Елена Жаринова - Сестра звезды Страница 44

— Мы спасены, Омма! Мы сможем убежать, и нас никто не остановит.

— Тише, тише, — шикнула она на меня. Действительно, в горячности я говорила слишком громко. Взяв себя в руки, я зашептала:

— Зато я теперь могу остановить любого, даже нескольких человек на расстоянии.

— Что это за сказки? — нахмурившись, спросила Омма.

— Это правда, поверь мне. Я бы показала тебе, что я умею, но боюсь, на нас смотрят. Хотя…

Я огляделась по сторонам. Время нашей прогулки было отдыхом и для надсмотрщиков. И действительно, ни одной бритой головы не видно было за решеткой окна. Быстро отбежав от Оммы, я сказала ей:

— Иди на меня!

Та пожала плечами, но поднялась и пошла.

Я метнула силу Келлион в ее сторону — легко, беззлобно, играючи, чтобы не повредить ей ненароком, но молодая женщина тут же споткнулась и схватилась за сердце. Напуганная до смерти, я бросилась к ней. К счастью, все обошлось. Омма, тяжело дыша, поднялась, потирая ушибленное колено, позеленевшее от травы. Я гордо улыбнулась: я стала сильнее! Теперь я знала, что мне не нужно все время держать нападающих взглядом: те, кто попали под голубое пламя Келлион, долго не смогут подняться с земли, если останутся в живых!

— Я не хочу ничего выпытывать, Шайса, — после недолгого молчания сказала Омма. — Но у нас в Лехе не верят в колдовство. Я знаю только одну легенду, в которой говорится о подобном. Это легенда о сестрах звезды.

— Сестрах Келлион, — прошептала я, чувствуя почему-то неизъяснимую радость от того, что Омма сама догадалась об этом.

— Ясно, — сказала женщина, не задав мне больше ни одного вопроса. — И как ты собираешься поступить?

Я ответила, что хотела бы сначала послушать план, который Омма придумала накануне. Подруга наклонилась ко мне и, делая вид, что поправляет мне цветы в волосах, еле слышно заговорила в самое ухо:

— Через неделю нас повезут на торги, — еле слышно говорила Омма. — Повезут в телеге, под присмотром одного-двух человек. Если ты остановишь надсмотрщиков и возницу, то я и со связанными руками смогу увести повозку. Или, еще лучше, пересядем на лошадей. Ты умеешь ездить верхом? Да это и не важно, вдвоем бы справились.

Я думала иначе: просто угнать повозку, сбросить возницу с козел, но с твоей помощью это будет гораздо легче.

Я покачала головой.

— И куда мы денемся? Две рабыни верхом на лошадях или, еще лучше, целая телега перепуганных женщин… Неужели в Цесиле стража не остановит беглых рабынь? Я не всесильна, Омма.

— Ну, снова я им живой не дамся, — мрачно сказала Омма и хищно усмехнулась.

— Я не хочу умирать, — решительно мотнула я головой. — И не хочу, чтобы ты погибла. Надо действовать тихо. Ночью у дверей спальни караулит только один надсмотрщик. Я мгновенно уложу его взглядом, он не успеет позвать на помощь. Мы незаметно выскользнем из дома и сумеем спрятаться. И скоро отыщем моих друзей — они придумают, как нас защитить.

— А где ты думаешь их искать? — спросила Омма.

Я замолчала. Действительно, я не задумывалась, как найти Рейдана и Готто в чужом городе. Я понятия не имела, где они находятся.

— Понятно, — прервала мое молчание Омма. — Где они, ты не знаешь. Снестись с твоими друзьями нам не удастся. Не знаю уж, как они уговорили ту несчастную рабыню передать тебе записку, но после того, что с ней сделали, никто больше на подобное не осмелится. Да и твои друзья вряд ли знают сейчас, как тебе помочь, иначе написали бы свой план. Значит, надо полагаться в первую очередь на себя. Но как ты думаешь, если они не дадут о себе знать раньше, где они будут искать тебя?

— На торгах! — воскликнула я.

— Тише, тише. А твои друзья богаты? — поинтересовалась Омма.

Я замялась.

— Ну… Как сказать. У нас были деньги, потому что мы собирались в далекий путь, и Рейдан нарочно охотился на продажу. И шкур он продал, в деньгах Лесовии, на двести, нет, даже двести пятьдесят лаков.

— То есть двенадцать петелей. — Омма быстро перевела в уме на цесильские деньги. — Это очень мало. То есть, я хочу сказать, этого достаточно, чтобы пару месяцев хорошо есть и мягко спать — где-нибудь на окраинах Лесовии и даже у нас в Лехе или Ромесе. Но Цесиль — дорогой город. И рабыни стоят дорого. Вряд ли твои друзья смогут выкупить тебя.

— Неужели я так дорого стою? — с удивлением спросила я.

Омма оценивающе посмотрела на меня.

— У тебя белая кожа и яркий румянец, ты совсем юная, но тело твое совершенно… Ты настоящая драгоценность, Шайса. Итака захочет за тебя не меньше пятидесяти петелей.

— А ты?

— Я — другое дело. Я не девственница, и потому стою дешевле. Но многие называли меня красивой, хотя ничего, кроме горя и унижения эта красота мне не принесла; поэтому за меня тоже попросят петелей двадцать.

— А может быть, нам стоит набраться терпения, дождаться торгов, и бежать уже от новых хозяев? Наверняка, там не будет такого надзора над нами.

Омма посмотрела на меня как на сумасшедшую.

— Ты в Цесиле, девочка, да сохранят тебя святые! Это тебе не Большой Базар. Здесь нет почтенных людей, которые хотят приобрести себе в дом красивую служанку или даже наложницу. Лучшее, что может тебя ожидать, — быть проданной на Ачурру, к пиратам. Они осатанели без женщин и порой готовы выложить целое состояние ради забавы. Даже если ты умеешь ходить по воде, вряд ли ты пожелаешь чего-нибудь, кроме смерти, после того, что они с тобой сделают.

— Но откуда ты знаешь?

— Меня удивляет, что ты, такая умная, этого не знаешь, — раздраженно сказала Омма. — Тем более твой друг рассказывал тебе о своих приключениях. Когда он говорил о ковриках из человеческой кожи, он не преувеличивал. Говорят, Цесиль — любимый город злых бесов. Их темные души радуются, когда здесь творятся непотребства. Обитатели этого города — воры, картежники и продажные женщины, но и они здесь не живут, а приезжают тратить на развлечения свои грязные деньги. Так что твоим друзьям здесь тоже грозит опасность. А потому тебе нужно уходить как можно скорее. Сегодня ночью. Почему нет?

— Что значит мне, Омма? А ты?

— Вдвоем нам не убежать, — покачала головой молодая женщина. — Ничего, я попробую все-таки убежать по дороге на торг. На худой конец, меня убьют, но это не самое страшное, что может случиться с человеком. Горечь, с которой она произнесла эти слова, в который раз заставила меня подумать, что еще до Цесиля моя подруга пережила какое-то страшное горе. Может быть, она вдова? Может, ее муж погиб, обороняя ее от захватчиков? Но сейчас не было времени расспрашивать — прогулка вот-вот должна закончиться.