Галина Гончарова - Полудемон. Счастье короля Страница 5

Я предложил вдобавок к отсутствию пятины храмовникам работать в бесплатных больницах. В обязательном порядке.

Этого им не хотелось, а потому вопрос мигом решился в мою пользу.

Развести Ваше величество?

Да мигом! Все равно брак с нечистью фактически недействителен.

Как, он еще и не консумирован?!!

И ведь вы не лжете, наши маги не ошибаются.

Тогда — вообще признание брака недействительным, поздравляем вас, ваше величество.

И я с чистой совестью занялся государственными делами!

Налоги, доходы, расходы, разъезды, расчеты, казни и назначения… все это занимало столько времени, что с ума сойти.

Хорошо хоть, приехавшая вскоре Марта взяла на себя призраков. Теперь они общались с ней, а я мог хоть чуть вздохнуть. И так процесс притирания новых областей к королевству требовал от меня всех сил и времени. Я даже про женщин вспоминал только на пять минут и по утрам. Какие там шашни с придворными дамами!? Ни сил, ни времени, ни желания уже не было. Интересно, хоть когда‑нибудь я получу немного времени для себя?

А спустя год мне написал Дарий.

Писал, что так и так погорячился. Конечно, я не обязан был делиться плодами победы, раз уж они в ней не поучаствовали. Но… нехорошо это, когда два государства враждуют. Да и мне без жены, наверное, тоже грустно.

А вот у него есть сестра…

Ее высочество принцесса Дариола Элианол Риолонская. И возможно…

Я подумал. Недолго, примерно с полгода.

А почему бы и нет?

Но все то, что вы отожрали при Рудольфе — вы в приданном вернете. И еще приплатите. Иначе — ищите ей мужа где‑то еще.

Естественно, ни Дарий, ни его отец, такому повороту не обрадовались. И предложили приехать в гости, а уж там. Спокойно все и обговорить.

Ну… ладно.

Я согласился — и разглядывал принцессу с интересом естествоиспытателя.

Ладно.

На любителя, но симпатичная. Что думала она — и по сей день не знаю. А вот что думала Марта…

Моя нянюшка высказалась в тот же вечер и вполне определенно. Обозвав принцессу сушеной стервлядью, умоленной белесой гадюкой и риолонским страшилищем. И предложила отослать ее обратно.

Потом погрустила и согласилась, что жениться мне‑таки надо. С выгодой для страны?

Ох, Алекс, как же ты на свою маму похож!

По случаю их приезда пришлось устроить турнир. Сам я, правда, не участвовал. Некогда, неохота. Сидел рядом с Дариолой, смотрел на рыцарей, которые были счастливы погреметь кастрюлями.

Впрочем, принцессе это все явно нравилось. Рыцари, баллады, менестрели, цветы и восхищенные взгляды, трубы и литавры… скучно.

— Алекс, а вы не сражаетесь во имя вашей прекрасной дамы?

Я пожал плечами.

— Ваше высочество, это будет некрасиво с моей стороны.

— Почему же?

— Я же король. И заставлять рыцарей выбирать между своей храбростью и вассальным долгом…

— Вы благородны, ваше величество. И ваш поступок очень умен.

Льстить ее высочество умела. А ее брат торговаться.

Но наконец, через пару недель мы сошлись на цифре, которая устроила всех. И — принялись готовиться к королевской свадьбе.

Расходы, опять расходы. А у меня еще столько дорог, столько мест, где требуются деньги…

Невеста была… очаровательна? Да нет. Красива?

Не на мой вкус.

Больше всего Дариола напоминала именно ту самую стерлядь, только в кружевах и бриллиантах. На рыбу ее делали похожей и скошенный подбородок, и небольшие глаза, и выпяченная нижняя губа.

О ее душевных же качествах мне доносили призраки.

Принцесса много молится, но судя по тому, что призракам ее молитва не мешает никак — по обязанности. Не молитва, в которую вообще‑то душу вкладывают, а просто произнесенные слова. Откровенно принцесса говорила только один раз и только с братом.

— Дар, это так обязательно?

— Дарина, мы же все обговорили перед отъездом.

— Ну да! Но….

— Ты же понимаешь, что для Риолона…

— Да, я знаю. Но это так тяжело…

— Дарина…

Дальше ничего толкового сказано не было, только слезы с одной стороны и утешение с другой стороны. Конечно, я ничего не заподозрил. Даже пожалел ее немного. Может, у нее в Риолоне любовь была. А тут — я. И замуж выходить надо по государственным интересам. Принцесса же.

А любви хочется…

Даже дал себе слово ее не обижать. Идиот вислоухий.

Мы поженились и той же ночью… ну да. А чего ждать? Это ведь не нечисть, я точно знал. А наследник все же нужен.

В постели Дариола неожиданно оказалась очень страстной. Она царапалась, кусалась, взвизгивала… ну что ж. Хоть в одном пункте у нас разногласий не будет.

В постели их и не было. А вот во всем остальном…

Отгремели торжества. Уехали риолонцы. И только тогда, постепенно…

Дариола оказалась показательно — набожной. Ее манера осуждать все, что не входило в догматы Храма, меня раздражала. А еще более меня раздражали ее попытки загнать в рамки уложений все окружающее. И все — и всех.

Надо было определенным образом одеваться — Храм и этикет. Кушать — этикет и Храм. Проводить время и развлекаться — Храм. Ходить, говорить, дружить — этикет. Даже ложиться в кровать — и то по установлениям Храма.

Нет, в кровати‑то все было нормально. Но услышав впервые про запрет на близость из‑за дня какой‑то мученицы…

Вот так вот. Приходишь к жене, а тебе — извините, дорогой супруг, сегодня мой служитель мне не велит, ибо день усекновения главы у Сизарды непорочной. Как я понял, эту Сизарду за то и… покритиковали, что или не дала, или не тому дала….

И что мне было делать?

Первый раз я согласился с женой.

И второй.

А на третий…

Заявил, что она совершенно права. Так что я пошел. И пошел.

В бордель.

Ничего такого я там. Кстати, не делал. Просто сидел и беседовал с Элизой, но супруге донесли. И что тут началось!

Дарина визжала так, что мне показалось — у нее глаза вылетят. И как я мог! И я ее опозорил! И это великий грех! И мне надо на коленях молиться, чтобы….

Размечталась.

Дослушать я ее дослушал, лишний раз убеждаясь, что хорошее дело браком не назовут. И вежливо проинформировал жену, что это — ее проблемы. А я… каждый раз, когда я буду проводить ночь вне постели жены по ее религиозным убеждениям — я буду проводить ее в борделе. По моим убеждениям.

У меня вера такая.

Вот.

Дарина принялась визжать в три раза громче, я развернулся и ушел. Призраки донесли — она ревела, бесилась, перебила всю посуду и безделушки… на следующий день извинилась передо мной и больше таких религиозных антраша не откалывала.

Марте все это не нравилось.