Филис Каст - Богиня света Страница 54

— Я скучал по тебе сегодня, — сказал Аполлон.

— Я тоже по тебе соскучилась.

— Как же мне выдержать без тебя следующие пять дней?

— Пять дней?

Это должно было значить, что он приедет в Лас-Вегас в следующие выходные. Но разве она не собиралась вернуться в Колорадо? Ведь ее теперешний заказ должен был занять всего неделю. Пять дней без него… Мысли Памелы внезапно стали вялыми и несвязными… Время вдруг показалось неопределимым и незначимым. Она не хотела, чтобы он уезжал, но прямо сейчас он был здесь, так близко, что его можно было коснуться. Разве может мужчина быть таким красивым? Памела заставила себя остаться в кресле, хотя ей отчаянно хотелось перебраться в кресло Фебуса… содрать с него рубашку… и целовать, целовать его тело сверху донизу…

— Да, я… — Аполлон запнулся.

Что, собственно, они с Артемидой придумали в качестве объяснения его «поездки»? Аполлон вдруг понял, что ему очень трудно сосредоточиться на чем-нибудь, кроме ее губ.

Несколько девушек вошли в комнату одна за другой, неся полные блюда, и помешали Аполлону отшвырнуть стол и впиться в губы Памелы.

Аполлону и Памеле подали на золотых блюдах пищу богов.

— Тончайшие виноградные листья, начиненные лучшими кусочками мяса и сыром, — сообщила одна из служанок Артемиды нежным чарующим голосом, когда Памела откусила от душистого комочка.

— Барашек, вспоенный молоком и медом, — промурлыкала другая служанка.

Аполлон попробовал мясо, потом улыбнулся и с удовольствием принялся за еду. Конечно, его сестра обычно не отличалась хозяйственностью, но этим вечером она превзошла себя.

— Сыр из молока коз, за которыми ухаживали нимфы — так, словно это их любимые дети.

— Оливки и винные ягоды с горы Олимп, собранные нежными, знающими руками жриц Афродиты.

Да, это было наилучшее обслуживание, какое только видела Памела в своей жизни. Ей хотелось спросить Фебуса, как он умудрился организовать такой ужин. Должно быть, он забронировал для них двоих весь ресторан, а это значило — среди многого прочего, — что он невероятно успешный врач. А выглядел таким молодым! Вообще-то Памела собиралась спросить, сколько ему лет, и когда у него день рождения, и где он родился… но не потому, что это имело какое-то значение. Она просто удивлялась. Еще надо бы спросить его о… о… о чем? Она никак не могла сосредоточиться…

…потому что еда была такой потрясающе, невообразимо вкусной. Все чувства Памелы сосредоточились на ужине. Это было что-то большее, чем просто еда. Это напоминало о летнем солнце, жаре, желании… она перевела взгляд от тарелки на Фебуса, наблюдавшего за ней. Его глаза сияли, как сапфиры… У Памелы перехватило дыхание.

— Мы оставляем вас наедине; на ночь мы удаляемся… — пропели служанки.

И когда они исчезли, их сладкие голоса продолжали шептать почти неслышно:

«Отравляй… возбуждай… воспламеняй желание… Затуманивай ум, снимая запреты… разожги их…»

Аполлон и Памела едва заметили уход девушек. Они смотрели друг на друга, и вся комната, весь мир исчезли для них. Кожа у обоих горела от нараставшего внутреннего жара и желания.

— Мне нужно, чтобы ты любила меня…

Голос Аполлона был низким от страсти. Где-то в глубине ума, где еще сохранились остатки здравого смысла, он понимал, что его влечение к Памеле слишком грубо, слишком несдержанно, однако не мог остановиться… и не хотел останавливаться.

— Да… — выдохнула Памела одно-единственное слово.

Аполлон поднялся на ноги роковым плавным движением, сделавшим его похожим на большого загорелого льва, как подумалось Памеле. Он отшвырнул стол, стоявший у него на пути. Памела сообразила, что стол отлетел так, будто Фебус толкнул его с нечеловеческой силой, но мысли у нее расползались, не успев толком оформиться. Когда Фебус грубо разорвал рубашку и сорвал с себя брюки, она только и смогла подумать, что ее тело откликнулось на то, как гортанно он выкрикнул ее имя и как он великолепно выглядит обнаженным…

— Да, — простонала она снова, вскакивая с кресла и бросаясь в его объятия.

Его губы впились в нее. Она одной рукой обхватила его за плечи, почувствовав, как от яростного желания дрожат все его мускулы. Свободной рукой она через голову сорвала с себя блузку, а потом быстро расстегнула молнию на брюках, и они тут же соскользнули с нее. Фебус нащупал застежку бюстгальтера и попытался расстегнуть ее.

— Я не могу… мне нужно… — простонал он в разочаровании. — Я должен ощущать тебя всей кожей.

Он наконец просто разорвал полоску кружев на ее спине, и груди Памелы вырвались на свободу. Она прижалась ими к его груди, целуя Фебуса в горячую шею.

Аполлон выругался, пытаясь обуздать свою страсть. Но Памела взяла его руку, ласкавшую ее грудь, и направила ее к трусикам… и все мысли о сдержанности вылетели из головы бога света.

— Здесь тоже… — Памела прикусила его нижнюю губу, втягивая ее в рот. — Я хочу, чтобы ты и это порвал…

Аполлон со стоном повиновался. А потом обхватил ладонями обнаженную талию Памелы и со всей силой бога поднял девушку и пронзил ее своим дрожащим копьем.

Памела была невероятно влажной, готовой принять его. Она обхватила ногами его талию и впилась ногтями в плечи. Откинув голову, она выгнулась назад, полностью поглощенная захватившей ее потребностью насытиться его прикосновениями… его огнем.

А он был сплошное пламя. Под руками Памелы его тело действительно светилось. Памела улавливала это чувствами, но ее ум не в состоянии был удержать хоть одну мысль. Ей казалось, что свет, исходивший от его повлажневшей от пота кожи, — просто часть его возбуждения; он дразнил ее, искушал и лишь подстегивал ее страсть. Волосы упали ему на лицо, густые, золотые, сияющие… а его глаза… Его глаза обжигали Памелу. И ей хотелось сгореть в их огне; ей хотелось, чтобы ее охватило пламя его страсти.

Она чувствовала, что чудесно, потрясающе не владеет собой.

— Крепче… — прошептала она прямо в его губы, едва узнав собственный голос.

Фебус шагнул вперед, и Памела ощутила обнаженной спиной гладкую прохладу мраморной колонны. Она опиралась на колонну и встречала его удары с такой же огненной страстью.

— Не останавливайся… не сейчас… не останавливайся… — едва дыша, бормотала она, чувствуя себя так, словно вознеслась на вершину мира.

Оргазм, настигший ее, не был похож ни на что, испытанное ею прежде в жизни. Он поглотил ее целиком, и это было уже на грани физической боли…

А потом оказалось, что она уже не прижимается к колонне. Фебус нес ее куда-то. Они миновали арочный проем, что отделял обеденный зал от примыкавшей к нему комнаты. Здесь в самом центре стояла большая кровать под балдахином. Памела поняла, что они очутились в какой-то спальне, но ум Памелы был полностью занят ощущениями тела… и ничто реальное не могло проникнуть в ее мысли, кроме вкуса и запаха Фебуса.