Стефани Майер - Сумерки Страница 5

— Это Эдвард и Эмметт Каллены и Розали и Джаспер Хейлы. Девушка, которая ушла — Элис Каллен. Все они живут с доктором Калленом и его женой, — прошептала она.

Я взглянула на красивого юношу, который теперь смотрел на свой поднос и крошил бублик длинными бледными пальцами. Его безупречные губы быстро двигались, почти не разжимаясь. Остальные смотрели в сторону, и всё же я поняла, что он им что-то тихо говорит.

Странные, несовременные имена, подумала я. Такие больше подошли бы бабушкам и дедушкам. Но может быть, в маленьких городах так принято? Я наконец-то вспомнила, что мою соседку зовут Джессика — совершенно обычное имя. Дома я знала двух девушек по имени Джессика.

— Они очень… красивые, — я сама понимала, насколько слабо звучит этот эпитет по сравнению с реальностью.

— Да, — согласилась Джессика и снова хихикнула. — Впрочем, они вместе, я имею в виду, Розали и Эммет, Элис и Джаспер. И они живут вместе.

Шокирована и осуждает, как настоящая жительница маленького города, подумала я скептически. Впрочем, если уж быть честной, и в столицах такая история вызвала бы слухи.

— Кто из них Каллены? — спросила я. — Они не похожи на родственников.

— А они и не родственники. Доктор Каллен слишком молодой, около тридцати. Он всех усыновил. Хейлы — брат и сестра, двойняшки, приёмные дети.

— Какие-то они слишком взрослые для приёмных детей.

— Джасперу и Розали сейчас по 18, но они живут с миссис Каллен с восьми лет. Вроде бы, она их тётя.

— Как это здорово, что они заботятся обо всех этих детях, хотя сами такие молодые.

— Думаю, да, — неохотно признала Джессика, и у меня создалось впечатление, что она по какой-то причине недолюбливает доктора и его жену. Судя по взглядам, которые она бросала приёмных детей, причиной неприязни была зависть. — Впрочем, думаю, миссис Каллен не может иметь детей, — добавила она, как будто это как-то умаляло доброту доктора и его жены.

Пока шёл этот разговор, мой взгляд постоянно возвращался к столу, за которым сидела странная семья. Они по-прежнему смотрели в пространство и не прикасались к еде.

— Они всегда жили в Форксе? — спросила я. Несомненно, я заметила бы их, когда проводила здесь летние каникулы.

— Нет, — судя по голосу, ответ был очевиден даже для такого новичка, как я. — Они приехали два года назад откуда-то с Аляски.

Меня накрыл приступ жалости, смешанной с облегчением. Жалость — потому, что при всей своей красоте они явно были аутсайдерами, местное общество их не приняло. Облегчение — потому, что я была не единственным новичком здесь, причём гораздо менее интересным со всех точек зрения.

Пока я наблюдала за ними, самый юный из Калленов вновь поднял глаза и встретился со мной взглядом, в котором на этот раз явственно светилось любопытство. Я быстро отвернулась, на мгновение мне показалось, что он чем-то недоволен, как будто не оправдались какие-то его ожидания.

— А как зовут этого парня с коричнево-красными волосами? — спросила я, снова украдкой бросив на него взгляд. Он по-прежнему смотрел на меня, но не таращился, как остальные школьники, скорее, во взгляде его было лёгкое разочарование. Я опять потупилась.

— Эдвард Каллен. Конечно, он великолепен, но не трать на него время. Он ни с кем не встречается. Видимо, все наши девушки для него недостаточно хороши. — Она фыркнула. Так-так, а виноград-то зелен. Интересно, давно он её отшил?

Я прикусила губу, чтобы спрятать улыбку, и опять взглянула на него. На сей раз, он смотрел в сторону, и я почти не видела его лицо, но готова была поклясться, что на щеке его появилась мягкая складка, как будто он тоже улыбнулся.

Через несколько минут эти четверо поднялись из-за стола. Как они грациозны, даже здоровяк, наблюдать за ними — сплошное расстройство. Юноша по имени Эдвард больше не взглянул на меня.

Я просидела за столом с Джессикой и её друзьями дольше, чем если бы была одна. Не хотелось опаздывать на уроки в первый же день. Одна из моих новых знакомых, предусмотрительно напомнившая, что её зовут Анжела, отправилась вместе со мной на урок биологии. Шли мы в полном молчании — она стеснялась, как и я.

Когда мы вошли в класс, Анжела двинулась к своему месту за большим лабораторным столом. У неё уже был сосед. Собственно, все столы были заняты, кроме одного. Единственное свободное место, у центрального прохода, было рядом с Эдвардом Калленом, которого я сразу узнала по необычному цвету волос.

Нужно было подойти к преподавателю, чтобы представиться и отдать на подпись свою карточку. Я пошла по проходу, украдкой наблюдая за Эдвардом. Когда я проходила мимо, он внезапно напрягся и поднял на меня глаза. Лицо его пылало яростью и непонятной враждебностью. Я споткнулась и ухватилась за краешек стола, чтобы удержаться на ногах.

Глаза его были чёрными — угольно чёрными.

Мистер Бэннер подписал карточку и вручил мне учебник, не заставляя меня выступать перед классом. Похоже, с этим учителем мы поладим. И конечно, у него не было другого выбора, как отправить меня на единственное свободное место. Глядя себе под ноги, я поплелась к столу, где сидел он, словно оглушённая враждебностью его взгляда.

Не глядя на него, я положила учебник и села. Но краешком глаза заметила, что его поза изменилась: он отодвинулся от меня как можно дальше, сидя на самом краю стула, и отвернулся, как будто унюхал нечто крайне неприятное. Я украдкой понюхала свои волосы — клубника, мой любимый шампунь. Вполне невинный запах. Я тряхнула волосами, так что они рассыпались по плечам и создали тёмную завесу между мной и моим соседом, и постаралась сосредоточиться на преподавателе.

К несчастью, лекция была посвящена анатомии клетки, это я уже проходила. Тем не менее, я попыталась делать заметки, не отрывая глаз от тетради.

И всё же я не могла удержаться от того, чтобы не поглядывать время от времени сквозь завесу волос на странного юношу, сидевшего рядом со мной. Весь урок он так и просидел в напряженной позе на краешке стула, как можно дальше от меня. Рука его, стиснутая в кулак, лежала на бедре, жилы напряглись под бледной кожей. Рукава белой рубашки были закатаны до локтя, и предплечье выглядело на удивление сильным и мускулистым. А он не настолько субтильный, каким казался рядом со своим мощным братцем.

Этот урок тянулся дольше, чем предыдущие. Потому ли, что первый учебный день подходил к концу? Или потому, что я ждала, когда же расслабится этот крепко сжатый напряжённый кулак? Этого не произошло: мой сосед сидел настолько неподвижно, что, казалось, даже не дышал. Да что с ним такое?! Он всегда так себя ведёт? Я усомнилась, правильно ли я оценила горечь в голосе Джессики сегодня за ленчем. Может быть, она обижалась совсем не на то, о чём подумала я?