Тереза Тур - Мой ректор военной академии 3 Страница 6

— Пойдемте скорее, Джулиана где-то неподалеку. Она порталы строит замечательно. Если начнет прыгать, чтобы уйти… — и Брэндон помрачнел.

— Где мы вообще находимся?

— Роттервик, — огляделся наследник. — Бедные кварталы.

Молодой человек произнес это смущенно и тихо, как бы извиняясь за то, что в Империи существуют-таки бедные кварталы.

Я огляделась. Низкие, маленькие, но добротно сделанные домики из цельного сруба. Кольца деревьев имели форму не круга, как у нас, а звезды. Смотрелось очень красиво. Сам ствол тоже был ребристым, и напоминал шестеренку.

Я не стала ничего уточнять, так как давно уже привыкла к тому, что флора Империи удивительна и разнообразна. И только каждый раз вздыхала, ругая себя за то, что так и не добралась до атласов с растениями. А они в императорской библиотеке были, я видела! Лежали на верхней полке — огромные такие свитки. С картинками. И наверняка к каждому растению и магическая составляющая, и легенды, с ними связанные… Эх…!

Удивило также и то, что бревна были явно обугленные — все.

— Дома горели? — спросила я.

— Нет, конечно. Их специально обжигают.

— Зачем?

— Тикуны

Ну…вот и поговорили. «Тикуны» — что ж тут не понятного-то. Ладно, будем считать, что это что-то вроде вшей, клопов или тараканов — кварталы-то бедные. Мы, не торопясь, шли по узкой улочке. Честно говоря, если уж начистоту, то «край бедности» по имперским меркам отвращения у меня не вызывал. От обожженной древесины почему-то сладко пахло корицей, весна была в самом разгаре. По обочине росли цветочки, по форме напоминающие наши маргаритки, — розовые и нежно-фиолетовые. Одна маргаритка была синяя — синяя-синяя! Я наклонилась, потрогала мягкие лепестки, и…

— Ааааааааааааааааа!!!!!!!!!!!!!! — слева из кустов что-то выскочило, и…Откусило голову синей маргаритки! Глазки-бусинки внимательно смотрели на меня, а челюсти меланхолично жевали…мою маргаритку. Зверек был забавный — очень похож на крысу, только с пушистым хвостиком. А вот мордочка была наоборот, лысая и не привлекательная. Секунда — существо вспыхнуло и исчезло, оставив на траве два ярко-синих лепестка.

— Брендон! Кто это? И почему оно исчезло?

— Это дагги. Насколько я знаю — нечто подобное есть во всех существующих мирах. Вот например в вашем мире — есть маленькие зверьки, которые водятся там, где бедность, грязь, отходы и болезни?

— Есть. Крысы, — я поежилась. А эти — тоже переносят всякие болезни?

— Да, но вам ничего не грозит — я же его сжег!

— Сжег?!.. — я вспомнила голубую шерстку с оранжевыми пятнышками. Фиолетовая морщинистая кожа на мордочке, правда, оставила не самое приятно впечатление, но все равно стало как-то не по себе.

И тут мы услышали, как чей-то хрипловатый, безжизненный тихий голос проговаривал, как заведенный:

— Яся…Такая девочка хорошая… Понимаете… Такая…девочка…

— Простите, что я вас побеспокоила, — раздался голос Джулианы, непривычно мягкий.

Она стояла на пороге какого-то дома — те же обугленные бревна, из щелей треснувших ступенек покосившегося крыльца выбивались пучки серой травы и несколько тех самых цветочков, которые я окрестила «маргаритками». Что-то маленькое и пушистое, на этот раз ярко-оранжевое, шмыгнуло из приоткрытой двери и скрылось под крыльцом.

Женщина, с которой разговаривала журналистка, была уже не молодая. А может, просто выглядела так? Худая, сгорбленная, в шерстяном сером платье, черных перчатках без пальцев и выцветшем платке непонятного оттенка. У ее ног стояла деревянная кадка с огромными лопухами на мясистых стеблях с красноватыми прожилками. Я отметила, что одеты Джулианна и эта женщина были практически одинаково. Смотрелось очень органично, но мне это не понравилось. И Брендону, кажется, тоже.

— Старшая моя… музыке училась, у маэстро Зорго Цума. Мой отец еще был жив, дед ее, — дудочку ей на день рождения сделал. Маэстро Цум отца уважал, — в голосе женщины были и гордость, теплота, и… горе… — Понимаете… Нам не положено толком учиться, но моя девочка была настолько талантливой, что…Маэстро Цум взялся ее учить, в память о моем отце.

— А…ваш отец? — тихо спросила Джулианна.

— Он делал инструменты. Деревянные. Дудочки, воги, айлы… А прадед, мой дед — был настройщик. Так он рассказывал, будто его дед настраивал рояль у самого Императора, во дворце, — женщина говорила машинально, смотря перед собой мутным взглядом, ни к кому особо не обращаясь. — А Яся…Ясенька…Она….Простите…Простите меня…

Слезы текли беззвучно, а в легких просто не осталось воздуха от судорог, вызванных рыданиями. И от этого беззвучного плача стало жутко и страшно. Я зачем-то вспомнила мальчишек — холод сковал позвоночник, перехватило дыхание и захотелось немедленно вернуться и узнать, где все: мама, отец, мальчишки, Ричард…

— Его найдут, — уверенно и сурово сказала Джулиана. — Найдут и убьют.

Женщина отрицательно покачала головой:

— Кто ж искать-то будет? Кому мы нужны?

Тут наследник отмер — и решительно направился вперед.

— Я обещаю вам, что виновник будет найден, — склонил он голову перед женщиной…

— Она ведь платья синие никогда не носила… Их же вообще никто не носит…

Похоже, женщина так и не поняла, что перед ней появился еще кто-то. А я… Я позвала Ирвина. Вот с ним у меня получалось связаться всегда. Целитель появился и прогнал нас.

— Вас к этой несчастной зачем понесло? — строго спросил у подавленной Джулианы наследник.

Тут Ирвин посмотрел на нас недовольно — и нам сразу захотелось испариться. Мы, не сговариваясь, зашагали по дороге. Шли довольно долго, в полной тишине — каждый думал о своем. Наконец мы дошли до реки, разрезающей город надвое. Она величественно и неторопливо текла из вчера в завтра, смывая все: и скорбь, и радость. Первой молчание нарушила Джулиана:

— Я дала себе слово. Если соберусь писать о чем-то, то всегда буду проверять информацию. Лично. Всегда.

Девушка смотрела на воду, крепко обняв себя за плечи, вцепившись пальцами чуть выше локтя так, что побелели костяшки. Ветер с реки развевал вьющиеся, длинные, неухоженные волосы, трепал подол серого шерстяного платья, которое было ей велико — линия плеча на рукавах съехала, и они почти полностью закрывали кисть. Удивительно, как ей удавалось в таком виде быть совершенно неотразимой! Она была прекрасна — огромные темные глаза на бледном лице, медный отлив волос, будто нарисованные брови, длинные пушистые ресницы, и маленькая трогательная родинка над верхней губой слева.

Я залюбовалась Джулианой, забыв обо всем — но тут увидела выражение лица Брэндона и вмиг спустилась с небес на землю. Я говорила, что залюбовалась Джулианой? Можете себе представить, что было с несчастным принцем…