Александра Айви - Леве (ЛП) Страница 6

Короткая толстая морда. Маленькие серые глаза, взирающие на мир из-под густых бровей. Пара клыков, достаточно больших, чтобы называться бивнями, виднелись из-под ее верхней губы, достигая заостренного подбородка. А на макушке ее огромной головы росли парочка острых рогов, что были так отполированы, что сияли в свете свечей.

Леве скривил губы в улыбке.

— Bonsoir, maman. Ты выглядишь… — Он позволил своему взгляду спуститься вниз к ее огромному туловищу. — Хорошо откормленной.

Берта пожала плечами. В отличие от большинства женщин, у горгулий не было проблем с лишним весом. Их философия была: чем больше, тем лучше.

— Грегор оказался разочарованием, поэтому я полила его прекрасным розмарином и чесночным соусом и поджарила на открытом огне, — сказала она с легким французским акцентом. — Он оказался гораздо более удовлетворительным, как обед, чем когда-либо был в качестве любовника.

— Очаровательно. — Леве проигнорировал злобный взгляд, который его мать бросила на его прекрасные фейские крылья. — Ты и моего отца съела?

— Не будь отвратительным, — зарычала женщина. — Я не каннибал.

Леве ничем не выдал своей реакции.

Горгульи не отличались от большинства демонов. По желанию они брали в любовники особей из других фракций, хотя в период жажды обычно выбирали горгулий. Полукровки не были чем-то неслыханным, но все же они были редкостью.

Тот факт, что его мать всегда отказывалась называть имя его отца, привел к тому, что Леве решил, что его происхождение было еще одним источником позора для семьи.

— Итак, моим отцом был горгулья?

Берта фыркнула, к счастью не подозревая, как много эта информация значит для ее сына. Если бы она знала, что это может быть орудием для причинения ему боли, то не колеблясь, использовала бы его.

— Что за странный вопрос?

— Скорее, очевидный, как я думаю. — Он продемонстрировал свои чахлые ручки. — Только взгляни на меня.

Берта рассержено прищурилась.

— Твой отец был внушающим страх воином, который произвел на свет множество сыновей, которыми он не мог не гордиться.

Хвост Леве дернулся. Он не знал, что дала ему эта информация: удовлетворение или разочарование.

Он был достаточно демоном, чтобы гордиться тем, что его отец пользовался признанием среди горгулий. Линии крови всегда были важны. Но столетиями он возлагал вину за то, что стал уродцем среди горгулий на своего отца. На кого же теперь возлагать за это ответственность?

— Тогда что случилось со мной? — потребовал он.

Берта презрительно фыркнула.

— Ошибка природы.

Леве мрачно притворился, что ее слова не ранили его.

— Или, может, твоя родословная не так чиста, как ты думала?

Тонкий дымок показался из ее широких ноздрей. Берта была одной из редких горгулий, что могли дышать огнем. Чем конечно и объяснялся ее статус дожа.

— Скорее, проклятье богов, — возразила она, ее серые глаза сияли ненавистью. Ненавистью, которая в детстве причиняла Леве гораздо больше страданий, чем самые ужасные побои. — Меня предупреждали, что нужно было снести тебе голову, едва ты родился. — Она взмахнула своими огромными крыльями, едва не отправив Леве кувырком назад. — К несчастью, я оказалась слишком мягкосердечна, чтобы последовать мудрому совету.

Леве прыснул со смеху, отказываясь признавать ощущение признательности после многовекового чувства предательства.

— Мягкосердечной?

— Qui.

Берта переместила свои немалые габариты на атласные подушки, ее крылья распластались по полу, а хвост обвился вокруг ног.

Она смотрела на него с показным безразличием, но Леве не был дураком. Она может, и выглядела огромным неуклюжим колоссом, но могла двигаться со скоростью гадюки.

— Я позволила тебе жить, надеясь, что ты преодолеешь свое уродство и вырастешь принцем достойным стоять рядом со мной. Ты должен быть благодарен.

Благодарен.

Слово эхом отозвалось в Леве, резко преобразовав боль, которой он клялся больше никогда не чувствовать, в порыв ярости.

— Благодарен за что? Я провел все детство, подвергаясь издевательствам своих родных.

Его мать пожала плечами.

— Ты ожидал, что с тобой будут нянчиться как с человеческим ребенком?

Он проигнорировал ее насмешку.

— А когда я, наконец, подрос, то стал мишенью каждой горгульи, что считала забавным бросить меня в бойцовскую яму, и посмотреть, как много демонов смогут выбить из меня дерьмо, прежде чем я отключусь, — прошипел он.

Берта в замешательстве нахмурила брови.

— Дер…

Она издала звук, по-видимому, выражавший нетерпение.

— Ой-ля-ля. Твои внутренности, ты смешон, мелкий вредитель.

Леве отмахнулся от ее резких слов.

— Ты ничего не сделала, чтобы защитить меня.

— Только сильные выживают в нашем мире.

Леве уперся кулаками в бедра.

— И это твое извинение за то, что попыталась убить меня, когда я достиг половой зрелости?

Она провела когтем по алой подушке, не выражая и капли сожаления.

— Стало очевидно, что ты абсолютный урод. Моим долгом было избавить гнездо от такого слабака. Каждый дож понимает необходимость обрезать сухие ветви от семейного древа.

Достаточно.

Он пришел сюда не затем, чтобы разбираться со своей травмой детства. Он может и бессмертен, но даже вечности будет недостаточно, чтобы поработать над его проблемами с матерью.

Пора было приступать к делу.

— А что, если я доказал, что представляю из себя нечто большее, чем сухую ветку? — бросил он вызов. — Что я принц в самом истинном значении этого слова?

— Невозможно.

Уловив и ожидаемое презрение, Леве не был готов к неловкости, что осветила грубые черты лица его матери. Словно она испугалась того, что он мог сказать. И он, конечно, не был готов к языкам пламени, что метнулись в его сторону.

— Sacrebleu, — закричал он, укрываясь за любимым марокканским сундуком его матери. Она никогда не подожжет верблюжью кожу, инкрустированную таким количеством драгоценных камней, что это сокровище могло бы конкурировать с королевскими. — Что ты делаешь?

Она стояла на ногах, ее хвост подергивался в неразумном приступе ярости.

— Заканчиваю то, что начала, когда ты был молод.

Леве присел за сундуком. Merde. Все могло бы пройти и лучше. Пришло время применить его единственное оружие.

— Я требую трибунала, — сказал он дрожащим тоном.

Трибунал был горгульим эквивалентом народного суда. Или пиратской ставки.

— Отказано.

Еще одна вспышка огня, почти подпалила кончики его низкорослых рогов. Леве плотно обнял свое дрожащее тело крыльями. Это он однажды сказал, что вампиры были самыми неразумными существами, которые ходили по этой земле?