Слеза - Лорен Кейт Страница 5

— Расскажи мне о своем последнем хорошем воспоминании, — сказала Лэндри.

Эврика скользнула обратно на кушетку. Должно быть, это был тот самый день. Диск Джелли Ролл Мортона в проигрывателе и ужасный высокий голос её матери, так гармонирующий с её собственным высоким голосом, когда с открытыми окнами они проезжали по мосту, который не суждено пересечь. Она вспомнила, как они смеялись над забавными словами по мере того, как они приближались к середине. Она вспомнила, как увидела свистящую на ветру белую табличку — «ОТМЕТКА В ЧЕТЫРЕ МИЛИ».

Затем — небытие. Зияющая черная дыра до того момента, когда она проснулась в больнице Майами с лазерным скальпелем, разрывом барабанной перепонки в левом ухе, которое никогда не станет прежним, вывихнутой лодыжкой, и тяжелыми переломами обеих запястий, с тысячей синяков…

И без матери.

На краешке кровати сидел отец. Когда она очнулась, он плакал, отчего его глаза казались еще более голубыми. Рода подавала ему платочки. Сводные брат и сестра Эврики — четырехлетние Вильям и Клэр мягкими маленькими пальчиками сжимали те части её ладоней, которые были не в гипсе. Она почувствовала запах близнецов еще до того, как открыла глаза, еще до того, как узнала, был ли кто здесь, и жива ли она сама. Они пахли как всегда: мылом Айвори и звездными ночами.

Голос Роды не дрогнул, когда она склонилась над кроватью и сдвинула свои красные очки на макушку.

— С тобой случился несчастный случай, скоро ты будешь в порядке.

Они рассказали ей о неконтролируемой волне, которая поднялась из океана, будто из мифа, и смыла с моста Крайслер её матери. Они рассказали ей об ученых, исследовавших воды океана в поисках метеорита, который мог стать причиной такой волны. Они рассказали ей о строителях и спросили, знает ли она, как и почему только их машине было позволено пересечь мост. Рода упомянула о возбуждении дела против округа, но отец отмахнулся. Не стоит. Они спрашивали Эврику о её сверхъестественном спасении. Они ждали её, чтобы заполнить документы о том, как она оказалась на берегу одна.

Когда она не смогла, они спросили о матери.

Она не слушала, на самом деле даже не слышала ничего. Она была рада, что звон в ушах заглушал большинство звуков. Иногда даже была рада, что в результате несчастного случая оглохла наполовину. Она смотрела на мягкое лицо Вильяма, а затем на личико Клэр, полагая, что это поможет. Но они, казалось, боялись за нее, и это причиняло большую боль, чем сломанные кости. Тогда она смотрела мимо них всех, давая отдохнуть взгляду на грязно-белой стене, где он и оставался все последующие девять дней. Она всегда говорила медсестрам, что уровень её боли составляет семь из десяти по их шкале, чтобы ей дали больше морфия.

— Должно быть, ты чувствуешь, что мир очень несправедлив, — сделала попытку Лэндри.

Была ли Эврика все еще в этой комнате с этой женщиной-покровителем, которой заплатили, чтобы она её не так понимала? Вот это было несправедливо. Она представила, как потертые темно-серые тапочки Лэндри волшебным образом поднялись с ковра, стали парить в воздухе и кружились бы как минутная и часовая стрелки на часах, пока время не вышло, и Эврика могла бы поехать на встречу.

— Такие крики о помощи, как твои, часто являются результатом непонимания.

«Криком о помощи» психиатры называли «попытку самоубийства». Но это не было криком о помощи. До смерти Дианы Эврика думала, что мир — невероятно потрясающее место. Её мать была одним сплошным приключением. Во время обычной прогулки она подмечала вещи, мимо которых большинство людей проходят тысячи раз. Она смеялась громче и чаще, чем кто-либо из знакомых Эврики, и иногда её это даже смущало. Но она осознала, что сейчас больше всего скучает по смеху матери.

Вместе они побывали в Египте, Турции, Индии, на теплоходной экскурсии по Галапагосским островам — все это было частью работы Дианы как археолога. Однажды Эврика поехала с матерью на раскопки в северной Греции, они опоздали на последний автобус из Трикалы и думали, что застряли там на ночь, пока четырнадцатилетняя Эврика не окликнула грузовик с оливковым маслом, и они на попутке вернулись в Афины. Она вспомнила, как рука мамы обернулась вокруг нее, когда они расположились в задней части грузовика среди колющихся протекающих бочек с оливковым маслом, и она нашептывала своим низким голосом: «Детка, ты сможешь выбраться даже из окопа норы в Сибири. Ты чертовски хороший попутчик». Это был любимый комплимент Эврики. Она часто думала об этом, когда оказывалась в ситуации, из которой нужно было выбраться.

— Эврика, я пытаюсь наладить с тобой контакт, — сказала доктор Лэндри. — Близкие тебе люди пытаются выйти на контакт с тобой. Я просила твоего отца и мачеху набросать несколько слов, чтоб описать перемены в тебе. Она потянулась к записной книжке в крапинку, лежащей на крае стола рядом с её креслом. — Ты бы хотела их послушать?

— Конечно, — Эврика пожала плечами. — Прицепите хвост ослу.

— Твоя мачеха…

— Рода.

— Рода назвала тебя равнодушной. Она сказала, что все члены семьи ходят возле тебя на цыпочках, что ты закрытая и нетерпеливая со сводными братом и сестрой.

Эврика вздрогнула.

— Но я не…

Закрытая — кого это вообще волнует? Но нетерпеливая с близнецами? Было ли это правдой? Или это была одна из выдумок Роды?

— Что насчет отца? Дайте догадаюсь: отдаленная, замкнутая?

Лэндри перевернула страницу в записной книжке.

— Твой отец описывает тебя как… Да, так и есть: «отдаленная», «стоик», «крепкий орешек».

— Быть стоиком не так уж и плохо.

С тех пор как она узнала о греческом Стоицизме, Эврика старалась держать свои эмоции под контролем. Ей нравилась идея свободы, приобретаемой вследствие контроля над чувствами, держа их только при себе, чтобы их не видел никто, как карты в руке. Во вселенной без Роды и доктора Лэндри то, что отец назвал её стоиком, могло бы сойти за комплимент. Он тоже был стоиком.

Но та фраза про крепкий орешек обеспокоила её.

— Какой склонный к самоубийству орешек хочет быть расколотым? — пробормотала она.

Лэндри опустила записную книжку.

— Ты все еще думаешь про самоубийство?

— Я говорила про орехи, — сказала раздраженная Эврика. — Я противопоставила себя ореху, который… Неважно.

Но было слишком поздно. Она позволила этому слову выскользнуть, это было подобно слову «бомба» в самолете. Внутри у Лэндри будут мигать предупредительные сигналы.

Конечно, Эврика все еще размышляла о самоубийстве. И да, она обдумывала разные способы, зная при этом, что не сможет утопиться —