Ольга Матвеева - Иван-Дурак Страница 52

— Снова ты?

— Я.

— Упорный. Как тебя, говоришь, зовут?

— Ваня.

— Вот что, Ваня, — сказала она устало, — забудь ты меня. Очень тебя прошу. Ничего хорошего со мной не будет. Дрянь я, шалава. А ты хороший мальчик. Из приличных, смотрю, в очочках вон. А я неуч, ничего не умею, только в постели…, — она покраснела, — и вот хоть любить буду мужика до смерти, а все равно налево пойду. Такая уж я. Измучаешься ты со мной, Ваня. Не нужна я тебе. Иди уж… Найди себе хорошую девочку, а меня забудь.

— Я люблю тебя, — повторил Иван.

Светочка молча подхватила ведра и скрылась во дворе.

Разум подсказывал Ивану, что нужно забыть эту распутную девицу, у которой кроме груди не было ничего выдающегося, но не получалось. Она была недосягаема и от этого еще более желанна. Это была заветная золотая медаль для марафонца. Путь к ней был долог и изнурителен, но почему-то казалось, что ради этой женщины стоит его пройти. Иван стал писать ей письма. В них он писал о своих чувствах, цитировал размышления о любви великих, рассказывал об историях любви, воспетых писателями и поэтами. В ответ Иван не получил ни строчки. Светочку, конечно, можно было заподозрить в том, что она не умела писать, но можно было предположить, что за восемь лет в школе кое-какой грамоте она все ж таки обучилась. По-прежнему все маршруты прогулок Ивана проходили мимо Светочкиного дома. Часто из окон неслась музыка, мужской смех, крики. Он понимал, что сейчас в этом сером, маленьком домишке происходит пьянка, а возможно и оргия. Иван догадывался, что его нежно любимая Светочка в этот самый момент может отдаваться какому-нибудь своему собутыльнику. Об этом думать не хотелось. Но Иван думал и задыхался от ревности. Через полтора месяца, когда в городке царила осень и непролазная грязь, Иван запретил себе прогулки мимо Светочкиного дома, тем более что асфальта на ее улице не было, и грязища там была просто невообразимая. В общем, прогулки в краях, где обитала пионервожатая-блудница, утратили хоть какую-то приятность. Чтобы как-то отвлечься от своей несчастной любви и ревности, Иван записался в Штаб комсомольского актива. Там собирались творческие, умненькие ребята: они ставили спектакли, устраивали тематические дискотеки для школьников, пели песни под гитару. Там было много симпатичных девчонок. В отличие от Светочки, они были вполне себе целомудренными — соблазнить таких было не так-то просто, зато была уверенность, что они не станут спать с первым встречным. А еще они были образованными, с ними можно было и об истории многострадального отечества поговорить, и о перестройке, и о Горбачеве, и о литературе, и о живописи. К декабрю Иван увлекся Леночкой Зиминой, которая тоже ходила в штаб. Эта пухленькая блондиночка немного напоминала Светочку, бюст, впрочем, был не столь примечательный, но все же внушительный. К нему прилагалась милая, обаятельная улыбка, женственность, веселость, смешливость, болтливость. Словом, Леночка была обворожительна. О Светочке Иван думал все меньше. Он встретил ее на дискотеке в городском Доме культуры прямо перед Новым годом. Была она сильно накрашена, на голове имела огромный начес, склонный к карикатурности, было на ней красное платье с черным широким поясом, черные бусы, модные колготки в сеточку. Она была вульгарна. Она была сильно пьяна. И была она не одна, а с каким-то здоровенным металлистом в косухе с клепками, увешанной цепями. Иван не знал этого парня. Посмотрел Иван на Светочку, которая бесстыдно висла на своем металлисте, пыталась его целовать, а он небрежно ее отталкивал, и впервые подумал: «Как я мог с ума сходить по этой бляди? Ну я и дурак!». Все, как отрезало.

О Светочке Иван еще услышал. Через год, когда он был уже в выпускном классе, ее погнали из школы. История была темная, но в городе поговаривали, что уволили пионервожатую за связь с девятиклассником. Якобы эту парочку застали прямо в классе. Иван был склонен поверить, что так оно и могло быть. Он тогда снова испытал какие-то сложные чувства: смесь злорадства и жалости к этой непутевой девке.

Спустя годы, когда Иван уже имел достаточно обширный сексуальный опыт, он иногда вспоминал свою самую первую любовницу. Неизвестно, то ли потому, что она была первая, то ли потому, что она действительно имела необыкновенный талант в сексе, но Светочка казалась Ивану лучшей. Непревзойденной.

Вот и сейчас, стоя под окнами пустого, темного, совсем обветшавшего Светочкиного домика, он думал о том, что она, как и он, разбазарила свой дар. Раздала его слишком многим, тем самым обесценив. Она сгубила свой талант, да и себя тоже. Интересно, а была бы она счастлива, если бы дарила свою любовь, свою страсть кому-то одному? А был бы ее избранник счастлив? Кто знает? Скорее всего, нет. И она не была бы счастлива. Она могла бы развить свой талант, довести его до уровня искусства, стать настоящей путаной. О, господи! О чем он сейчас думает? Желать женщине стать проституткой! Глупенькая, нищая, бескорыстная Светочка не смогла бы сделать на своем даре бизнес. Она повиновалась только чувству, только зову своего тела. Но зато скольким мужчинам она подарила острые мгновения истинного наслаждения. Бедная девочка. Скорее всего, ее участь была предрешена уже в момент ее первого соития. Кто знает, когда и с кем это было?

— Ты что, тоже из этих? — услышал Иван мужской голос. Он обернулся. Рядом стоял прилично одетый, высокий, полный мужчина, примерно ровесник Ивана.

— Из кого, из этих, простите? — переспросил Иван.

— Из кого, из кого, из Светкиных полюбовников, конечно.

— Да, а вы, что, тоже?

— Ага. Давно уже в Сибири живу, приехал вот родителей навестить, узнал, что убили ее.

— Я тоже только что узнал.

— Это из-за меня ведь ее тогда из школы уволили, и покатилась она тогда по наклонной. Я бы никому не сказал, но нас завуч застукала. Я со спущенными штанами, она — с задранной юбкой, тут уже не отвертишься. Нет, конечно, если бы меня сейчас жена застала в такой ситуации с посторонней бабой, я бы нашел, что соврать, а тогда-то сосунок еще совсем был, растерялся. Как я тогда мучился. Совесть меня загрызла. Я к ней пришел тогда, денег принес, копил я на мопед, и мне дарили родственники на дни рождения, на праздники, а она меня прогнала и денег не взяла. Пьяная была и с мужиком каким-то. Эх, — вздохнул он, — дура была, хоть про покойников плохо и не говорят, а жалко бабенку. До сих пор ведь ее вспоминаю, такая горячая штучка была. Давай помянем, что ли. — Мужчина достал из кармана дубленки бутылку коньяка. — Миша меня зовут.

— Иван. Да, надо помянуть. Как это я сам-то не догадался, слишком был шокирован новостью.

Миша вылил немного коньку в снег и первым глотнул прямо из горла. Потом протянул Ивану бутылку. Помолчали. Потом Миша снова глотнул и сказал: