Дженнифер Арментроут - Оникс Страница 5

Словно в тумане я спустилась вниз по ступеням. Гравий больно врезался в мои босые ступни, но я все равно продолжала идти по освещенной лунным светом дороге. Несколько раз мир перед моими глазами переворачивался вверх тормашками, но я упорно шла вперед.

Совсем скоро передо мной заблестело озеро. Под тусклым светом вода цвета оникса успокаивающе рябила, обещая спасение. Я двинулась вперед, остановившись, только когда пальцы ног погрузились в мокрую грязь. По моей коже пронеслась волна обжигавшего покалывания. Поглощавшего. Оставлявшего клеймо.

— Кэт?

Медленно я обернулась. Ветер вихрем кружил вокруг меня, пока я взирала на призрака. Лунный свет тенями скользил по его лицу, отражаясь в расширившихся ярких глазах. Он не мог быть реальным.

— Что ты делаешь, Котенок? — спросил Дэймон.

Его фигура казалась размытой. Дэймон никогда так не выглядел. Когда он стремительно перемещался, его очертания расплывались, силуэт терял четкость, но не растворялся в воздухе.

— Мне… мне нужно остыть.

В его глазах промелькнуло понимание.

— Не смей заходить в это озеро.

Я сделала несколько шагов вперед. Ледяная вода лизала сначала мои лодыжки, а затем уже и колени.

— Почему?

— Почему? — Он сделал шаг вперед. — Сейчас слишком холодно. Котенок, не заставляй меня идти в воду и вытаскивать тебя оттуда силой.

Моя голова пульсировала. Клетки мозга определенно начинали плавиться. Я ступила еще глубже. Холодная вода успокаивала горевшую кожу. Прохлада омывала мою голову, унося дыхание и огонь прочь. Жар утихал, мне становилось легче. Я могла стоять здесь вечность. Возможно, я именно так и сделаю.

Сильные крепкие руки обхватили меня, вытаскивая на поверхность. Ледяной воздух набросился на меня, но легкие все равно продолжали нещадно гореть. Я судорожно глотала урывками воздух, в надежде погасить это пламя. Дэймон вытянул меня из благословенной влаги слишком быстро. Только что я еще стояла в озере, но вот уже оказалась на берегу.

— Что с тобой происходит? — потребовал он ответа, схватив меня за плечи и встряхнув. — Ты потеряла рассудок?

— Не надо. — Я сделала слабую попытку от него освободиться. — Я вся горю.

Его напряженный взгляд пробежал вниз по моему телу до самых пальцев ног.

— Да-а, это точно. И эта мокрая белая ночная… Очень эффектно, Котенок, но полуночное купание в ноябре? Это все же перебор, тебе не кажется?

Я не понимала того, о чем он говорил. Облегчение от прохлады испарилось, и кожа опять горела. Вырвавшись из его рук, я, спотыкаясь, снова направилась к озеру.

Но руки сжались вокруг меня и развернули обратно до того, как я успела сделать пару шагов.

— Кэт, вода очень холодная. Ты можешь заболеть. — Он убрал с моего лица пряди волос, прилипшие к щекам. — Черт, да ты уже заболела. Ты вся горишь.

Что-то из сказанного им все же пробилось сквозь туман моего сознания. Я прильнула к нему всем телом, прижавшись щекой к твердой груди. Его запах окутывал меня. Лес, дождь… этот парень… он стал моим наркотиком.

— Я не хочу тебя.

— Слушай, сейчас не время начинать этот разговор.

Это был всего лишь сон. Я вздохнула, обхватив руками его плечи.

— Но я так хочу тебя.

Руки Дэймона сжались вокруг меня сильнее.

— Я знаю, Котенок. Тебе никого не удавалось одурачить по этому поводу. Ну же, Котенок…

Я отстранилась, и мои руки безвольно упали вниз.

— Я… со мной что-то не так.

— Кэт. — Он снова притянул меня к себе. Его обе ладони сжимали мое лицо, заставляя поднять голову. — Кэт, посмотри на меня.

Разве я уже не смотрела на него? Мои ноги подкосились. А потом уже ничего не осталось.

Ни Дэймона. Ни мыслей. Ни пламени. Ни Кэти.

Все вокруг тонуло в тумане. Теплые руки удерживали мои волосы, чтобы они не закрывали мне глаза. Пальцы успокаивающе гладили мою щеку. Глубокий голос говорил со мной на языке, который казался музыкальным и нежным. Как песня, но… только красивее и мягче. Я погружалась в этот звук, терялась в нем все больше и больше.

Я слышала голоса.

Один раз мне показалось, что я слышала Ди.

— Ты не можешь. Это только усилит интенсивность следа.

Меня перевернули. Мокрая одежда была снята. Что-то теплое и мягкое окутало мою кожу. Я несколько раз пыталась говорить с теми голосами, которые находились рядом со мной, и, возможно, даже говорила. Но не была в этом уверена.

В какой-то момент меня поглотили облака забвения и унесли куда-то прочь. Под моей щекой чувствовалось чье-то ровное сердцебиение, убаюкивая меня до тех пор, пока голоса не утихли, и прохладные руки пришли на смену теплым. Через какое-то время в мое сознание вторгся яркий свет. Я снова начала слышать множество голосов. Мама? Мама казалась очень обеспокоенной. Она с кем-то говорила. С кем-то, кого я не знала. Это его руки были прохладными. Я почувствовала укол в руку. Притупленная боль распространилась до самых кончиков пальцев, послышалось еще больше приглушенных голосов, а потом я уже не слышала ровным счетом ничего.

Не осталось ни дня, ни ночи — только это странное зависание где-то посередине, где огонь терзал мое тело. Прохладные руки возвращались ко мне, периодически вытягивая мою руку из-под одеяла. Я не слышала мамы, когда в мою кожу снова что-то вонзалось. Жар потоком вливался в мое тело, растекаясь по венам. Хватая ртом воздух, я выгибалась над кроватью, а из моего горла рвался измученный крик. Все горело. Огонь, полыхавший во мне, казался в десять раз сильнее, чем прежде, и теперь я уже точно знала, что умирала. Я должна была…

А потом моя кровь наполнилась прохладой, словно потоком зимнего воздуха. Он распространялся настолько быстро, что моментально замораживал пламя внутри меня, оставляя ледяные следы.

Чьи-то руки двигались по моей шее, я почувствовала натяжение…. Цепочка? Мой кулон? Руки исчезли, но я чувствовала, как подрагивал обсидиан, вибрируя поверх моей кожи. А потом я снова провалилась в сон, который длился, наверное, целую вечность. Мне казалось, что я уже больше никогда не смогу проснуться.

Четыре дня пребывания в больнице, но я почти ничего об этом не помнила. Я знала только то, что проснулась в среду на неудобной кровати, глядя в белый потолок и чувствуя себя совершенно нормально. Даже превосходно. Все это время мама не отходила от меня ни на шаг, и мне пришлось проявить крайнюю, почти стервозную настойчивость, чтобы меня, наконец, выписали, после того, как я провела весь четверг, убеждая каждого, кто подходил к двери моей палаты, в том, что хочу вернуться домой. У меня был тяжелый приступ гриппа, определенно, ничего смертельного.