Лорел Гамильтон - Страдание Страница 5

Он засмеялся, тем удивительным, осязаемым смехом, от которого затрепетала моя кожа, словно он касался меня через телефон. Я задрожала. В его голосе еще остался глубокий оттенок мужского смеха, когда он ответил:

— Что правда, то правда, ma petite.

Мне пришлось сглотнуть, чтобы унять пульс в горле. От одного звука его голоса я не могла нормально дышать.

— Господи, Жан-Клод, прекрати. Я не могу думать, когда ты так делаешь.

Он опять засмеялся, что совершенно не помогло делу. Я поняла, что он делал это намеренно, когда я почувствовала тяжесть глубоко в теле, словно обещание оргазма.

— Ты не посмеешь!

Сила пошла на убыль. Он никогда не мог доставить мне полноценный оргазм по телефону, пока не стал главой американской версии вампирского совета. Я знала, что для этого все Мастера вампиров должны были принести клятву верности Жан-Клоду, как их лидеру, но не понимала, что вместе с этим хлынет столько силы или, что это будет значить. У нас не было выбора. Или мы или кто-то другой рано или поздно все равно занял бы этот пост — нам я верила больше.

— Прости, ma petite, и мне нелегко с этим новым уровнем силы. Теперь понимаю, почему другие Мастера боялись главы Совета, потому что когда я стал им сам и принял их клятву верности, мы получили частичку их силы. А это весьма немалые силы.

— Хочешь сказать, что власть развращает, и если бы ты не был хорошим, то такое количество силы в конец бы тебя развратило?

— Я не всегда уверен, что я лучший кандидат на эту роль, ma petite, но вместе мы лучше.

— Не думаю, что я всегда оказываю положительное влияние, Жан-Клод.

— Как и я, но среди всей метафизики у нас есть сознательность Ричарда, чувство товарищества Мики, мягкость Натаниэля, понятие честности Синрика и воспоминания Джейд об ужасном использовании такой силы ее Мастером. Личности, которых мы собрали и привязали к себе, сделали нас сильнее, а так же они служат мне напоминанием, что я не монстр и не хочу им быть.

— А разве можно перестать быть монстром, просто решив им не быть? — спросила я, и он знал меня достаточно хорошо, чтобы понять, что беспокоюсь я не о том, что он станет монстром.

— Ты не монстр, ma petite, и пока мы не забываем о существующей угрозе, я уверен, мы можем ее избежать.

— Так что нам надо сделать прежде, чем мы с Микой и Натаниэлем появимся в больнице?

— Вы собираетесь ехать только втроем?

— Ну, мы и пилот, да.

— Вам необходимо иметь при себе телохранителей, ma petite.

— Если мы прихватим с собой охрану, не станет ли это для местных лишним доказательством, что мы пришли с дурными намерениями?

— Для некоторых, возможно, но если наши враги поймут, что мой человек-слуга, ее подвластный зверь и ее Король Зверей, совсем одни и без охраны, боюсь соблазн узнать, что станет с оставшимися из нас, если вы трое умрете, будет слишком велик.

— Уничтожение значительной части нашей силовой структуры приведет к смерти оставшихся; ага, я помню теорию.

— Это больше, чем теория, ma petite. Натаниэль и Дамиан едва не умерли, когда ты вытягивала их энергию. Ты и сама едва не погибла, когда мы с Ричардом были ранены. Давай не будем проверять теорию о том, что случиться, если одновременно трое из нас будут ранены.

— Согласна, но охрана должна быть минимальна, Жан-Клод. Мы впервые встретимся с семьей Мики. Давай не будем их слишком сильно шокировать.

— Уверена, что сможешь защитить себя и их с минимальной охраной?

— Если она будет стоящей, то да, уверена.

— Такая уверенность, ma petite. Меня это и восхищает и немного пугает.

— Почему пугает? — спросила я.

— Просто потому, что ты опасна, смертельно опасна, и с легкостью убиваешь, еще не значит, что это делает тебя пуленепробиваемой, ma petite.

— Или бомбонепробиваемой, — добавила я. — Я не Суперменша. Я знаю, что могу пострадать, и со мной Мика и Натаниэль. Вне зависимости от метафизических передряг, я не знаю, что буду делать, если с ними что-то случится.

— А если со мной?

И вот оно: этот прекрасный, потрясающий мужчина по-прежнему чувствовал себя неуверенно, до сих пор спрашивая, люблю ли я его, или, по крайней мере, как сильно. С тех пор, как мы стали чувствовать эмоции друг друга, если изо всех сил не закрывались щитами, было странно испытывать до сих пор неуверенность. Эта неуверенность Жан-Клода — про которого я когда-то думала, что он конченый бабник — была очаровательна и заставляла меня любить его еще больше.

— Я люблю тебя, Жан-Клод; и не знаю, что бы делала без тебя в моей жизни, постели, моем сердце.

— Весьма поэтично для тебя, ma petite.

— Видать переобщалась с Реквиемом.

— После разрешения кризиса, надо будет решить, должен ли он будет навсегда вернуться в Филадельфию.

— И стать секс-игрушкой Эвангелины, — сказала я.

— Да, — ответил он.

— Знаешь, мой отец разводил гончих, когда я была совсем маленькой. Я никогда не хотела отдавать щенков, а когда достаточно подросла, то всегда беспокоилась, в состоянии ли новые хозяева хорошо о них заботиться.

— Не знал, — ответил он.

— Мы расстаемся с куда большим, чем щенками, Жан-Клод. Это наши люди, любовники, друзья, а мы отсылаем их. Я не против тех, кто едет в качестве Мастеров править своей территорией, но мне не нравится, что мы отдаем кого-то другим Мастерам.

— Вот почему мы наносим предварительный визит, а то и три, дабы убедиться, что это хорошее место и что с нашими людьми будут хорошо обращаться.

— Реквием не любит Эвангелину, — сказала я.

— Да, он любит тебя.

— Я не хотела, чтобы он влюблялся в меня, — вздохнула я.

— И я не хотел, чтобы ты приобрела силу моего ardeur-а, моего огня вожделения, и стала живым суккубом для моего инкуба, но дело сделано. Мы те, кто мы есть, и теперь тебе известно о силе, которой обладаешь во время секса, пока кормишь ardeur.

— Реквием — Мастер вампиров, Жан-Клод и разорвал первую случайную связь.

— Я верю, что его любовь к тебе, ma petite, не из-за ardeur-а, а из-за него самого и из-за тебя. Любовь относиться не только к объекту любви, зачастую она говорит больше о нас самих, чем о тех, кого мы любим.

— И что это вообще значит? — не поняла я.

— Это значит, что Реквиему нужно кого-то любить. Он всегда был безнадежным романтиком, а что может быть безнадежнее, чем любить кого-то, кто уже любит других?

— Говоришь так, будто ему нужна терапия.

— Не помешало бы, — согласился он.

Я вздохнула.