Елена Муравьева - ПЛАН «Б» Страница 5

Забыть прошлое, вернуться в настоящее и задуматься о будущем Ларису могло заставить новое чувство. Или хорошая встряска! Устроить вторую, не в пример, первому, закон не запрещал. Однако стресс-терапия оказалась не простым делом. Перебрав пару-тройку сценариев, Любовь Андреевна пришла к выводу: одной ей не справиться. В шестьдесят лет, будучи опытной волшебницей, она давно и основательно отвыкла от спонтанных поступков и легкомысленных порывов. Да и жалко было Лару. А вот у Татки поток сознания не ограничивался ни жизненным опытом, ни страхом причинить боль, поэтому можно было не сомневаться: семнадцатилетнее воображение разведет такую суету, что Лариса обязательно выйдет из себя, а уж за пределами траурного равновесия, обязательно что-то да произойдет. Дочь или, дай Бог, влюбится, или просто заживет нормальной жизнью.

План включал в себя еще один гениальный момент.

В пору ученичества семнадцатилетние волшебницы-дилетантки не отвечали за последствия творимых чудес. Поэтому у Татки были полностью развязаны руки. Самой же Любови Андреевне, реши она учинить пару-тройку глупостей, пришлось бы предстать перед магическим конклавом и доказывать, что она пребывает в здравом уме.

— Твоя мама — молодая женщина, — повела партию Любовь Андреевна. — У нее все впереди. И очень жаль, что я не могу ей сейчас помочь.

— А я?

Любовь Андреевна улыбнулась: внучка правильно уловила акценты. Молодец! Колдунье нужно чуткое ухо.

— Судя по твоему многозначительному молчанию, могу! Так?

— Не знаю. Дело это тонкое, деликатное…

— Бабушка, ты только разреши, а я все сделаю так, что комар носа не подточит.

— Я подумаю.

— Не надо думать. Просто скажи «да».

Тата чуть не била копытом землю. Спасать маму это не объедаться деликатесами. Это настоящее колдовство.

— Бабуля! Я точно справлюсь. Я уверена.

— Ну, хорошо…

— Только у меня вопрос. Ты говорила, что нельзя помогать, если человек не просит об этом.

— А мы не помогаем, — ответила Любовь Андреевна.

Тата удивилась:

— Это как?

— Какую цель мы ставим перед собой?

— Ну, не знаю…

— Скажи честно: ведь тебе не столько жалко маму, сколько охота поколдовать? То-то. А мне хочется, чтобы Лара перестала расстраивать меня своим постным видом. Еще мне надо устроить тебе практику. Вот и поучается, что мы действуем в своих собственных интересах и никаких правил не нарушаем.

— Хитренькая ты…

— Я умная.

Вечером накануне наступления Тата ластилась к маме, как маленькая.

— Что это она? — спросила удивленно Лариса.

— Переходный возраст, — успокоила Любовь Андреевна и подумала: «Бедная Ларочка. Если бы ты знала, что тебя ждет!».

Глава 7. Сага о страдании

Люди часто корректируют прошлое. Оно и понятно. Неприглядные пресные истины мало годятся для изготовления полноценных качественных воспоминаний. Впрочем, приукрашаются даже самые хорошие и яркие события. А все потому, что душевная жвачка априори должна быть вкуснее реалий. Но главный фокус в ином. Едва новоиспеченные образы сознание награждает директивой «исправленному верить», как начинается подмена понятий. В результате реальная картинка уступает место фантому, иллюзорной искаженной имитации истины. Люди забывают правду и верят в ложь. Страшный пример подобной метаморфозы, описан в одной старой книге. Мальчик лет десяти убил отца-алкоголика. Ситуация была экстраординарной, ребенок сорвался, не выдержав издевательств, которые чинил над ним и матерью потерявший человеческий облик спившийся ублюдок. Однако в тюрьме ребенок стал вспоминать, что же хорошего принес в его жизнь отец, и отыскал, наверное, единственный эпизод. Лето, зеленые кроны деревьев, чириканье воробьев, порция мороженого, протянутая дрожащей рукой; слезливая реплика: «Сыночек, деточка…» Эта «деточка» стерла ужас реалий, катализировала процесс трансформации исходного файла «папа-зверь» на скорректированный «папа добрый». Убийце доброго папы прощения не было. С тем ребенок, оставив записку, и надел на шею петлю.

После развода Лара тоже быстренько идеализировала воспоминания о семейной жизни и персону бывшего супруга. После чего жить невмоготу. Да и незачем. Настоящее зияло пустотой, будущее сулило новую боль и только измерение с названием «БЫЛО» радовало душу. Там имелась замечательная семья, обожаемый муж, благополучие, сладкие ночи, уверенность.

— Прекрати рыдать! Прекрати издеваться над собой! Ты должна жить дальше, — мать требовала невозможного. При мысли, что в сером, убогом, безликом мире, где ее больше никто не любит, придется провести тысячи дней и ночей, становилось тошно.

Утешали лишь вспоминания…

Каждый вечер, запершись в спальне, Лариса зажигала для антуража свечу, наливала немного вина в хрустальный бокал, усаживалась на ковер напротив зеркала и погружалась в подробности ушедших событий.

Естественно, все заканчивалось слезами и клятвами:

— Миша, я буду любить тебя вечно… — сами собой шептали губы.

Впрочем, нет, любить бывшего супруга до конца своих дней было решением осознанным. Во-первых, надо же кого-то любить. Во-вторых, чувство к Мише позволяло отгородиться от весьма неприятных насущных моментов.

Обретя свободу, Лара обнаружила, что мир вокруг довольно странен. Почему-то мужчины, проявлявшие к ней интерес, не собирались долго и красиво ухаживать, не стремились заботиться и оберегать от проблем. Они даже не хотели дарить цветы и подарки. Многие сами вели, как подарки. Другие требовали защиту и заботу от нее, третьи откровенно расспрашивали о размерах квартиры. И все настойчиво звали в постель.

Наслушавшись фривольных замечаний, грубых намеков, сомнительных предложений Лара поняла: она не готова к новым отношениям и права в отношении Миши. Удивительный человек, замечательный, добрый, честный, умный, нежный, внимательный! Только с ним она могла ощущать себя, как за каменной стеной.

Тихие роптания внутреннего голоса не стоили внимания: «Это была не стена, а застенок. Миша — мелочный тип, занудство, чванство, маниакальная аккуратность, армейский распорядок жизни, которого замучили даже маму».

«Нет! Он хороший! — рвались в ответ возражения. — Он — счастье! Семья! И никаких сомнений и неуверенности! Миша — лучшее из того, что было у меня в жизни! И лучшее, не считая, Татки и мамы, из того, что будет!»

Однако, людям не суждено знать будущее.

Не дано понять, как ошибочны и скороспелы некоторые выводы.

Вечер накануне начала операции, Лара провела как обычно: в слезах и печали. А вот утро, благодаря усилиям некоторых юных чаровниц, принесло новые настроения: «Как же я устала быть одна… — подумала Лара, собираясь на работу.