Лилит Сэйнткроу - Предательства Страница 6

— Великий боже. Опять? — Дилан вздохнул. Под глазами у него были темные круги — от переутомления. Он всегда выглядел уставшим и загнанным. Впрочем, это не портило его внешности. — Дрю, за время своей любительской деятельности ты приобрела неприемлемые навыки, от которых важно избавиться. Следовательно, тебе, так же как и всем остальным, нужно посещать уроки для начинающих.

Это распоряжение сверху. У меня связаны руки. — Он странно глянул на меня — по выражению темных глаз невозможно было понять, о чем он думает — и продолжил: — Ирвинг полностью исцелится через двенадцать часов, твой приятель лупгару — через восемнадцать. Тебе же придется столкнуться с намного более длительным процессом исцеления и смириться с недостатком скорости, силы и выносливости. Ты еще не готова к пробному забегу, не говоря уже о тренировочных вылазках младшеклассников. К тому же я умолчу о том, что любой носферату, пронюхавший про твое существование, будет рад утолить тобой собственную жажду или передать тебя… — Он запнулся и сглотнул.

— Сергею, — закончила я фразу. Имя обожгло язык. Здесь, в Школе, назвать вампира вслух по имени — дурная примета. Кто знает — вдруг они слышат? Даже такие бывалые охотники, как мой отец, избегали имен, используя лишь инициалы или кодовые слова.

Но я уже произносила его раньше.

Дилан не поморщился — он вздохнул. Опять.

— Дрю. Ты еще не прошла «становления». До старшеклассников расти и расти. А случись так, что — упаси господь! — тебя серьезно ранят, и начнется сильное кровотечение, никто из нас не сможет помочь. Если… — Он вовремя остановил себя.

— А с Кристофом все было бы иначе, — упрямо и монотонно пробубнила я. — Хотя, хватит, Дилан. Я не дурочка. Кристофа здесь нет. Никому другому не позволено со мной заниматься, хотя он и исчез. Про него не говорят — словно его нет совсем! А вообще-то он спас мне жизнь. Где логика?

Все очень сложно.

Дилан перевел взгляд на череп в серебряной оправе и сжал челюсти. Здесь, в Школе, у всех очень хорошая кожа, сверкающие глаза и ослепительные зубы. Порой казалось, что ты в бесконечном молодежном сериале. Преподавателей можно было отличить от студентов, только когда они вели занятия. Или по тому, как некоторые из них вдруг останавливались, наклонив голову к плечу, и замирали на месте, не дыша. Значит, прозвучал сигнал тревоги. Меня сразу же отправляли в мою комнату, а остальные разбегались по позициям. Сигнал раздавался дважды за эту неделю, а еще я узнала, что проводятся и регулярные боевые вылазки. Ей-богу, как пожарные учения в том диком дневном мире.

Обожаю. Просто обожаю сидеть взаперти в четырех стенах, пока снаружи идет бой.

Я поправила пакет на переносице, лед снова хрустнул. Оказывается, у меня синяк еще и на щеке, а я и не заметила.

— Попробуйте объяснить. Я вроде умная девочка.

— Дрю, дело не в уме. Вопрос в том, где для тебя безопаснее, особенно сейчас, когда Кристоф заподозрил, что в Братстве действует «крот». Ты единственная светоча, которую мы смогли спасти за последние тридцать лет — ты на вес золота! Другие гибли еще до того, как нам удавалось забрать их к себе. Мы хотим обеспечить твою безопасность. А для этого тебе нужно учиться и тренироваться с нуля. Хотя зачем тебя отправили сюда и дали такие противоречивые указания…

Он опять осекся. Бесит уже. С ним всегда так: остановится на середине фразы и больше ничего не говорит, только скорбно смотрит в пол. Даже как-то жалко его.

Я бросила пакет со льдом на колени. Джинсы сразу промокли, холодная струйка добралась до кожи.

— Почему же ни у кого нет времени со мной заниматься, если я такая, черт возьми, бесценная? Зачем ждать Кристофа, если у этого вашего Совета столько к нему вопросов? И почему…

— У Совета нет к нему вопросов. Они есть у значительного меньшинства, что не одно и то же, и тебе не стоит забивать этим голову. У тебя и так много забот. — Он внимательно посмотрел на меня. — Чтобы не распухло больше, тебе нужно выпить ибупрофен и принять ванну.

Иными словами, трам-тарарам, «вы свободны».

— Вы так и не ответили на мои вопросы. — Я поднялась со стула и вновь прижала кулек со льдом к лицу. — Благодарю!

— Пожалуйста. По крайней мере, за то, что я не применю к твоему другу взыскания за самовольное вмешательство и усугубление ситуации. — Видимо, он тут же пожалел о сказанном, потому что со стуком захлопнул рот. Но тут, наконец, очнулся Грейвс — сгреб меня за плечи и вытянул из кабинета мимо двух стоящих у двери рыцарей в ржавых поблескивающих доспехах, в затихший коридор.

— Забудь, Дрю, — выпалил он, когда мы оказались уже на другом конце коридора, где маячила закрученная улиточной спиралью лестница. — Пустые угрозы.

Дар речи вернулся?

— Огромное спасибо. Без тебя знаю.

— Пожалуйста. Ладно, пошли в ванную.

Он отпустил меня и, пошарив в карманах длинного черного плаща, вытащил помятую пачку «Уинстона».

Ему дозволялось выходить за пределы школьной территории хоть каждый день. Он мог тусоваться с другими оборотнями и не слышать за спиной противный шепоток. Он участвовал в спарринге наравне со всеми, посещал занятия, уже начал понимать местные шутки и даже завел новых друзей.

А я? Я единственная девочка в школе для мальчиков, и меня, словно какого-то хомячка, держат взаперти, а сами гуляют и развлекаются. Не сказать, что мне хотелось бы куда-то идти, особенно после того, как меня вытащили из снега и спасли от безумия. Кормили здесь неплохо, специально для меня заказывали одежду. Бумаги для рисования и всего остального тоже хватало. Достаточно было сказать Дилану или кому-то еще из «кураторов», и — рраз! — желаемое появлялось у моей двери на следующее утро. Или вечером. От этого было не по себе. А каждый раз, когда я вылезала прогуляться по мощеным дорожкам спящего замерзшего сада, из-за куста появлялся какой-нибудь «куратор». Чаще всего Дилан, который даже не пытался притворяться, что осматривает посадки или просто вышел пройтись. Нет, он разглядывал меня с беспокойством и озабоченностью. Это должно было наводить на размышления. Только я не знала, на какие именно.

— Сколько мы уже здесь? — Я взглянула на Грейвса из-за пакета со льдом. — Неделю, верно?

С чопорным выражением лица — как и всегда, когда он поправлял меня — Грейвс обронил:

— Девять дней. Не больше и не меньше.

И ссутулил узкие плечи. Из-за них и заостренного носа он всегда напоминал мне птицу. Но сегодня что-то новое появилось в его лице — он стал обеспокоенным и каким-то более взрослым.

— Тебе срочно надо в ванну. Вон как разнесло.