Марина Ефиминюк - Магические узы Страница 5

– Яра! Это тебя! – заорала я, задрав голову.

В ответ наверху что-то загрохотало, и на потолке зашаталась пыльная люстра, взбаламутив световой шарик. Раскрасневшаяся матушка, зажимая подмышкой старые поцарапанные коньки, спустилась по ступенькам со смятой ковровой дорожкой.

– Кто это на антресоли положил? – гневно вопросила мама Ярослава, швырнув коньки под лестницу.

– Ты и положила, – я только покачала головой.

Зеркало трещало, и изображение тетки сильно рябило. Мама схватила трубку, висевшую на рычаге в стене, и тетка тут же беззвучно зашевелила губами.

– А мы собираемся, – отозвалась мама Ярослава, и в ее голосе появилось нескрываемое торжество: – Знаю, дорогая, что ты хотела в Бериславль летом съездить, – она выдержала паузу, желая, добиться убийственного эффекта: – А вот мы сейчас собрались. Подумали, зачем всем в одно время ютиться? У Рябины дом не то, чтобы шибко большой…

Я едва сдержала ухмылку, когда тетку перекосило от зависти, а улыбка стала натянутой и фальшивой. Мама спряталась на кухне, усевшись на шаткий кряхтевший табурет. Провод трубки обтянул дверной косяк, и зеркало опасно накренилось, грозясь свалиться на пол. Взгляд поверженной черной вестью Галки ощупывал разгромленную прихожую и сосредоточился на моей склоненной над сундуком фигурке. Тут же раздалось мамашино восклицание:

– Кожа да кости? – родительница выглянула из кухни и критично пригляделась ко мне. – Да, ты права, – вздохнула она с сожалением, – Ведка действительно сильно похудела!

От возмущения у меня вспыхнули щеки, чтобы не высказаться в сердцах, я выместила досаду на крышке сундука, хорошенько громыхнув ею, а потом стащила с перил простыню и с милой улыбкой мстительно накрыла зеркальный коммуникатор.

– Как завесила? – изумилась тут же матушка. Она снова высунула нос из кухни и страстно закивала, соглашаясь со мной. – Да, брось. У нас коммуникатор плохо работает, – поохала мама для приличия, чтобы Галка не обижалась очень сильно.

Неожиданно мне, аккуратно складывавшей одежду на дно сундука, показалось, будто за спиной щелкнул дверной замок. Сильно издерганная последними, пускай не особо страшными, но крайне нервирующими событиями, я подскочила, словно внутри распрямилась стянутая пружина.

Осторожно подкравшись, я настежь распахнула входную дверь и впустила в пыльную прихожую толику ночной свежести. На каменном крыльце под уличным фонарем стояла Радка. Ее фигурка все еще сохраняла отроческую угловатость и казалась очень хрупкой. Сестра, захваченная врасплох, поспешно стерла ладонью размазанную карминовую помаду.

– Румяна тоже, а то отца удар хватит, – посоветовала я, непроизвольно замечая, как истерично зашатались кусты сирени, и сделала вид, что не расслышала сдавленных проклятий, несшихся оттуда.

Не желая смущать сестру, я скрылась обратно в прихожей.

Приведя себя в божеский вид, Рада с быстренько собранными в косу русыми волосами воровато скользнула в дом и неслышно прикрыла за собой дверь. Тут же она стянула мамины выходные туфли, спрятав их в полку для обуви и, уже не торопясь, стащила с плеч сворованный из моего шкафа пиджак, стоивший мне половины месячного жалования.

Девчонка как раз неряшливо набросила дорогущий наряд на вешалку поверх прочей одежды, когда прогрохотал голос очнувшегося от вечерней дремы отца:

– Ты опоздала на час!

Сестра испуганно замерла, прикусив губу. Я оглянулась к папане, застывшему под аркой в гостиную. Над его лысиной переливчато позвякивали от сквозняка трубочки восточных колокольчиков. Мощная высокая фигура родителя угнетала, а редкие волосы торчали в разные стороны. Мама с беспокойством выглянула из кухни, а с домашнего коммуникатора, словно по мановению волшебной палочки, соскользнула простыня, и тетка Галка захлебнулась восторгом, обнаружив самое начало домашнего скандала.

Отец отличался суровым нравом, и мне иногда казалось, что он путал дочерей со стражами-первогодками. Родительского воспитания в отрочестве я хлебнула полным половником, и, надо заметить, Богдан хорошенько развлекался за мой счет ни один год подряд. Потом мы с ним повзрослели, брат уехал из дома в спальном районе, а отец сосредоточил воспитательные потуги на подросшей Раде. Конечно, мой подконтрольный возраст ушел, но я все еще не решалась приглашать в дом поклонников, представляя, какой может случиться кордебалет. Уверена, что редкий кавалер выдержит знакомство с моими родителями!

Радка мялась, краснея и бледнея попеременно. В больших и несчастных, как у олененка, глазах заблестели чистые слезы. Актерским талантом природа сестру не обделила, жаль, что в театральное училище брали в основном эльфов да нимф, глядишь, знаменитостью бы стала. Хоть какой-то прок получился бы.

– Папочка… – надломанным голосом простонала провинившаяся и сделала неосторожный шаг, толкая плечом вешалку. Неустойчивая конструкция охотно плюхнулась посреди прихожей. Стараясь оттянуть ежевечерние нравоучения отца, Радка поспешно подняла вешалку и с деятельным видом, будто ничего важнее в жизни не делала, принялась насаживать соскользнувшую одежду на зубцы. Тут что-то звякнуло о паркетный пол и прокатилось до отцовской ноги. Останавливаясь, поблескивающий серебряный браслет в виде спирали с широкими витками завертелся на месте.

– Это выпало из ведкиного кармана! – тут же нахально заявила младшая сестра, мгновенно пихнув поднятый с пола пиджак мне в руки.

– Только пиджак надевала ты, – проворчала я и аккуратно встряхнула наряд, чтобы не помялся.

– Кто? – зашевелил шикарными густыми усами отец, упирая руки в бока. Из гостиной донесся оглушительный рев возбужденных футбольных фанатов. Мама заторопилась на спасение младшей дочери и, выбравшись из кухни, повесила на рычаг трубку, бесцеремонно прервав переговоры с Галкой. Зеркало медленно затухало, а отражение тетки вытягивало шею, стараясь разглядеть все в мельчайших подробностях.

– Что ты привязался к дочери? – набросилась на отца Ярослава. – Кто тебе, деточка, подарил это милую… – матушка присмотрелась к украшению и скривилась от омерзения, – гадость.

– Ма-ма-мальчик, – запинаясь, прошелестела Рада, собираясь разразиться показанным ревом.

Стало по-настоящему обидно. Меня в отрочестве мать никогда не выгораживала перед отцом! Даже подаренные на свиданиях цветы мне приходилось выбрасывать в мусорные баки перед домом. Не понимаю, где справедливость?!

– Мальчик?! – прогрохотал отец, багровея.

Мама от досады плюнула, догадавшись, что выбрала неверную тактику.

– Так ты уже с мальчиками встречаешься?! – папа так и не смог договорить, потрясая кулаком, потому как подавился от возмущения и закашлялся.

– Папа ей семнадцать, – протянула я, закатывая глаза.

– Лучше бы к поступлению в Университет готовилась! – прохрипел отец, в действительности давно смирившись с тем, что не сможет заставить младшую дочь поднабраться уму разуму в высшем учебном заведении.

Пока в проповеди произошла заминка, сестра метнулась за браслетом и, схватив украшение с пола, ринулась по лестнице на второй этаж. Уже достигнув безопасного расстояния, она свесилась через перила и заорала истошно, чтобы родители не расслаблялись:

– Меня никто не понимает! Вы только Ведку и Богдана любите! Я лишняя в этом доме! – вслед воплю громыхнула дверь в комнату.

Стоя в гробовом молчании посреди разгромленной прихожей, мы недоуменно переглядывались.

– Изверг ты, Володька, – наконец, махнула рукой мама, – ребенка до слез довел.

– Да, что я такого сказал? – обиделся отец.

– Сделай потише видение, – вздохнула матушка, подбирая с пола простыню, – а то голова трещит.

Плавно покачивая бедрами, она поднялась на второй этаж, торопясь откачать младшего ребенка от устроенной супругом воспитательной терапии. Проводив жену виноватым взором, тот протянул, обращаясь ко мне:

– Ведка, ну, что я такого сказал?!

Я только пожала плечами и, спрятавшись в кухне, остаток вечера отгораживалась от семейства монитором лэптопа.

Дом, наконец, утих. Слезы, отмеренные на этот вечер, пролились, крики умолкли, семейный оркестр устал. Дирижер в лице мамы сладко посапывал под боком у концертмейстера отца. Первая скрипка Рада, наревевшись за горькую отроческую судьбу, провалилась в глубокий сон, и только я, жалкая подтанцовка, никак не могла улечься. Морок часов на кухонной стене показывал начало второго. Сумрак затопил первый этаж, лишь ночник с тканевым абажуром, висевший над лестницей, отбрасывал тусклое свечение крошечного магического шарика.

Стараясь не скрипеть проваленными половицами, я поднялась по лестнице и, затаив дыхание, пошире распахнула дверь в спальню. Темень, разбавляемая тусклым уличным светом, без остатка наполняла комнату. Тут же показалось, что на кровати сидит прозрачное существо, а плакат эльфийского певца на стене оскалился клыками. Я поспешно хлопнула в ладоши. Хрустальный светильник с зыбким желтоватым шаром внутри послушно вспыхнул, но в следующее мгновение блеснула вспышка. С пронзительным треньканьем лампа взорвалась осколками, заставляя отпрянуть, а свет мгновенно потух. Сердце подпрыгнуло к самому горлу, кровь бешено застучала в висках. Вцепившись в дверную ручку, я застыла. Тишина показалась зловещей. Во мгле таилась угроза!