Мари Руткоски - Проклятье Победителя (ЛП) Страница 45

Он тихо спросил:

— Почему ты плачешь?

От его слов слезы потекли еще сильнее.

— Кестрел.

Она прерывисто втянула в себя воздух.

— Потому что, когда мой отец вернется, я скажу ему, что он победил. Я вступлю в армию.

Последовало молчание.

— Я не понимаю.

Кестрел пожала плечами. Ее не беспокоило, понимал он или нет.

— Ты пожертвуешь своей музыкой?

Да. Пожертвует.

— Но твоя сделка с генералом должна быть исполнена только весной. — В голосе Арина все еще звучало замешательство. — Ты должна выйти замуж или вступить в армию лишь к весне. Ронан… Ронан умолял бы о тебе самого бога душ. Он сделает тебе предложение.

— Уже сделал.

Арин ничего не ответил.

— Но я не могу, — продолжила Кестрел.

— Кестрел.

— Я не могу.

— Кестрел, пожалуйста, не плачь.

К ее лицу прикоснулась нежная ладонь. Арин провел большим пальцем по влажной коже ее скулы. Это ранило ее, потому что она знала: что бы ни заставило его так сделать, это было не более чем простое сочувствие. Она значила для него ровно столько. Но этого было недостаточно.

— Почему ты не можешь выйти за него замуж? — прошептал он.

Она нарушила данное себе обещание и, подняв на него взгляд, сказала:

— Из-за тебя.

Рука Арина дернулась у ее щеки. Его темноволосая голова склонилась и спряталась в собственной тени. Затем он встал со своего сидения и опустился перед Кестрел на колени. Его руки упали к ее сжатым кулакам, которые она держала на коленях, и открыли их. Он взял ее ладони так, будто набирал в пригоршню воду. Он набрал воздуха, чтобы заговорить.

Она бы остановила его. Она бы заставила себя быть глухой, слепой и сотканной из неосязаемого дыма. Повинуясь страху и желанию, она бы не позволила ему говорить. Повинуясь осознанию того, что страх и желание стали неразличимыми.

Однако он держал ее руки в своих, и она была бессильна.

Он сказал:

— Я хочу того же, чего хочешь ты.

Кестрел отпрянула. Казалось невозможным, чтобы его слова значили именно то, что она поняла из них.

— Для меня захотеть этого было непросто.

Арин поднял лицо, чтобы она увидела его. В его чертах плескалось яркое чувство, которое умоляло, чтобы его назвали по имени.

Надежда.

— Но ты уже отдал свое сердце, — сказала Кестрел.

Его лоб нахмурился, а затем расправился.

— Ах. Нет, все не так, как ты думаешь. — Он коротко рассмеялся. Его смех прозвучал одновременно мягко и как-то дико. — Спроси, зачем я ходил на рынок.

Это было жестоко.

— Мы оба знаем зачем.

Он покачал головой.

— Притворись, что выиграла в «Клык и Жало». Почему я ходил туда? Спроси меня. Я ходил не для того, чтобы встретиться с девушкой, которой не существует.

— Ее… не существует?

— Я солгал.

Кестрел моргнула.

— Тогда зачем ты ходил на рынок?

— Потому что хотел почувствовать себя свободным.

Арин поднял руку, взмахнув ею у виска, а затем неловко уронил ее.

Внезапно Кестрел поняла, что означает этот жест, который она видела столько раз. Это была старая привычка. Он отводил назад воспоминание, прядь волос, которые больше не свисали к лицу, потому что она приказала остричь их.

Она наклонилась вперед и поцеловала его в висок.

Арин легонько прислонил ее к себе. Он прижал к ее щеке свою. Затем его губы коснулись ее лба, ее закрытых глаз, линии, где подбородок переходил в шею.

Их уста соединились. Она почувствовала соленый привкус своих слез на его губах, и этот привкус, и ощущение его, и ощущение их долгого поцелуя наполнило ее тем же тихим смехом, которым рассмеялся Арин несколько мгновений назад. Это была неистовая нежность, нежное неистовство. Она чувствовала это в его ладонях, прижимавшихся к ее тонкому платью. В пламени, которым горела ее кожа… и в том, как она сливалась с ним.

Он чуть-чуть отстранился.

— Я рассказал тебе не все, — произнес он. Карета подскочила, и его всем телом прижало к ней, а затем опять отбросило.

Кестрел улыбнулась.

— У тебя есть еще воображаемые друзья?

— Я…

Далеко в ночи раздался взрыв. Одна лошадь закричала. Карета дернулась, и Кестрел ударилась головой об оконную раму. Она услышала вскрик кучера и удар кнута. Карета резко остановилась. В бок Кестрел уперлась рукоятка кинжала.

— Кестрел? Ты в порядке?

Чувствуя головокружение, она ощупала голову. Ее пальцы ощутили что-то мокрое.

Раздался еще один взрыв. Лошади дернулись, и экипаж снова встряхнуло, но рука Арина удержала Кестрел. Девушка выглянула в окно в сторону города и увидела в небе слабое сияние.

— Что это было?

Помедлив, Арин ответил:

— Черный порох. Первый взрыв — в казармах городской стражи. Второй — в оружейной.

Это могло быть догадкой, но Кестрел так не считала. Одна часть ее сознания понимала совершенно точно, что означала осведомленность Арина, но другая часть захлопнула это понимание за прочной дверью, позволяя девушке думать лишь о том, чем это может обернуться, если он окажется прав.

Город подвергся нападению.

Городская стража была убита в своих постелях.

Враги разбирают из арсенала оружие.

Кестрел выбралась из кареты.

Арин был сразу за ее спиной.

— Кестрел, ты должна вернуться в экипаж.

Она проигнорировала его.

— У тебя кровь, — настаивал Арин.

Кестрел посмотрела на геранского кучера, который натягивал поводья и ругался на беспокойных лошадей. Она увидела все усиливающийся свет со стороны центра города — верный признак пожара. Затем она перевела взгляд на дорогу впереди. Они находились лишь в нескольких минутах пути от ее поместья.

Кестрел сделала шаг в сторону дома.

— Нет. — Арин сжал ее руку. — Мы должны вернуться вместе.

Лошади затихли. В ночи раздавалось лишь их разрозненное фырканье и удары копыт по земле. Кестрел услышала лишь одно слово Арина — должны.

Дверь, которой она отгородила часть своего сознания, распахнулась.

Почему Арин просил ее не пить вино?

Что не так с вином?

Она подумала о Джесс и Ронане и всех танцорах на балу.

— Кестрел.

Голос Арин прозвучал тихо, но настойчиво. Это было начало объяснения, выслушивать которое она не собиралась.

— Отпусти меня.

Его рука упала, и Кестрел не сомневалась: он понял, что она догадалась. Что бы сейчас ни происходило, для него это не было неожиданностью. Что бы ни ожидало ее дома, это было настолько же опасно, как черный порох или отравленное вино.

Они оба знали, что у Кестрел, находившейся посреди ночи в одиночестве на этой дороге, едва ли был выбор.