежели напугал…

— Ты? Нет.

— А кто?

— Место это… сам нашел?

— Скорее уж оно меня… случилось как‑то заблукать, два дня ходил кругами, думал, что уже все… а тут, гля, усадебка. И ворота этак, гостеприимно распахнуты… а в нынешних местах, ежели тебя так старательно куда зазывают, то надобно тикать, что есть мочи. Я и тикал… а она мне вновь на дорогу, и вновь… и после уж совсем сил не осталось. Решил, что один Хельм, где богам душу отдать, на болотах аль тут… вот и познакомились. Занятное местечко… в прежние‑то времена князьям Сигурским принадлежало. Слышал?

— Читал.

Старый род, иссохший. И помнит Себастьян едино герб — венец из падуба над конскою головой. А еще помнит, что были Сигурские ведьмаками, да не простыми, а королевское старое крови.

И баловались всяким, о чем и ныне‑то вслух говорить не принято.

После той войны только и выжила, что старая княгиня.

Преставилась она задолго до Себастьянова рождения на свет, зато помимо всего прочего оставила презанятные мемуары… вот только и в них не рассказала, что же случилась с мужем ее и троими сыновьями.

Погибли при прорыве.

Вежливо.

Обтекаемо. И напрочь лишено смысла.

— Читал… много ты читал, княже.

— Было время, — признал Себастьян с неохотой, — когда только и оставалось, что читать…

— Их дом сожрал, — Шаману это признание было неинтересно. Он устал. И держался на том же упрямстве, которое довело Яшку Кота до петли, а после из петли, надо думать, и вывело. — Иногда он… показывает… кое‑что показывает. В зеркалах…

— Потому и заколочены?

— Догадливый. Яська говорила, что на болота надо бы снести, да только разве ж он позволит? Да и вернутся. Гвоздями оно как‑то надежней… той ночью, княже, я про зеркала не знал. Чуял что‑то этакое, но, говоря по правде, готовый был сдохнуть. Сел в уголочке, револьверу положил… еще решил, что, ежели, совсем оно тошно станет, то пулю в башку себе всегда всадить сумею. А он не тронул… показал только.

Шаман побелел.

Камни не белеют, разве что у моря, в полдень, когда само море отползает с раскаленного берега, а солнце высушивает воду, оставляя на булыжниках беловатый соляной налет. Но белизна Шамана была иного свойства.

— Я такого за всю свою жизнь не видел… они ведь живые… пока еще живые… или, правильней сказать, не мертвые.

— Здесь?

— Там, — Шаман указал пальцем вниз. — В подвалах. Не ходи в местные подвалы, княже… дурное место.

— Не пойду, — со спокойным сердцем пообещал Себастьян. — Только скажи, зачем ты сюда вернулся?

— А затем, что он того захотел. Скучно ему стало одному… я не хотел возвертаться, но на границе наших положили… что‑то там у них опять случилося, не то иншпекция, не то учения военные, главное, что жизни никакой не стало, того и гляди, повяжут. Вот и пришлось отступать. А тут, куда ни сунься, все он, клятущий…

Дом заскрипел.

Он, конечно, был проклят и дважды, той, которая наделила его подобием разума и жаждой, и теми, кто имел права требовать подчинения.

Он уже не помнил, что вызвало его гнев.

И была ли вовсе для него причина, но… это еще не повод обзываться.

— Вот и подумали, что раз так, то отчего б и нет?

— А люди твои…

— Привыкшие. Поначалу‑то оно, конечно, каждого шороха страшились, ночевали во дворе, костры жгли, а после как‑то вот пообвыклись…

…и утратили осторожность.

Дом не просил многого, но брал свою плату. И разве не имел на то права? Разве не стал он для ничтожных людишек надежным убежищем? Разве не терпел их, шумных, суетливых, напрочь лишенных княжеского благородства?

Все одно погибли бы… а этот упрямится, не желает понять.

— Не думай… — Шаман провел ладонью над огнем. — Не чувствую тепла. И холода. И есть не хочется… пить вот… постоянно… не воды, сам понимаешь. Только держусь. Скоро отойду… Яське я письмецо дам. Послушает. А нет, то скажи, что с того света найду и выдеру, упрямую… она хорошая девка, княже… мужа бы ей подыскать толкового.

— На меня не смотри!

Шаман вновь рассмеялся.

Камнепад.

Шелест. Шорох. Скрежет даже. Голоса сотен камней, что катятся по крутому склону, друг друга обгоняя.

— Весело с тобою, однако… знал, давно бы в гости зазвал… не смотрю, я знаю, что каждой пташке да по полету ее… это я так, мечтаю.

— Экие у тебя мечты…

— Какие уж есть. Нет, княже… я сестрицу люблю, неволить не стану… пусть живет сама, своею жизнью, только отсюдова выведи ее…

— Вывести‑то недолго… но ты ж понимаешь, что она в полицейских списках наверняка имеется. Уж больно приметная она. Что там числится? Разбой? Воровство… убийство вот…

— Яська не убивала!

— Убивала, — Себастьян покачал головой. — Сегодня утречком. Я сам видел… и мне знать надобно, что в Познаньске она этак вот шалить не станет. Я не святой, Яшка, за самим грешки водятся. Но одно дело покрывать дурную девку, которая в разбойничьи игры ввязалась, а другое — убийцу. Ну как в Познаньске ее пошалить потянет?