Елена Усачева - Улыбка демона (сборник) Страница 49

В полдник приехал цирк. Солнце после долгого дождя было таким манящим, таким желанным, что всех загнать в клуб не удалось. Во время выступления дверь постоянно хлопала, выпуская на волю то одного, то другого беглеца.

— Настя, — позвала Валя, музыкальный руководитель. — Что-то у нас все спуталось. Я так поняла, что Оля до конца смены не вернется. Ты сыграешь жену Али-Бабы?

Настя покачала головой, опуская игрушку.

— Оля вернется. — Она машинально встряхивала кубик, прислушиваясь к постукиванию шарика. Он там, внутри. Никуда он не делся. И не денется.

— Сегодня после отбоя сможешь прийти в клуб?

Хотелось смеяться. Ловко! Значит, любое желание теперь исполнится? Любое. Какое захочется. Как же это страшно…

— Но ты мне нужна вместе с… Килограммом. Так, кажется, твоего напарника кличут?

Настя улыбнулась. Вот Ермишкин обрадуется такому повышению.

— Его зовут Женя, — вздохнула Настя.

— Да знаю я, что Женя. — И, словно нехотя выдавая большую тайну, Валя добавила: — Брат попросил попробовать его на Али-Бабу. Я как-то раньше этого Женю не замечала. На репетиции он оказался очень пластичен.

— А как же Вовка?

— Ему сейчас не до репетиций, а мы ждать не можем. У нас спектакль через десять дней. — Валя задумалась. — Значит, оставьте на кого-то отряд и приходите оба. Надо посмотреть, как вы будете вместе смотреться.

Настя представила сотню фотографий, что ей довелось посмотреть на десятке экранов фотоаппаратов своих подопечных в прошлом месяце. Нормально они с Женькой смотрятся. Одного роста. И цвет волос похожий.

— И поговорите с начальником, — выдернула Настю из размышлений Валя. — Он может не согласиться одновременно отпускать с отряда двух человек. Он вами недоволен.

— Почему? — За своей борьбой со свалившимся ей на голову демоном Настя забыла, что в жизни может быть еще масса других проблем.

— Вон, можешь у него сама спросить.

К клубу шел Петр Петрович. Вид у него был мрачный.

— Орлова! Почему не на отряде? Почему ваши дети гуляют по территории лагеря?

— Они уже выросли из цирка, — пробормотала первое пришедшее на ум.

— Безобразие! Совершенно не работаете! Приду вечером, проверю, если в одиннадцать отряд не будет в кроватях, получите выговор.

Настя громыхнула кубиком.

— Детский сад, — в сердцах бросил Петр Петрович.

— А как дела у Оли? — крикнула вслед начальнику Настя.

— Не знаю, как у нее дела. — Он уходил, недовольно подергивая правой рукой, словно рукав рубашки застрял в рукаве пиджака, но при этом продолжал бурчать: — Зрение надо проверять лучше. Тоже мне, фокусники, ходить сквозь стены.

Настя снова потрясла кубиком. Шарик суматошно стукнулся туда-сюда, замер, ожидая, куда ему прикажут катиться дальше.

— Орлова…

От этого негромкого голоса Настя вздрогнула. Шарик ухнул в уголок.

— Почему ты ничего не делаешь?

Тамара. Кто еще может ратовать за справедливость? Странно, что она за Стаса не попрекает. Связь прямая. А Тамара не глупа.

— Что я должна делать? — Слова Насте даются с трудом. Горло пересохло. От чего она бежит? От судьбы? А может, всего-то надо сказать пару простых слов. Только она их почему-то не произносит.

— Разве ты не собираешься вылечить Олю?

— Я? — Настя потрясла кубиком, возвращая себя в реальность.

— Ксению ты вылечила. Почему сейчас нет?

Настя перебросила головоломку из руки в руку.

— Это все из-за тебя! — как приговор, жестко произнесла Попугайчик.

Маша! Ну, конечно… Она рассказала. Ребенок не мог не поделиться большим секретом о добром волшебнике с любимыми вожатыми. Как быстро портится молодежь.

— Хочешь сыграть главную роль в спектакле? Все для этого? — Тома смотрела на нее с ненавистью. — Если они расстанутся, потом всю жизнь тебя проклинать станут. Не будет тебе никакой любви, никакого счастья. После такого счастливо не живут!

— Я ничего не делала, она сама… — Обвинения были ужасны. — Оля не заметила, что дверь закрыта.

— Конечно! До этого замечала, а потом перестала замечать, — фыркнула Тома и вдруг жестко посмотрела на Настю. — Помоги ей!

Настя попятилась. Все это виделось одним непрекращающимся кошмаром. Как объяснить, что за такую помощь она должна будет расплатиться собственной душой?

— Я не могу ей помочь.

— В прошлом месяце могла, а теперь разучилась? Или Стас тебе нравился больше, чем Вовка? То-то он первым из лагеря вылетел.

А вот и долгожданные упреки. Нельзя быть такой догадливой. Это плохо кончается.

— Стас вернется.

Она все исправит. Она будет следовать за демоном, не давая ему калечить судьбы людей. Ну, конечно! Необязательно во всем подчиняться злу. У бабушки диктовать свои условия не всегда получалось. Но что ей мешает сразу установить свои правила игры? Демон хочет остаться в мире людей, и он все равно останется, с Настей или без. Вот только с Настей он обязан будет слушаться. И она добьется своего. Или они из этого мира уйдут вместе.

Настя пошла прочь. По дорожкам, мимо корпусов, мимо спортивной площадки, к речке. Оттуда ноги ее провели через осиновую рощицу к въездным воротам. Хотелось уйти. Совсем. Чтобы больше никого не видеть. Но от себя не убежишь. А тем более от Женьки.

— Слушай, я только что у Сереги был, — вылетел к ней навстречу Ермишкин-младший. — Он говорит, что Петрович хочет тебя из лагеря убрать. Это правда?

Настя задержала дыхание. Все правильно — ей надо уехать, чтобы в лагере больше ничего не происходило. Уехать и встретиться с бабушкой, уже умершей бабушкой, чтобы подписаться под получением наследства.

— Мне нельзя уезжать, — прошептала внезапно испугавшаяся своего только что принятого решения Настя. Она с надеждой взглянула на напарника. «Помоги!» — кричал ее взгляд. Но ведь словами все и не скажешь. Хотя Женька и так все знает. Ему остается только совершить поступок — пойти и всем сказать, что Настя никому ничего не должна, что пускай в своих отношениях разбираются сами. Задвинуть ее за спину и никуда не пускать, особенно в изолятор. Он же говорил, что любит! Если это так — то он обязан чувствовать Настину боль, Настино решение и ее страх…

Но Женька ничего не чувствовал. Он поглядывал в сторону рубки, словно оттуда к нему шел сигнал помощи.

— Ага! Я испугался, что ты сама хочешь… Ты только скажи, я этому Толмачеву еще раз врежу! — Женька словно забыл, что в прошлый раз так и не успел ударить старшего вожатого.

— Это уже не поможет.

Женька растерянно потер руки, глянул вокруг. На знакомые деревья, на десять лет как уже ржавые ворота, на поколотые статуи, на темную тропинку, ведущую к реке. Все это было такое простое, правильное и понятное. Направо дорога, которая приводит к автобусной остановке, откуда можно уехать домой; налево река — вода теплая, можно и ночью купаться; за спиной лагерь со своими правилами и законами. А перед ним Настя. Такая запутанная и непонятная. Он бы многое отдал, чтобы помочь ей. Но что отдать? Жизнь? Свободу? Свою любовь? Все это ей не надо. Ее волнует что-то другое, что для Женьки до сих пор осталось туманным и бестолковым.