Суженая мрака (СИ) - Гусейнова Ольга Вадимовна Страница 45

Это был мой первый и единственный облегченный выдох, потому что изнутри меня буквально рвало на части. Не физически, а словно вся вселенная решила поделиться со мной своей душевной болью, тоской и одиночеством.

— Светлая? — удивленно воскликнул кто-то из темных преподавателей, заметив меня у подножия лестницы.

Но я не обратила на него внимания, вперившись в эпицентр пентаграммы, где в вихре закручивающейся спиралью тьмы замер мужчина в длинном кафтане. Он чуть раскинул руки в стороны и словно пытался оттолкнуть от себя бездну, которая грозила затянуть, раздавить, сожрать. Из этой бездны ползла не просто тьма, а сам Мрак, квинтэссенция Тьмы, словно живой мазутно-черный спрут, поблескивающий в пламени свечей. Спрут обволакивал мужчину, сжимал…

Светлые волосы мага, сдерживающего тьму, слиплись от пота, вены вздуты от напряжения, пальцы скрючены в каких-то защитных знаках, кожные поры истекают чернотой. Лицо мужчины искажено мукой. Был бы кто-то другой, я бы, наверное, не узнала, но этого узнала по наитию, душой, а может быть сердцем — они сжались от боли, а потом я поняла, чьи это мокрые, потемневшие от пота волосы, знакомая фигура и чей черный перстень сияет на скрюченном пальце левой руки. Мне не хватило воздуха, инстинктивно рванула ворот, потеряв пару пуговиц. Келео — мой черный дракон! Тот, с мыслями о котором я просыпаюсь по утрам и засыпаю по ночам. Тот, кто вызывает так много чувств и эмоций, кого я терпеть не могу и…кажется, люблю…

Сама душа толкнулась в грудину, заставляя делать шаг вперед, еще и еще. А может мы с моей драконицей не могли безучастно смотреть на страдания дракона, которому отведено столько места в нашей общей женской душе.

— Что ты здесь делаешь, девочка? Уходи быстро! — услышала я чье-то взволнованное требование.

— Мне больно… — просипела я, не в силах оторвать взгляд от мужчины, занимающего мои мысли, и шла к нему, как завороженная.

Каждая линия пентаграммы полыхает чернотой, Мрак набирает силу. Кажется, а может и в самом деле, что Келео истекает им, теряет свою суть и магию, поэтому тьма внутри начертанного на полу рисунка с каждым мгновением сгущается, звереет, гудит, словно дым в дымоходе в зимнюю, морозную пору. Ярится на него за эту потерю, словно он предал ее, обманул. Но Келео не сдается, его пальцы будто живут своей жизнью, рисуют в воздухе одну за другой невидимые руны, отчего Мрак беснуется еще неистовее.

О ужас! Я увидела, как от Келео отделяется его суть, черная клякса в форме дракона. Оба тянутся друг к другу, наверное, зверь пытается в отчаянной попытке удержаться когтями за хозяина, а тот протягивает ему руку. Горячие слезы обожгли мои щеки.

— Без суженой он не справится… — злясь на свою на беспомощность, вздохнул маго Бесстай.

Я всхлипнула от боли и ужаса: как, как она могла бросить его в такой момент? Почему не почувствовала и не прилетела спасать? Где его суженая?

— Сейчас рвется их связь, ритуал отказа от суженой — самый жестокий из известных мне, — прохрипел один из тех преподавателей, которые наматывают круги вокруг происходящего безумия и, увы, не знают, как его прекратить.

А я остолбенела: Келео отказывается от суженой? Но почему? Ради чего? Именно в этот момент наши взгляды встретились. Его — матерого черного дракона, теряющего суть, зверя и магию в эпицентре Тьмы, и мой — молоденькой золотой драконицы, беспомощно застывшей в паре шагов от пентаграммы. Удивительно, но даже сейчас он смотрит словно повелитель вселенной, словно голодный зверь на свою добычу, обещая, нет, буквально давая клятву закончить с делами и заняться мной.

Окружающие о чем-то говорят, предупреждают, кажется, требуют уйти. Но сияющие на потемневшем от тьмы лице черные глаза Келео не отпускают меня из плена, а душу все сильнее раздирает боль. Буквально рвет в лохмотья. Неожиданно он протянул мне руку — безмолвно приказал подойти, нарушить смертельно опасную границу и шагнуть к нему, в ловушку Тьмы. Присоединиться в безумии Мрака, нырнуть в настоящий темный шторм. Наверное, в тот момент мне отказали мозги, к тому же, по непонятной причине Древний молчал, словно затаился. В общем, некому было образумить, дернуть назад. Не раздумывая, не вдумываясь зачем так поступаю, я сделала последние, разделяющие нас шаги — и пересекла черту…

И словно в ледяную воду нырнула, вязкую, мерзкую, обжигающую холодом душу, да все, что есть вымораживающую. Я не успела испугаться, мою руку тут же схватил Келео, дернул меня на себя и прижал к груди. Подняв голову, я всматривалась в его лицо, еще утром, на уроке, привычно бледное, бесстрастное, а сейчас — почерневшее, страшное, искаженное чудовищной мукой. Это было настолько неправильно, что я машинально подняла руку и — стерла с его лица черноту, словно грязь. Затем с невыразимым чувством нежности обхватила ладонями его скулы, чтобы забрать хоть часть его боли, вернуть прежнее спокойствие и совершенство его чертам.

— Выпускай свой свет, весь, что есть, — просипел он, обнимая и буквально обволакивая собой меня в защитном жесте.

Я послушалась беспрекословно, за последние месяцы настолько привыкла к его постоянному присутствию, участию в своей жизни, к приказам как учителя и наставника, что действовала на рефлексах. Я раскрылась, расслабилась, обняла Келео и, уткнувшись носом ему в грудь, попробовала абстрагироваться от кошмарных ощущений взбесившейся тьмы. Но было мало, его мало. Чуть-чуть отстранилась, чтобы вновь поднять лицо, заглянуть в удивительные глаза этого вечно сурового ко мне, требовательного мужчины и утонула в их черноте. Мгновение, которое, кажется, вечность длилось, глаза в глаза, будто вокруг никого и ничего кроме нас, а потом его четко очерченные чувственные губы накрыли мои.

Первый поцелуй, наш и мой! Возможно, единственный и больше никогда не повторится, поэтому я опять не вникала, что делаю, а просто действовала по наитию, доверившись чувствам, сердцу, эмоциям. Полностью отдалась им, отдалась поцелую с Келео, раскрылась ему…

Я чувствовала вкус мужских губ на своих губах, горячий язык, который ворвался хозяином в мой рот; ощущала сильные, твердые руки, обнимающие меня; задирала голову и тянулась на цыпочках все выше и выше, чтобы стать ближе к Келео. Хотела теснее слиться с ним, стать одним дыханием… навечно. Руки Келео скользили по моему телу, затем одна — зарылась в моих наверняка растрепанных волосах, пальцы стиснули затылок, вторая — легла на ягодицы, прижала и, подняв меня над полом, держала на весу. Мелькнула мысль, что меня будто бы пьют, забирают душу и сердце, оставляя навечно память об этом сумасшедшем поцелуе, невероятном смешении Мрака и Света. Но сейчас, в этот чудесный миг, не хотелось думать ни о чем — только чувствовать, чувствовать, чувствовать… отдать все, что есть, Ему, Одному, моему черному дракону!

Где-то на задворках сознания полыхнуло настоящее зарево и окутало нас слепящим светом. Я впервые в жизни по-настоящему наслаждалась, купаясь не в омерзительно холодной тьме, а в захлестнувшей меня эйфории, не раз испытываемых чувствах защищенности, тепла и жизни, как бывало, когда оказывалась в пределах магии Келео.

Поцелуй прекратился, я пыталась отдышаться, прийти в себя от множества впечатлений и ощущений и наблюдала, как черты лица Келео меняются. Его дракон неохотно отступал, отдавал власть человеческой половине. Не знаю как у него или у нас получилось, но жуткий ритуал прекратился, лишь жалкие ошметки тьмы метались вокруг нас, правда ластились к Келео, словно умоляли хозяина простить их. Раскрыв ладони, он впитал их.

Мы вновь встретились взглядом с Келео, бледным, изможденным — и буквально рухнули на пол. Он увлек меня за собой, так и не выпустив из рук. Приподнявшись на его груди, я потрясла головой, разгоняя черных «мушек» перед глазами. Совершенно очевидно, что не только без магии осталась, но и в жизненную силу забралась, раз мне настолько плохо. Сместившись на пол, я совершила героическую попытку встать, но смогла только чуточку приподняться, чтобы присесть, привалившись к Келео. И нечаянно обратила внимание на кисти наших рук, вернее, на странные, связывающие их черные руны, похожие на брачные браслеты. Но ведь черных брачных браслетов не бывает, вроде бы? Они же должны быть золотыми, верно?