Жаклин Кэри - Стрела Кушиэля. Редкий дар Страница 45

К моему же служению наставник подходил совсем по-другому.

Некоторых моих гостей, например, того же Хильдерика д’Эссо, он имел в виду с самого начала, но другие — многие — не были предусмотрены в его продуманных планах. Если Алкуин был сетью, расставленной в знакомых водах, то меня наугад забрасывали в открытое море, и даже Анафиэль Делоне не знал наверняка заранее, кто в очередной раз клюнет на приманку и окажется на крючке.

Если вы подумали, что то первое свидание с Хильдериком д’Эссо стало типичным образчиком и для всех последующих, поспешу в этом разуверить. Уже вторая встреча — с членом Казначейства, который дорого заплатил за эту привилегию, — разительно отличалась от забав в трофейной комнате с лордом-охотником. Хрупкий и любезный Пепин Ляше на первый взгляд показался мне больше подходящим Алкуину, чем мне. В спальне он просто снял одежду, лег на кровать и вяло попросил доставить ему удовольствие.

Если д’Эссо почти обошелся без моего искусства, то Пепину оно требовалось все без остатка. Раздевшись, я забралась в постель, встала рядом с ним на колени и начала с ласки качающихся ив: распустила волосы и разбросала по его телу, словно заливая водой, а потом принялась медленно водить локонами туда-сюда.

Ляше лежал, не шевелясь и не подавая признаков возбуждения.

Потерпев неудачу, я попыталась распалить его другими способами. За следующий час я испробовала все специальные ласки, перенятые у Сесиль, и при этом обработала пальцами, губами и языком каждый уголок тела Пепина от мочек ушей и до пальцев ног. В конце концов, отчаявшись, я прибегла к чрезвычайной мере, которой обычно пользуются только самые дешевые проститутки — грубой манипуляции, известной под названием «улещивание черепахи». Член наконец отозвался, слегка приподнявшись.

Боясь прошляпить этот невеликий успех, я мигом оседлала его и задвигалась, но малыш не продолжил набухать, а обмяк и выпал из меня. Едва не плача, я посмотрела в холодные глаза неудовлетворенного гостя.

— Что, опыта не хватает, да? — презрительно спросил он и столкнул меня с себя. — Давай покажу, как это делается.

— Милорд, я ужасно сожалею, пожалуйста, простите… — Я замолчала, когда Ляше потянулся к тумбочке и вытащил шелковые шарфы. И, конечно, не возражала, пока он привязывал меня к столбикам кровати за запястья и щиколотки. А когда он извлек из футляра блестящие щипцы и его отросток начал подниматься и раздуваться без каких-либо ласк с моей стороны, я поняла, с кем имею дело.

Где Хильдерик д’Эссо жестоко пер напролом, там Пепин Ляше проявлялся образцом деликатности. Наверное, для поддержания порядка в королевской казне требуется абсолютная дотошность. Казначей методично обрабатывал меня, казалось, несколько часов. Когда под пыткой я закричала, он поместил мне в рот кожаный кляп, предварительно осведомившись, не желаю ли я произнести сигнал. Я мотнула головой, чувствуя, как из уголков глаз струятся слезы стыда. Мое тело пылало от боли и ныло от желания.

— Если захочешь подать сигнал, — деловито сказал он, открывая мне рот пошире и вставляя туда пухлый кляп, — постучи по столбику, и я услышу. Поняла? — Я кивнула, лишенная возможности говорить. — Вот и хорошо.

А потом Ляше мучил и мучил меня по-всякому, да так долго, что я почти прогрызла кляп.

* * * * *

За каждым свиданием всегда следовал обстоятельный разговор дома. Не берусь сосчитать, сколько самородков знаний мы сложили к ногам Делоне и сколько кусочков головоломки сошлось в ясную картину после наших рассказов. Не лишним будет отметить, что хотя к тому времени мы с Алкуином и умели различать ценные сведения в общем потоке, но так и не разобрались, какие цели преследовал наставник.

Неиссякающий ручеек новостей бурлил и ширился, так как в королевстве росло беспокойство. Король пережил легкий удар, после чего его правая рука отнялась. Исандра де ла Курсель так и оставалась незамужней. Поклонники и претенденты кружили вокруг дофины и трона как волки ранней зимой: еще достаточно осторожные, чтобы держаться на расстоянии, но с каждым днем все голоднее и отчаяннее.

Самым смелым из стаи, однако, оказался не волк, а лев, точнее, Львица Аззали. Хотя я тогда еще ни разу не встречалась лицом к лицу с Лионеттой де ла Курсель де Тревальон, но уже была наслышана и о ней, и о ее нескончаемых интригах.

Об одной я даже узнала из первых рук.

По очередному договору меня на два дня отправили в загородную резиденцию маркизы Солен Бельфур. Делоне попал в цель, когда столкнул нас на приеме у Сесиль. Маркизе доставляло удовольствие поручать мне задания, которые я при всем желании не смогла бы выполнить, и после наказывать за неудачи. В тот раз она проводила меня в приемную, куда до этого по ее приказу садовники принесли охапки распустившихся свежесрезанных цветов и кучей сложили на буфет — масса бутонов и переплетенных стеблей, истекающих росой и роняющих на пол листья и мусор.

— Я еду на прогулку, — обычным высокомерным тоном сообщила маркиза. — По возвращении желаю выпить бокал наливки в этой комнате и требую, чтобы к тому времени ты здесь все убрала и ждала меня на коленях. Поняла, Федра? Исполняй!

Ненавижу, когда меня заставляют заниматься черной работой, и Солен Бельфур каким-то образом это распознала; обычно в подобных делах женщины смышленее мужчин. Я тяготилась такими поручениями, и спасало лишь предвкушение, что в гневе маркиза великолепно разбушуется. Поэтому я, бранясь и сыпля проклятиями, почти час вытягивала цветок за цветком и здорово исколола пальцы, пока не расставила по вазам розы, астры и циннии. Слуги принесли ведра с водой, совок, тряпки и воск для полировки буфета, но не порывались мне помочь, поскольку им это было строжайше запрещено. Не знаю, сплетничают ли сельские слуги так же, как городские, но, несомненно, эти не питали иллюзий по поводу того, зачем я в имении.

Конечно, закончить работу за отведенное время было невозможно, и Солен Бельфур, все еще в костюме для верховой езды, перешагнула порог, когда я только начала сметать мусор в совок. Я мигом встала на колени, а маркиза подлетела и огрела меня хлыстом по плечам.

— Никчемная грязнуля! Я же приказала тебе здесь убрать к моему возвращению. Это что за безобразие? — Проведя рукой по все еще грязному и мокрому буфету, она стянула перчатку и хлестнула меня ею по лицу. Я отбросила волосы за спину и яростно уставилась на мучительницу — наигрывать строптивость не пришлось.

— Вы слишком многого хотите, — огрызнулась я.

У Солен Бельфур были зеленовато-голубые глаза, цвета аквамаринов; когда она злилась, они становились холодными и жесткими как камни. Под ее давящим взглядом мое дыхание участилось.