По следам обречённых душ (СИ) - CathrineWynnight Страница 52

— Тогда они наверняка получили свиток, вот что, — с выдохом ответил Памаль, глянув в сторону с точно приросшим к лицу спокойствием. — Что дурная башка не варит?

— Ну ты и засранец, ты же ещё тупее меня! — возмутился Вильт.

— О, так ты признаёшь свой идиотизм? — На губы Памаля скользнула лёгкая улыбка, которая сошла с лица практически сразу же.

— Ты своего тоже не отрицаешь. — Толкнув брата-акробата в плечо, Вильт воззрился на Эпкальма, старающегося сосредоточиться.

Сложность освоения приёмов состояла во многом в том, что Аноильтенс не понимал, что должно получиться в итоге, какое ощущение прокатиться по пальцам или вспыхнуть в сознании. И без того сложная задача, становилась почти невыполнимой из-за трёпа неунимающихся товарищей; ведь внимание Эпкальма то и дело переключалось на разговор друзей. Сдаваясь, он выдохнул, опустил ладонь, склонил голову и устало посмотрел на Вильта с раздражением.

Закручивающиеся к концам пшенично-пепельные волосы, качнулись, когда их обладатель непонимающе склонил голову и похлопал глазами. Его немного округлое лицо вытянулось, а озорная улыбка сошла уст, от чего поперечный шрам на нижней губе стал меньше, исчезли и очаровательные ямочки. Эпкальм почему-то вспомнил, как на одной из миссий, тенадасер, намеревавшийся то ли распороть рот сопротивленца, то ли отрезать губу, получил мощный удар ногами в грудь, от чего сумел только рассечь кожу сопротивленца. Вильт в долгу тоже не остался и подарил в ответ шрам на глазу, который, как подозревал лидер, обернулся потерей зрения. Парень с невысоким ростом и прямым носом, продолжал сверлить Эпкальма взглядом.

— Чего? — Не дождавшись ответа, он решил прервать пристальные гляделки. — Может нам и правда стоит наведаться в академию? — задумчиво продолжил Вильт, явно потеряв интерес к ответу на первый вопрос.

Одна из интересных особенностей сопротивленца — умение переключать внимание с одного на другое так же быстро, как и моргать. Из-за этого общаться с ним порой было сложно, ведь пока остальные обсуждали какую-то тему, Вильт неожиданно вкидывал другую, совершенно не относящуюся к разговору.

— Ты и правда дебил, да? — спокойно спросил Тагус, вскинув бровь. — Тебе же было сказано, что академию охраняют орденовцы.

— Ну и что теперь, запереться в штабе и дрожать от этих поганых орденовцев?

— А ты не допускал мысли, что тот свиток у академцев может быть вообще не относящимся к делу? Они, может, просто задержались за учёбой допоздна. Нереалистично, но исключать эту возможность тоже не стоит, — возразил Памаль.

Авакафа́с же выглядел иначе — его светлые, крашеные в золотисто-пшеничный, прямые волосы, покачивались, разделённые неровным пробором и спадали на лоб; из-за густоты, они походили на пушистую и мягкую полянку; среди светлых прядей затерялись насыщенно-агатовые глаза, отдающие терракотовыми оттенками на свету; треугольная мужественная челюсть только подчёркивала его безразличный вид и как-бы говорила о игривости обладателя, равно, как и слегка пухловатые губы, изредка кривящиеся в улыбку; чуть кривоватый нос и шрам на шее, придавали парню мужественности, хоть и выглядел из-за них он менее привлекательно.

— В половину первого ночи? Думаешь? Даже если академия закрывается уже в восемь вечера? Очень интересная теория, — осадил Памаля Тагус.

Озорники задумались, у Эпкальма же оживлённые споры вызвали раздражённый выдох, ведь меньше всего он хотел, чтобы товарищи проверяли свои теории.

— Вот именно! Не сходится их ночная прогулочка с простым совпадением, поэтому и надо всё проверить как положено. — Вскинув руку с указательным пальцем, заговорил Вильт.

— Всё, прекратили. Глорас ясно дал понять, чтобы никто из нас не делал лишних телодвижений в сторону академии или ещё куда без соответствующего указания, — вклинился Эпкальм. — И вообще, вы пришли сплетничать, как базарные бабы или помогать?

— А чем одно другому мешает? Мы, знаешь ли, совмещаем приятное с полезным! — гордо заявил Вильт.

— Аргумент не принят, так что закройся. — Усмехнулся Эпкальм, на что Лебаг недовольно выпятил губы. — Хватит с нас напрасных жертв, — слова прозвучали печальнее, чем он того хотел; хотя Аноильтенс сумел-таки выдавить из себя улыбку.

Вильт встрепенулся, сменил позу и устремил взгляд на воду. Памаль ткнул друга в бок, тот только качнул в ответ. Это походило на безмолвный разговор, который понимали только эти двое. К их порой чудным привычкам люди уже успели привыкнуть, особенно забавляло то, что друзья говорили одновременно одно и то же или заканчивали фразы друг за другом.

— Кстати о жертвах. — Усмехнулся Вильт, настроение которого вмиг изменилось, когда из леса позади начали доноситься яростные шаги и злостное бормотание.

— Знаем мы одну такую, — проложил Памаль, лицо которого по-прежнему оставалось невинным и непроницаемым одновременно.

Только Эпкальм открыл рот, чтобы спросить, что они опять натворили, как к ним выскочила разъярённая Ингет. Завидев её внешний вид, он чертыхнулся про себя, хотя зрелище и было презабавное. Лидер не понимал, посмеяться или готовиться к взрыву, или же сделать всё и сразу? Решив выбрать путь совершенно отличающийся, он просто сделал вид, что не замечает примчавшуюся со слюной у рта занозу отряда.

— Вы двое! Я вас замочу, полудурки лохматые! — завопила она, указывая то на озорников, но на своё лицо, переливающееся зелёно-синими оттенками. Она походила на горгону, казалось, что её волосы вот-вот обернутся в змей и она обратит всех в камень.

Вильт и Памаль невинно похлопали глазами и переглянулись, мол — это ты? Нет? И не я.

— А мы при чём? Если твоя природная сущность выползла наружу, то мы уж точно не при делах. Хотя всегда подозревали, что ты та ещё змея, — пытаясь не засмеяться, пропищал Вильт, едва сдерживаясь.

— Тебе надо было раньше свой боевой раскрас показать, ядовитые змеи и опасные животные не скрываются, а ты что-то стеснялась, — невозмутимо проговорил Памаль.

Эпкальм посмотрел на Тагуса, желая понять, почему он спустил парочке всё с рук, но по спокойному выражению лица товарища, понял, что он и не собирался останавливать их от этой проделки. Лидер догадывался, что всему виной нападки Ингет на него в то время, когда всем стало известно о смерти Сэлда. Хотя оно и понятно, ребята никогда не позволяли ей подобного отношения, а потому пакостили язвительной сопротивленке больше всех, делая после этого ангельские лица и изображая саму невинность, даже если всё и так было понятно.

— Заткнитесь, вы оба! Я вам такую боевую раскраску устрою! — прорычала Ингет, от которой прямо-таки исходила смертельная аура. Она вдруг перевела гневный взгляд на Эпкальма. — А тебе Глорас просил передать, что на вечерний обход мы идём в нерушимые долины, туда тебрарумы с тенадасерами захаживать очень часто стали! — не сбавляя голоса, прошипела Ингет. Она в последний раз смирила взглядом озорников и унеслась, подобно природному бедствию, ломая ветви и расписывая всё, что попадалось под ноги.

Вильт и Памаль же разразились неудержимым смехом, хлопая руками по ногам. Они рассмеялись так громко, что птицы, сидевшие на ближних деревьях, взмыли в воздух и недовольно пересели подальше.

— Сказочные идиоты, — посмеялся Эпкальм, потирая лицо, а после убрал спавшие на лицо аспидные пряди чёлки.

Штаб сопротивления,комната Сэлда

Внутрь залетал прохладный ветер через распахнутое окно. Светлая занавеска в просторной и безмолвной комнате колыхалась. Эпкальм поёжился, всё это походило не на комнату со спящим товарищем, а на морг. Сэлд не просыпался вот уже несколько дней, этому, однако, никто не удивлялся ведь медитрия ясно дала понять, что проспит он до конца недели. Тем не менее, видеть изнеможённого и неподвижного друга было ужасно тяжело, о том, что он жив, говорила только мерно вздымающаяся грудь.

Эпкальм проводил в комнате Сэлда, — куда его перевезли день назад вместе с необходимым оборудованием, — по меньшей мере несколько часов, сидел и смотрел на него, в надежде увидеть скорое пробуждение, говорил ему о последних событиях и непереставая извинялся, хотя легче не становилось. Аноильтенс боялся, что таки потеряет «брата» так же, как потерял родного и родителей четырнадцать лет назад. В тот роковой день он утратил сразу две семьи, но вспоминать о прошлом сопротивленец старался как можно меньше, ведь понимал, что эта дорога ведёт в никуда, туда откуда он смог вылезти только благодаря Глорасу.