Кошка Белого Графа - Калинина Кира Владимировна Страница 53

Он всегда предпочитал искушенных дам, а Эми досталась ему невинной, пугливой, как жеребенок. Он сам учил ее искусству любви, и ему это нравилось. Все, что она умела, весь ее пыл – все было только для него. Приятно знать, что ни один мужчина не касался ее.

А теперь он сам, своими руками, отдавал Эми другому…

– Я одного не могу понять, – сказал вдруг Даниш. – Зачем ты моришь свою невесту голодом?

Альрик опешил:

– Что за вздор?

– Я узнавал на кухне. Повара ссылаются на твой приказ.

Вряд ли Рауд стал бы так шутить – не в его характере. Значит, кто-то что-то напутал. Или это умысел? Но вайнорцы не жаловались…

– Я разберусь, – бросил Альрик. – Лучше скажи, что делать с этой зимой?

Просить было унизительно – ну так он прикажет! Пусть Даниш дает ему уроки.

Белый Граф пожал плечами:

– Ничего. Ровным счетом. Это сейчас лучший выход. Надо дать стихии то, что ей принадлежит, иначе она отомстит непредсказуемо. Есть средняя мера снега и холода, рассчитанная для ригонской зимы. Нынче, насколько я могу судить, мера эта уже достигнута, а где-то и превышена. Теперь главное не тревожить стихию, и, возможно, все успокоится.

– С твоим возвращением, – едко заметил Альрик.

– Вы спросили совета, – Даниш вновь перешел на официальный тон. – Следовать ему или нет – на то исключительно воля вашего величества. Могу ли я быть свободен?

Альрик кивнул.

Дождался, когда Даниш подойдет к дверям и возьмется за длинную золоченую ручку.

– И вот еще что, граф… Хочу, чтобы вы были на балу. Пора сделать официальное объявление.

Нас с Кайсой посадили под замок. Разумное решение. Но пока я что-то делала, куда-то бежала и была в гуще событий, мне казалось, что каждый день приближает возвращение моего человеческого тела. Теперь же, томясь скукой, я сознавала, что не стала ни на шаг ближе к цели.

Льеты во дворце. А я сижу, как прикованная!

При мысли о дазской ведьме вдоль хребта по-прежнему струился холодок. И все же, коль скоро госпожа Хьяри не узнала меня, может, имеет смысл рискнуть и подобраться к ней поближе? Вдруг выясню что-нибудь любопытное?

Я видела: известие о Льетах не оставило Рауда Даниша равнодушным. Но он постарался скрыть свой интерес и вообще дал понять, что моя служба окончена. Приказ присматривать за вайнорцами отдан так, для вида. Чтобы была занята и не доставляла хлопот. А его обещание… Об этом я старалась не думать, всеми силами гася в себе трепет надежды. Зачем Рауду возиться со мной? Ведь я ему больше не нужна! Что за новая уловка?

Да еще подкармливать взялся…

Наутро после нашего разговора мне принесли от него коробочку с изрядным куском печеной форели и свежим творогом. И с тех пор трижды в день как по часам доставляли посылки со вкусной снедью. Это трогало – как бы я ни убеждала себя, что обольщаться графской заботой не стоит.

– Ах, Белка, мне бы такого поклонника! – шутила баронесса Геральдина и улыбалась виконту Дегерингу, а тот подкручивал ус и тайком дарил ей конфетки, заказанные в городе.

У Кайсы, заточенной вместе со мной, были свои горести.

– Я дала ему пощечину, не выслушав оправданий, – шептала она в мех на моем плече. – Теперь он думает, что я больше не хочу его видеть. Иначе почему не пишет?

«Пишет!» – хотелось крикнуть мне. Записки в покои принцессы носили по самым разным поводам, и по меньшей мере одна предназначалась Кайсе. Я слышала, как мальчишка-посыльный назвал ее имя служанке. Но та отдала письмецо графине Виртен.

Между тем Дегеринг вновь увивался вокруг Кайсы. Когда он низким голосом мурлыкал свои немудреные комплименты, барышня немного оживала. Геральдина же надувала губы и косилась на юную фрейлину недобрым глазом.

Принцесса каждый день ходила на свидания с королем, беря с собой все меньше людей, и все реже плакала по ночам. Половина придворных, доверенные люди герцога, пропадали где-то с утра до ночи, и сам он частенько отлучался. Принц-секретарь тоже надолго исчезал, а вернувшись, мрачно слонялся по покоям. Работы для него у принцессы не было.

Графиня Виртен и ее дамы обустраивались в вайнорском крыле, заставляя слуг переставлять мебель, развешивать салфеточки на спинках диванов и расставлять вазочки на комодах, а вечерами собирались кружком перемыть косточки ригонскому двору и своим, вайнорским, мужчинам.

А вчера случился праздник. Вместо привычных скудных блюд, которые герцог Клогг-Скрапп прозвал «арестантским харчем», подали обед не хуже тех, какими нас потчевали по дороге в Альготу. И сегодня королевские повара оказались не менее щедры.

– Боги вняли нашим молитвам, – объявила графиня Виртен.

Настроение у всех было приподнятое, даже Кайса смеялась как прежде.

Только мне было невесело. Почти три недели минуло с того дня, как я сбежала из дома. Может быть, уже поздно и мое тело, устав ждать, растворилось в Небыли? Я гнала от себя гнетущие мысли, но они вновь пробирались в голову, камнем ложась на душу.

В общем зале кружком сидели дамы, мужчины-придворные играли в карты. Служанка принесла чай. Я бездумно смотрела, как льется в чашки красновато-золотистая дымящаяся жидкость, когда из передней донесся мелодичный голос со знакомым акцентом:

– Могу ли я видеть герцога Клогг-Скраппа?

– Как о вас доложить? – спросил слуга.

– Баронесса Хендевик. А впрочем, нет! Скажите просто: Гелеона. Он поймет.

Мое любопытство встрепенулось, как охотничья собака при виде дичи, страхи разбежались по темным углам. Я выскользнула за служанкой в переднюю и притаилась под изогнутым столиком у стены – напротив дивана, на котором дожидалась ответа баронесса с эйланским именем и ригонской фамилией. А когда ее пригласили к герцогу, не скрываясь увязалась следом.

Меня не гнали. Кажется, баронесса просто не заметила роскошную белую кошку, давешнюю гостью королевы, даром что эта кошка, распушив хвост, шагала у самого ее подола.

Герцог тоже не удостоил меня взглядом.

Когда мы вошли, он обернулся от письменного стола да так и застыл, держа в руках какие-то бумаги. Его лицо выражало недоверие и растерянность, причем с каждой секундой недоверия становилось все меньше, а растерянности, напротив, больше.

Эйланка хранила безмятежный вид. Несмотря на полноту, она двигалась грациозно и плавно, словно лебедь по воде. Шелк ее платья в сизо-голубиных тонах мягко переливался в свете лучезаров.

Сделав несколько шагов, баронесса присела в изящном реверансе.

– Ваша светлость, – густые ресницы опустились, бросив тень на смуглые щеки, и тут же взлетели. – Ах нет, простите! Следует говорить «ваше высочество».

В огромных влажных глазах горели лукавые искорки.

– Гелеона, – выдохнул герцог, снова и снова оглядывая ее с головы до ног потрясенным взглядом. – Это в самом деле ты! Но какими судьбами? Баронесса Хендевик… – он замялся.

– Вдова барона Хендевика. Жила на севере, а два года назад решила перебраться в Альготу, – баронесса укоризненно покачала головой. – Говорят, вы весь в делах, ваше высочество. Заводите знакомства, наносите визиты. Я все ждала, когда же очередь дойдет до меня, но вам, вижу, недосуг. Поэтому я взяла на себя смелость явиться без предупреждения…

Она добавила что-то по-эйлански.

Клогг-Скрапп ответил запинаясь.

– Прости, давно не практиковался, – пробормотал он, вновь переходя на ригонский, и спохватился: – Что же мы стоим?..

Он провел гостью в дальний конец длинной комнаты к диванам, похожим на садовые скамьи в зарослях шиповника, велел подать чаю и пирожных.

– Гелеона, – казалось, герцогу доставляет удовольствие произносить ее имя. – Давно ты в Ригонии?

– Почти восемнадцать лет. А снова писать начала лет десять назад. Неужели ваши шпионы не доносили? – баронесса взяла в руку высокую чашечку, увитую морским узором. – Ригонцы зовут меня Занозой, иногда Осой, но ты-то должен знать, что по-эйлански означает «зан носса».