Право на эшафот - Вонсович Бронислава Антоновна Страница 50

– Вовсе нет, – ответила, – если что-то беспокоит, лучше выговориться, а не оставлять это при себе.

Но выговариваться при посторонних Рауль не захотел: тема ему была неприятна, хотя он и не выглядел расстроенным из-за того, что трон пролетел мимо его носа.

– Я лучше пойду. – Он нахмурился и встал из-за стола. – Приятного аппетита, Хосе Игнасио, сеньориты. Было приятно познакомиться.

Аппетит после его ухода пропал, да и разговор не завязывался. Альварес о чем-то мрачно размышлял, у меня желания вытаскивать его из размышлений не было.

Мы с Ракель доели и сразу встали из-за стола.

– Ну ты даешь! – сказала она, стоило отойти от столовой. – Это же Рауль, его все знают.

– Я долго жила вдали от Теофрении, – напомнила. – Поэтому у меня к тебе огромнейшая просьба: в следующий раз при появлении значимой персоны предупреждай сразу, пока я не успела сесть в лужу. В такую глубокую, как сегодня, уже не получится, но и в мелкие тоже лишнее.

Она рассмеялась и пообещала. Но до вечера мы ни с кем не столкнулись, и спать я ложилась в уверенности, что хоть день и начался так себе, но закончился прекрасно.

Стоило голове коснуться плоской подушки, как сразу пришел сон. Нехороший, мутный… Снилось, что горгульи со всех зданий переползают на общежитие. И если бы просто на крышу – нет, они целенаправленно двигались к моему окну, с трудом переставляя каменные конечности и впиваясь в кладку каменными же когтями. Самые первые уже достигли цели и копошились перед окном, что-то невнятно бурча и все сильнее надавливая на хрупкую преграду между нами. Под напором горгулий стекло не выдержало и брызнуло блестящим крошевом, а я заорала.

Но через разбитое окно влезла не горгулья, а Теодоро собственной персоной. Он элегантным движением отряхнул камзол от осколков и невозмутимо спросил:

– И куда ты спряталась, Эстефания?

А я поняла, что вся моя маскировка в присутствии короля слетела. И сияю я так, что любой сразу поймет, с кем имеет дело. Хорошо, что все происходило во сне, а то Ракель непременно расстроилась бы от такого соседства. И одного Сиятельного для нее много, а тут сразу два.

– Вламываться в спальню к девушке неприлично, не так ли, Теодоро?

– Ваше величество, – поправил он.

Король стоял у окна, но не потому, что не хотел пройти дальше. Что-то его не пускало и не давало разглядеть ничего, кроме меня. А я не видела ничего, кроме него. Он сиял так, что все остальное меркло на его фоне, становилось неважным и ненужным. Меня тянуло к нему с почти непреодолимой силой. Явно наведенное, и я насторожилась.

– Мой сон, – заупрямилась, – как хочу, так и называю. Что хочу, то и делаю. Хочу – целую, хочу – посылаю далеко и надолго.

– Ну так поцелуй меня, Эстефания. Возражать не буду. Я так долго тебя искал, что не могу поверить, что наконец-то нашел.

Он протянул ко мне руки, но я не торопилась идти навстречу. Похоже, этот сон – не простой, значит, он нес опасность. И если Теодоро по каким-то причинам не мог подойти ко мне, было бы форменным идиотизмом облегчать ему жизнь.

– Не заслужил, – нахально отрезала. – Я бегаю по всей стране от сдуревшей от вседозволенности тетки, а ты за этим просто наблюдаешь со стороны.

– Эстефания, как ты разговариваешь с сюзереном? – шокированно спросил он.

– У сюзерена есть обязательства перед вассалами, о них и напоминаю.

– А если я пообещаю защитить тебя от доньи Хаго, ты меня поцелуешь? – вкрадчиво спросил он.

– Обещать – не значит жениться. Обещания ничего не стоят, Теодоро, даже королевские. Вот если защитишь, я подумаю. А пока уходи.

Я махнула рукой, и Теодоро неожиданно вынесло из комнаты, и не просто, а вместе с осколками, которые, сразу вставая на свои места, образовали совершенно целое стекло. Я подошла к окну: ни горгулий, ни Теодоро. Лишь радужное марево, которое постепенно перешло в уютную темноту обычного сна.

Глава 29

Раньше подобные сны мне не снились, поэтому я сомневалась, был ли он наведенным магией или обычным ночным кошмаром, если так можно сказать про сновидение с участием его величества Теодоро Блистательного. А то еще выяснится, что назовешь сны про него кошмарами – и подпадешь под какой-нибудь закон об оскорблении монаршей персоны. Но сон однозначно меня напугал, хотя я сама не могла сказать, почему не ответила на просьбу Теодоро и не подошла. Тогда опасность казалась пусть и непонятной, но реальной. Мог ли король вытянуть меня через сон к себе? Или повлиять на меня каким-нибудь неприятным образом? Ответа, к сожалению, я не знала. Обидно, что и спросить не у кого. Я уже столько раз показывала свою подозрительную инаковость, что боялась проколоться и тут, сделав невозможным свое обучение, поэтому про сны с горгульями ни у кого не расспрашивала.

Еще и соседка утром подозрительно поинтересовалась, что мне снилось. Пришлось небрежно бросить:

– Не помню. Кошмар какой-то.

– Кошмар? – разочарованно протянула она, но допытываться не стала.

И я, помявшись, все-таки решила уточнить:

– А почему ты спрашиваешь?

– Эрнандес хвасталась, что эта кровать особая.

– Зачарованная на кошмары? – Я с подозрением перевела взгляд на третью кровать, бесхозную: может, лучше занять, пока не поздно?

– Нет. Позволяет будущее увидеть, когда спишь на ней впервые. Причем, просыпаясь, ты точно помнишь, что видела. Эрнандес говорила, что у нее инфа от отца. Врала, значит. Ты же не помнишь…

– Может, кровать перепутала? – предположила я, а когда Ракель с интересом уставилась на пустующую, добавила: – Или комнату? А может, выдумала. Или подшутил над ней кто?

Про себя же решила, что вариант будущего в виде горгульи, на что намекал сон, меня не прельщает, даже если оно будет рядом с Теодоро. Нет, может, ему как раз и нужна ручная горгулья, очень удобная в борьбе с магами – противника подрать гранитными когтями или ему же камешками на голову нагадить. Но тоже вряд ли, потому что в быту горгулья хороша, только когда стоит на крыше дома и отгоняет от него злых духов. Что же касается Теодоро, то он наверняка со своими врагами справляется без чужой помощи, привлекая разве что придворного мага. От воспоминаний о Бласкесе меня передернуло. Мутный он все-таки тип. И дух от него зело злой.

Мы с Ракель ходили по университету, с интересом изучая все его уголки, тайные и явные. Но только в одном корпусе. Во второй, сколько я ни смотрела, никто не заходил. Ракель к нему интереса не проявляла, пришлось зайти издалека.

– Мне кажется, второе здание красивее.

– Ты что? – сразу возмутилась она. – Второе здание – для Сиятельных. Как оно может быть лучше нашего?

– Для Сиятельных? – поразилась я. – Но у нас же нет Сиятельных.

– Сиятельных нет, а корпус университета остался, – помрачнела Ракель. – Ты совсем про это не знаешь?

– Совсем. Мне соседка по дилижансу сказала, что я магию неосознанно использую, а так, может быть, я бы никогда сюда не пришла. И магией раньше не интересовалась.

– А, ну да. Это у нас в семье все только об этом и говорят, а обычным людям зачем, – понятливо кивнула она.

– Так почему корпус оставили? Или не попытались использовать?

– Потому что войти туда никто, кроме Сиятельных, не может. – Ракель нехорошо сузила глаза и сжала кулаки. – А уничтожить его пытались, но куда там! Защита такая, еще лет сто точно выдержит. Нет, если бы маги объединились, снести его можно было хоть сегодня, но, представляешь, многие говорят, что не хотят тратить силы на такую ерунду и что может пострадать второй корпус.

– Но зачем сносить? Там же наверняка что-то ценное есть. Библиотека, артефакты, оборудованные учебные аудитории… – перечисляя, я чуть ли не облизывалась от предвкушения: вот оно, сокровище, ждет только меня.

– Нам ничего не нужно из наследства Сиятельных, – твердо заявила Ракель. – Их секреты пусть с ними и умрут.

Она даже рукой дернула в характерном жесте, словно закапывала что-то.