Наталья Мазуркевич - Право на свободу, право на любовь Страница 46

— Но… — он слишком хорошо разбирался в интонациях, чтобы не уловить просящееся продолжение.

— Но мне бы не хотелось, чтобы это повторилось. Да, я благодарна вам за свое спасение от этого южанина, но не думайте, что вам позволено больше, чем ему.

— И в мыслях не было, — заверил меня мужчина, усмехнувшись. Не поверил. Впрочем, я бы и сама не поверила, после нашего поцелуя. Но так же нельзя!

— Рада, что наши мысли совпадают.

— Вы даже представить себе не можете насколько. — Он еще и шутит! Или… я быстро взглянула на своего кавалера. Шутит. Он улыбался, а значит все, что он говорит не всерьез. Или всерьез, учитывая, что маг всегда вот так насмешливо зыркает?

— Вы случайно не знаете, император задерживается? — решила перевести разговор в иное русло. Увы, новая тема была еще куда более животрепещущей, ибо напрямую касалась еды.

Пожалуй, если бы некоторым из собравшихся предложили продать империю за возможность прямо сейчас покушать, то в числе предателей родины появилась молодая кровь. Более опытные, года присутствующие на подобных ужинах, держались более стойко, но тоже поглядывали на часы.

— Лорд Эйстон. — К нам подошел советник Лейворей. На этот раз один, без сына. — Вы решили вернуться к светской жизни?

— Ненадолго, — усмехнулся маг, а я ощутила, как он придвигается ближе, становясь за моей спиной. — А вы, я смотрю, частый гость таких мероприятий?

— По роду службы. Как, впрочем, и вы.

Советник перевел взгляд на меня, а я смотрела ему за спину, где в дверях появилась, пожалуй, самая странная пара сегодняшнего вечера. Тут даже южанин со своим халатом мерк, что уж говорить про остальных. Вот уж кто не боялся выглядеть иначе. Хотя, если брат императора хоть немного похож на венценосного брата, то неудивительно, что он может позволить себе быть любым. Конечно, с молчаливого одобрения монарха.

Карон Таргелей первым вошел в зал сегодняшнего собрания, жестом поприветствовал кого-то из самых любимых родственников и рывком вытянул из-за спины свою юную спутницу. Митара нервничала, неуютно чувствуя себя под взглядами разряженных господ, которые с пренебрежением рассматривали ее простую зеленную рубашку, темные брюки и сапоги на высокой подметке. Но, спустя пару мгновений, девочка приосанилась и уже как ни в чем не бывало… пошла к столу? Карон не препятствовал, неторопливо следуя за ней.

— Признаться, я думал, он не будет брать ее с собой, — признался советник и обратился ком не: — Вы выбрали лорда своим спутником?

— В этот вечер — да.

— Жаль, Актор был очарован.

— Он бы сам мог выразить свое почтение, — заметил маг не без скепсиса. — Вместо этого пришли вы. Не находите странным?

— Нет. Кому как не мне знать собственного сына, — равнодушно, как будто его совсем не волновал тон Эйстона, сказал Лейворей-старший. — Рад, что император вновь благоволит вам. Ведь тот недосмотр произошел по вашей вине. Леди Кириниса могла пострадать.

— Пострадать может каждый из здесь присутствующих. Даже вы, советник, — Эйстон говорил тихо. Но угрозу в его словах расслышала даже я. Советник же чуть прищурился и иронично улыбнулся:

— Вам так кажется?

— Иногда на меня находит… предвидение, — пояснил сероглазый маг. Краем глаза я уловила, как по его пальцам начали прыгать искорки.

— Вот как. — Советник тоже их заметил. — В таком случае, мне лучше поберечься.

И он ушел. Просто взял и ушел, даже не попытавшись что-либо изменить в своем поражении. Вот только меня больше занимало другое:

— Милорд. — Я развернулась к нему лицом и вскинула голову, чтобы видеть его глаза, и застыла. Он не улыбался: не было ни привычной насмешливой ухмылки, ни бесенят в глазах, ни просто привычного прищура. Вместо этого была ледяная маска отчужденности: он ждал, что я ему скажу, и ничего хорошего не предвидел.

— Миледи? — он выжидал, предпочитая слушать, нежели говорить. Не хотел случайно выдать что-либо еще?

— То, о чем говорил советник… Это правда? Я могла пострадать по вашей вине? Когда такое было?

— До вашего поступления в школу искусств, — признал маг. — Группа старших учеников решила отдохнуть в городе. Один из них повел себя неэтично, более того, не проверил прикосновенность.

— Прикосновенность? — вздернула брови. Нам о таком не говорили.

— Да, на всех браслетах стоит та или иная степень. У вас — абсолютный запрет. Он этого не учел, за что и понес наказание.

— Вы так просто об этом говорите… Но где здесь ваша вина?

— Моя вина? Возможно, я не усмотрел за подопечными. И, ваша светлость, не нужно говорить об ошибках и прощении за них. Вы лучше меня, уверен, знаете, как предпочитают проводить время маги в городе.

— Но этого никогда не волновало аристократов. — Я хотела его оправдать? За что?

— Мы не нуждаемся в оправдании. Это одна из прелестей обладания силой. Есть квота на, — Эйстон нахмурился, подбирая слова, — на ‘изыски’. И если маг нарушает лимит, его ждет наказание, если нет — власть закроет глаза. Это еще один механизм регулирования численности жителей столицы. Как естественный отбор.

— Тогда почему?..

— Прикосновенность, — прервал меня мужчина. — Есть те, кого нельзя трогать. Высшие чины, их дети, родственники — у всех есть та или иная степень запрета, которая зависит от положения и значения для империи. И. выходя на охоту, каждый маг должен убедиться, что жертвы нет в списке запретных людей. Вы в нем были, но ученик проявил халатность и не убедился в этом. Я, как его куратор, тоже понес наказание. Поэтому я и говорил, что наша первая встреча стоила мне дорого. Именно эта встреча, а не ваше головокружительное падение.

Но я уже не слушала. Ученик мага, прикосновенность, охота, клуб… Голова отозвалась болью, а перед глазами все поплыло. Взгляды, чужие прикосновения, какой-то горькие напиток, стакан воды, стакан воды, из которого меня заставляют пить. Еще и еще. По глотку. А мне плохо, так плохо, что мыслей не остается, все тело ломит, и каждый глоток — испытание. Медленное, мучительное испытание, и голос… Знакомый голос, который уговаривает выпить еще и терпеливо держит стакан. А потом снова, и снова, и снова… Пока я не засыпаю, последний раз взглянув в такие знакомые серые глаза.

Знакомые. Серые. Глаза.

Глаза мага, который мне помог, но и глаза того, кто равнодушно смотрел сквозь меня, пока не увидел браслет. Пока не увидел запрет. И если бы его не было…

Я вырвала руку прежде, чем смогла бы внятно объяснить свой поступок. Эйстон не останавливал и даже не пошел за мной, когда я быстро пересекла черту, отделявшую нас от шума придворных. И пусть они не слышали нашего разговора, но не видеть не могли и теперь заинтересовано, я бы даже сказала жадно, следили за развитием событий. А мне хотелось быть далеко. Так далеко, чтобы никого не видеть, не слышать и даже не чувствовать. Особенно — чтобы не видеть его.