Александр Арбеков - О, Путник! Страница 6

Мне вдруг действительно остро захотел есть. Я огляделся вокруг. Нигде поблизости, как я и ожидал, не оказалось, к сожалению, ни одного куска печённого мяса, ароматно пахнущего и томящегося над костром, ни даже ломтика, пусть и несколько заплесневевшего, сыра, или хотя бы краюхи зачерствелого хлеба. Увы, увы, как жаль, как жаль…

ЗВЕРЬ в это время закончил рыть песок, вдруг поднял башку к небу, как-то отрывисто и коротко то ли рыкнул, то ли тяжело вздохнул, странно взглянул на меня. Ну что там, Пёс? Я наклонился над свежевырытой неглубокой ямой, посмотрел в неё. Моё сердце вдруг бешено забилось. Жар охватил тело, голова закружилась, руки неожиданно задрожали. В кончиках пальцев возникло покалывание, потом онемение. Страшный холод пронзил меня, гася пламя, охватившее до этого мою сущность. Сердце замедлило свой ритм. Невесть откуда взявшийся вибрирующий и всепоглощающий звук пронзил ткань мироздания и ушёл неведомо куда.

Я слился с ним, окунулся в него. Меня вдруг поглотили самые разнообразные чувства и ощущения, которые перемешались внутри, забурлили, как в невидимом гигантском котле. Я наполнился и переполнился тревогой и радостью, холодом и жаром, эйфорией и болью, счастьем и горем, светом и тьмой. На меня накатывались то горячие, то холодные волны, хаотично перемешиваясь между собой, и в апогее новых, неизведанных и всё переворачивающих внутри меня, ощущений, я провалился или превратился во мрак, приняв его, как избавление.

— КХА, КХА, КХА…

Где-то я это уже слышал, однако… В очередной раз, сбрасывая с себя остатки чёрного беспамятства, я поднялся с песка, огляделся вокруг. Всё тот же пляж, море, горы… ЗВЕРЬ сидел неподвижным каменным изваянием передо мною, смотрел на меня тяжело, тревожно и пронзительно. Я чувствовал себя трижды измочаленным, выжатым и опустошённым. Жаркий воздух густо обволакивал моё бедное, обессиленное тело.

Я тяжело встал, поднял голову вверх. Ощущение было таким, как будто кто-то откуда-то с небес внимательно и безжалостно рассматривает меня, разбирает на составные части, ломает, перекручивает, собирает вновь, испытывает на прочность. Зачем, почему, с какой целью? Ну что ты от меня хочешь, ты, там, — в очень и очень далёкой вышине!? Я снова опустился на песок, опёрся на руку, посмотрел в небо. Оно было ясным, безмятежным и прозрачно-голубым. Наваждение пропало. Но что было до этого, почему я потерял сознание?

Неожиданно моя рука прикоснулась к чему-то твёрдому, гладкому, холодному. Я резко вскочил на ноги, тревожно и обречённо посмотрел вниз. Между мною и Собакой во впадине в песке лежал предмет, который, как я понял, с этого момента должен был определять, направлять и решать мою судьбу, то есть — дальнейшую жизнь. Он переполнялся таинственной, невидимой и неведомой силой, которая готова была вот-вот выплеснуться наружу. Неизвестный предмет слегка вибрировал. Я был поглощён и заворожен этой вибрацией, моё тело задрожало и стало накаляться, как железо на огне, а потом словно окунулось в бодрую истому холодной колодезной воды.

Ко мне вдруг пришло осознание чего-то пока непонятного, но важного и огромного, всеобъемлющего, того, что я уже когда-то знал, но почему-то забыл и никак не мог вспомнить. И я неожиданно обрёл уверенность в том, что этот предмет с данного момента принадлежит мне и предназначен он для чего-то очень значительного и необычного.

ПУТНИКУ нужен ПОСОХ! Какой ПУТНИК без ПОСОХА?! Это как рыцарь без меча, как пахарь без плуга, как женщина без косметики и духов, как поэт без пера, как кузнец без горна и огня, как ангел без крыльев!!! Ангел, Ангел, Ангел… Кто такой Ангел!? Причём тут Ангел!? Непонятно, абсолютно непонятно… Ах, да! Вспомнил!

Я осторожно прикоснулся к ПОСОХУ, слегка сжал его древо, ощутил его потаённую сущность. Моя рука сначала онемела, затем кровь бешено забурлила в жилах, заструилась по ним с невиданной мощью, и я почувствовал себя всемогущим и вечным, и на пике этой сумасшедшей мысли я снова потерял сознание.

— КХА, КХА, КХА …

Очередной раз я очнулся или проснулся ночью. Небо было безоблачным, надо мною висела огромная белая и полная луна. Она освещала своим невероятно ярким, таинственным и магическим светом пляж, горы, море и Пса, сидящего, как изваяние, передо мною. В лунном свете он казался вычеканенной из её тела мраморной и мёртвой статуей, но это были лишь первые впечатления. Глаза ЗВЕРЯ смотрели на меня вполне осмысленно, пронзительно и внимательно, ловя каждое движение. Странное зрелище — камень, в котором живут глаза…

Я вспомнил о ПОСОХЕ. Моя рука непроизвольно дёрнулась в сторону и, конечно же, наткнулась на Него. ПОСОХ был холоден, как лёд, но, когда я дотронулся до него, он вдруг осветился каким-то тёплым неярким светом, завибрировал в моих руках, стал нагреваться. Его температура сравнялась с температурой моего тела, и я почувствовал, как мы поглотили друг друга и перетекли друг в друга, и стали единым целым.

Я вдруг неожиданно и остро понял, что мы с ним, с ПОСОХОМ, как и со ЗВЕРЕМ, связаны и слиты навеки, не до смерти, а именно навеки, навсегда. Но почему именно навеки? Кто я такой, кем был раньше, какова моя судьба? Может быть, я всего лишь ничтожный раб, а может быть и знатный господин!? Возможно, я — жалкий осколок от разбитой в пылу ссоры между Богами драгоценной, а может быть, и дешёвой вазы!? А возможно, — я вовсе и не осколок, а один из тех, кто разбил вазу!? Возможно, — я человек, а может быть, и нет!? А вдруг я являюсь некой бестелесной, но мыслящей сущностью, и мир вокруг меня — всего-навсего навязанная мне извне, а может быть и сотворённая мною самим иллюзия!?

Как я оказался в этом месте, кто я таков, каково моё предназначение? А может быть всё значительно проще? Я — всего лишь нищий сумасшедший, юродивый, дурачок, забредший случайно на этот пустынный пляж. Наступило у меня вдруг какое-то временное, неожиданное просветление. Сижу, рассуждаю, размышляю?! Или нет!? Или да!?

Эти совершенно безумные и лихорадочные мысли беспорядочно метались и переплетались некоторое время в моей воспалённой бедной голове. Я обречённо прижал ПОСОХ к своему телу, как прижимают к себе перед смертью последнюю и самую любимую возлюбленную, и мгновенно заснул тихим спокойным сном…

— КХА, КХА, КХА…

Господи, опять и снова, всё одно и тоже… Я тяжело и обречённо открыл глаза. Надо мною укоризненно возвышался ЗВЕРЬ. Солнце медленно преодолевало горы, воздух был кристально чистым, ароматным и горьким на вкус. Я процеживал его сквозь губы и зубы, как хорошую сигару или изысканный коньяк. При чём здесь «сигара», какая «сигара», что это, вообще, такое?! «Коньяк, коньяк…». Ах, да. Сигара, сигара! Коньяк, коньяк! Вспомнил!