Аманда Эшли - Темнее ночи Страница 5

— Приношу свои извинения.

— Над чем сейчас работаете?

— Боюсь, все над тем же.

— Моя сестрёнка любит читать ваши книги, но Нана ей запрещает.

— Неужели? Никогда бы не подумал, что ваша сестра интересуется моими работами.

— Шутите? Гейл обожает всяких чудовищ.

— А вы?.. Как вы относитесь к ним?

— Я в них не верю.

— Надеюсь, вы никогда не встретите ни одного из них. — Александр взглянул в окно. Он чувствовал приближающийся рассвет и тепло поднимающегося солнца. — Я должен идти.

— Спасибо, что посидели со мной, мистер Клейборн.

— Александр.

— Александр.

Теперь она могла рассмотреть его отчетливее — высокая, широкоплечая фигура выделялась на фоне тускло-зеленой стены. Он был одет в черный свитер и черные джинсы. Жаль, что она не смогла разглядеть его лица, цвета его глаз, очертаний его губ. У него был весьма необычный акцент, который Кара никак не могла точно определить.

— Ты придешь завтра?

— Не знаю.

— Мне бы этого хотелось, — она поджала губы, вынужденная просить об одолжении, потому что не могла сдержаться. — Не мог бы ты принести какую-нибудь из своих книг?

— Конечно, но я думал, тебе не интересны книги о чудовищах.

— Вообще-то да, но теперь, после встречи с тобой… ну, мне бы хотелось попробовать еще раз.

— Хорошо, я захвачу одну в следующий раз. Спокойной ночи, Кара.

— Спокойной ночи.

Она наблюдала, как за ним закрылась дверь, почему-то желая, что бы он поцеловал ее на прощание.

Александр крался темными улицами, ощущая, — постоянно ощущая, — близость рассвета и необходимость вернуться домой, пока не стало слишком поздно. Но ему необходимо было побыть немного снаружи, прочувствовать тьму, которая стала такой же его частью, как руки и ноги.

Он двигался по городу, ведомый невыносимым чувством одиночества, отрешенности от мира. Хотелось, что бы рядом была женщина, которая разделит с ним его жизнь, но он не хотел рисковать и раскрывать правду о своей сущности. Потому что мог только догадываться, какой это вызовет ужас.

Спиной он ощутил тепло восходящего солнца. Скоро улицы заполонят толпы людей, живущих и работающих, любящих и улыбающихся, которым был дарован этот мир и все вокруг.

С криком отчаяния он поспешил к дому, в свои спасительные покои с зашторенными окнами.

Он захлопнул за собой дверь. Дом был прохладным и мрачным — идеальное убежище от обжигающих лучей палящего солнца.

Найдя приют в темноте, он поднялся в свою комнату и закрыл дверь.

Первой его мыслью при пробуждении была Кара. Он отмахнулся от нее, твердо решив забыть молодую девушку с красно-каштановыми волосами и бездонно голубыми глазами. Она младенец, сущее дитя по сравнению с ним. Создание из света, которому не нужен мужчина, облачённый в саван тьмы, мужчина, не похожий на других.

Встревоженный, он бродил по комнатам своего дома, но не мог ни на чём сосредоточится — все его мысли постоянно стремились к Каре.

Покинув дом, он смешался с ночными тенями. Бормоча проклятия, он бежал, легко и неутомимо. Минуя милю за милей, его ноги едва касались земли. Но неважно как долог был его путь, невозможно было обуздать желания своего сердца. Он пробыл дома достаточно, чтобы сменить одежду и прихватить одну из книг. Зная, что совершает ошибку, но будучи не в состоянии побороть потребность увидеть её вновь, он покинул дом.

На улице Александр прикрыл глаза, мысленно переносясь к Каре. Ее сестра и бабушка заходили к ней раньше, но уже ушли, и теперь она осталась одна. В абсолютном одиночестве.

И думала о нем.

Я иду, Кара.

Он послал эти слова ей. Еще чуть позже уже находился в больнице, в ее палате.

Она улыбнулась в знак приветствия теплой и искренней улыбкой, заполнившей всё его сердце… нет, всю его душу… солнечным светом.

— Добрый вечер, Кара.

— Привет.

— Выглядишь намного лучше.

— И чувствую себя тоже лучше.

Засунув руку под пальто, он извлек сверток, запакованный в белую бумагу. — Надеюсь, это не вызовет у тебя ночных кошмаров.

— Ты не забыл! Спасибо. — Она развернула сверток и уставилась на обложку. На ней был изображен мужчина с иссиня-черными волосами, склонившийся над тонкой женской шеей, лунный свет отражался от его клыков.

— Голод, — прочитала она вслух название. — Звучит немного зловеще.

— Не так ужасна, как некоторые другие мои произведения.

— Подпишешь ее для меня?

— Конечно.

Она протянула ему ручку и книгу, которую он открыл на титульном листе, потом наблюдала, как он делает надпись.

Он что-то написал, закрыл книгу и вернул назад.

— Думаю, тебе не стоит читать её ночью.

— Такая страшная, да?

— Мне говорили, что у меня мрачный и тяжелый стиль.

Кара нахмурилась, вспоминая книгу, которую прочитала.

— Ну, твой стиль определенно мрачный, — согласилась она, — но не думаю, что тяжелый. На самом деле, книга, которую я прочитала, показалась мне очень хорошей. В смысле, ведь предполагалось, что она должна быть страшной, и она, действительно, меня напугала.

— Какую именно ты читала?

— «Девушка и безумец».

— Одна из моих первых работ. Думаю, что «Голод» покажется менее фантастическим.

— Обложка сильно отличается от других.

Александр кивнул:

— Вообще-то, это наиболее романтическое произведение из всех.

— Правда?

Он пожал плечами:

— Могу заверить, в ней я отклонился от привычного стиля. Сюжет моей следующей книги насыщен убийствами, кровавым месивом и порадует даже самых кровожадных читателей.

— Не против, если я ее не куплю?

— Абсолютно.

Кара посмотрела ему в глаза и забыла обо всем на свете. Она слышала о любви с первого взгляда — а кто же не слышал? Но никогда не верила в подобные вещи. Она встречала красивых мужчин, испытывала к ним какое-то влечение, но никогда не чувствовала ничего похожего на то, что ощущала сейчас — притяжение практически на духовном уровне, как будто ее душа стремилась к его душе. Чувствует ли он тоже самое? Она раньше никогда не понимала, как женщина может бросить все ради любви к мужчине, но в ней зародилось это внезапное сильное чувство, и если бы Александр позвал ее с собой на край света, она бы согласилась без малейших сомнений. Это сбивало с толку и немного пугало.

С большим усилием она отвела взгляд:

— Сколько тебе требуется времени, чтобы написать книгу?

— Не много. Три месяца, иногда четыре.

— Как давно ты пишешь?

— Около двадцати лет. — Он улыбнулся ей так, будто знал, что она задаст эти вопросы, потому что испугается затянувшейся между ними паузы. — Довольно обо мне. Тебя скоро выпишут?