Ольга Гусейнова - Светлая и Темный Страница 6

— Как тебя зовут?

Услышав обращение, девушка замерла и уставилась на меня круглыми от изумления глазами. Бросила быстрый взгляд на дверь, словно решая, стоит ли звать подмогу, и только потом, ссутулившись, ответила.

— Ноэль, миледи!

Я переварила ее ответ, затем осторожно спросила:

— А меня как зовут?

Ноэль снова уставилась на меня недоуменным и уже явно обеспокоенным взглядом.

— Вы урожденная леди Сафира Дернейская.

Ответ показался мне равносильным удару лопатой по лбу. Как мне показалось, даже искры из глаз посыпались, а в голове тут же набатом зазвучал голосок несчастной девочки: «Не хочу слышать, не хочу видеть, не хочу, не хочу».

Мой же голос прозвучал хрипло и чуждо:

— А сколько мне лет, Ноэль?

— Двадцать, миледи! Вы старше меня на четыре года! — ответила она и опять замолчала в напряженном ожидании.

Снова мысленный стон. Я старше! Я старше некой Сафиры на шесть лет и на десять эту девушку, представившуюся Ноэль. Красивое имя, переводится «рождество» и означает предрасположенность к жизни подвижника. Что же, имя очень подходит заботливой голубоглазой юной сиделке.

— А где мы находимся? — спросила безнадежно, уже догадываясь, что не зря я летала в темноте и стремилась в разрывы. У меня той, крыльев не было, а это значит…

— Обитель Святой Матены, миледи, расположена на людских землях и ровно посередине между вашими землями и Темных.

Привычным жестом, как делала еще в прежней жизни, потерла переносицу, затем устало посмотрела на девушку и спросила, как в пропасть прыгнула:

— А как называется это место вообще… хм — м… весь мир?

Ноэль смотрела на меня, широко распахнув глаза, свет от свечи вспыхнул чуть сильнее, и зрачки резко вытянулись в струнку. В прошлый раз не привиделось! Это не человеческие глаза! Поэтому я приготовилась услышать дальнейшее без истерики.

— Эсфадос, миледи! Вы не помните?

По телу разлилась жуткая слабость. Вот и все! Не секта, не у черта на куличках, просто — другой мир. Или не просто… Совсем — совсем не просто! Прикрыла глаза, словно, если не буду видеть, станет легче, снова ущипнула себя в надежде, наконец, очнуться от этого сумасшествия, но запахи, звуки, а главное — боль, тупая и немилосердная, по — прежнему были со мной. И исчезать, по какому‑то невероятному стечению обстоятельств, черт возьми, не собирались. Более того, с каждой прожитой минутой, похоже, в новом теле, с каждой ложкой еды, настоев, обычной воды я ощущала, как становлюсь крепче, живее что ли. Отвергать новую реальность уже не разумно. Правда, примириться с ней только в книжках не сложно, а в жизни…

— Ноэль, а ты кто для меня?

Девушка молчала, я открыла глаза и посмотрела на нее: напугана, сильно расстроена, и в глазах плещется горечь. Вздохнув, она ответила:

— Я тоже драка, ваша троюродная кузина Ноэль Лояну. Попала в ваш дом в шесть лет. Моих родителей убили разбойники, а по закону поместье отошло дальнему родственнику отца. Меня же отослали к вам. Больше у меня никого нет… Теперь я ваша горничная, миледи.

Мне стало невыносимо, до стона жаль ее, и себя тоже. Особенно в свете доставшихся мне вместе с телом Сафиры тяжких воспоминаний.

— Ноэль, я ничего не помню из прошлой жизни. — Мое признание кузина встретила пораженным взглядом, и я поспешила успокоить ее. — Нет, не бойся, все не настолько плохо. Конечно, какие‑то воспоминания остались, но разрозненные, хаотичные, словно воспоминания чужого чел… существа, — я запнулась (из слов девушки и воспоминаний выходило, что не стоит путать нас с людьми), — поэтому прошу тебя о помощи. Мы начнем наше знакомство заново, как с чистого листа, и ты будешь мне все подробно рассказывать. О людях, о драках, о моей семье и, вообще, Эсфадосе. Согласна?

Девушка зачарованно слушала меня. Когда я безмерно устав, закончила «признания», она быстро кивнула. Я же глухо попросила:

— Ноэль, я хочу, чтобы ты знала. Прежней я никогда не стану, и если ты любила меня ранее, я…

Она передернулась, услышав «любила», невольно подсказав мне, что наши с ней былые отношения далеки от дружеских. Ноэль заметила, что от меня не укрылся ее жест, и испуганно посмотрела на меня, уже открыв рот, чтобы извиниться, по — видимому.

Но я опередила ее:

— С чистого листа, сестра! Я понимаю, насколько нам будет сложно, особенно тебе. Для меня очень важно и необходимо расположение кого‑то близкого и верного, кто будет рядом. А главное — честного! Я заранее прошу тебя: пообещай быть со мной предельно откровенной и честной!

Ноэль молчала, пытливо всматриваясь в мое лицо. В ее глазах загорелось что‑то новое… недоверчивая надежда, возможно. Она медленно, уверенно кивнула, а я спросила:

— Скажи, что самое светлое и дорогое было в твоей жизни? Чем ты дорожишь больше всего?

Голубые глаза подернулись дымкой тоски и печали. Она хрипло ответила:

— Мои родители! Память о них — единственное, что осталось мне.

Мне было неловко идти на этот шаг, но я настойчиво попросила:

— Тогда здесь и сейчас поклянись их светлой памятью, что не предашь меня, не обманешь и всегда будешь честной со мной.

Ноэль вздрогнула, обиженно посмотрела на меня, но столкнувшись с моим упертым ожидающим взглядом, поклялась в точности, как я просила. У меня словно гора с плеч свалилась. Хоть один нормальный хм — м, человек… драка рядом появился. Я радостно улыбнулась кузине, от чего та впала в полнейший ступор, заставив меня задуматься над вопросом: как же часто она видела мою улыбку, если так удивилась.

Чтобы привести в чувство Ноэль, я перестала улыбаться и попросила:

— Кузина Ноэль, у меня к тебе огромная просьба. Я прескверно чувствую себя немытой. А сейчас на мне, по ощущениям, несколько слоев грязи, я лежу в грязи и самое противное — дурно пахну. С этим надо что‑то делать и немедленно.

— Но миледи, сестра Аниза сойдет с ума, если мы сейчас затеем купание. Всего трое суток прошло, как вы вернулись с того света, только рана зарубцевалась, и лихорадка спала, а вы хотите заболеть снова?

Ноэль вцепилась в мою руку, уговаривая, но я была непреклонна. Поняв, что ничего не поделать, тяжело вздыхая, она поплелась за подмогой. Вскоре пара дюжих мужиковатых теток с грубыми чертами лица, притащили в келью довольно большую бадью. Вслед за ними возвратилась Ноэль, пришла сестра Аниза и еще одна женщина, ассоциировавшаяся у меня с настоятельницей монастыря — однозначно наделенная властью, державшаяся с достоинством, столь чопорная и строгая в черном плате, украшенном белым кантом и ручной вышивкой по краям. Черное платье, ладно сидевшее на ее фигуре, мило сочеталось с белым длинным фартуком. Эта начальственного вида незнакомка подошла к кровати и внимательно посмотрела на меня. Ноэль тут же встала в изголовье и тихо представила: