Отбор невест для драконьего принца: провести и не влюбиться (СИ) - Петровичева Лариса Страница 6

- Что случилось? – спросила я. Петрова придвинула к нему коробку с картошкой и беконом, но Бархену, кажется, было не до еды.

- У госпожи Гутты забрали ребенка, - выдохнул он. – Мастерская снова была закрыта, так я добежал до ее дома. Вижу – двери нараспашку, все нараспашку, соседи ревут, сама госпожа Гутта поперек порога лежит, рыдает. Доктор там рядом с ней бегает, а она подняться не может.

- Кто забрал ребенка? – оторопело спросила Петрова. – Как?

Я вздохнула, кажется, понимая, откуда дует ветер. Гутта приехала в Тансворт из Восточных пустошей – там она была замужем, развелась, но муж продолжал строить ей козни, и она уехала. Похоже, сегодня он все-таки умудрился ей нагадить.

- Полиция забрала, - ответил Бархен. – Вместе с опекой. Дескать, поступил сигнал, что госпожа Гутта бьет маленького Пауля, ну его и увезли до выяснения.

- Да не бьет она его! – возмущенно воскликнула Петрова. Она решительно поднялась из-за стола, словно зеленая гора, и было ясно, что Петрова готова ехать в опеку и возвращать парнишку матери. – Он свалился с забора, полез туда за кошкой, я сама видела! Лана, пойдем!

Втроем мы вышли на улицу, и я подумала, что день еще не кончился, а у нас уже было столько приключений, сколько и за месяц не наберется. Мы организуем отбор невест, я спасла студентов от пересдачи, а директора Анвина от тюрьмы по итогам инспекции, и умудрилась сделать так, что нахального графоманишку напечатает один из ведущих журналов страны. А теперь мы шли спасать ребенка лучшей городской швеи, а день еще не закончился, и в нем может быть еще много всякого.

Полицейский участок располагался чуть в стороне от центральной площади и был похож не на оплот порядка, а на магазинчик средней руки или библиотеку. Маленький беленький дом с резными деревянными ставнями, утопавший в зелени сада – кто бы мог подумать, что вот за этим окном сидит шеф Балетти, который разговаривает только рыком и матом? Мы вошли и первым делом увидели Пауля – он сидел в приемной, заливаясь слезами. Перед ним гарцевал немолодой господин – он настолько старался выглядеть приличным и порядочным, что сразу же становилось ясно: перед нами первостатейная сволочь. Он показывал Паулю то леденец на палочке, то деревянную лошадку, но мальчик не прекращал плакать.

- Кажется, папаша, - негромко пробормотала Петрова. Я согласно кивнула и звонко спросила:

- Шеф Балетти! К вам можно?

Открылась дверь, из нее высунулась красная физиономия, украшенная носом-картошкой, густыми бакенбардами и лохматыми усищами, и шеф прорычал:

- Что надо, так и перетак?

- Мы работодатели госпожи Гутты, - сухим официальным тоном сообщила Петрова. – Пришли узнать, что случилось.

Шеф фыркнул, буркнул и выдвинулся из кабинета – темно-синий полицейский мундир едва не трескался на его заботливо откормленном брюхе. Пауль перестал плакать – теперь он испуганно всхлипывал, отворачиваясь от родителя. Я шепотом приказала Бархену бежать, разыскать господина Берта и привести сюда, а шеф прогудел:

- Работодатели? Какую, интересно, вы ей даете работу?

Отец Пауля подбоченился и добавил:

- Она не работает! Шитье это не работа, а первейшая бабья радость. А раз не работает, то пусть ребенка отдает! Отец всяко лучше за ним присмотрит.

- Не надо меня отдавать! – запищал Пауль, размазывая слезы по лицу. – Мамочка!

- Мы организуем отбор невест для принца Эжена, - Петрова по-прежнему говорила спокойно, но я чувствовала, что в ней все так и звенит от гнева, и она готова устроить скандал и разнести участок, если потребуется. – Госпожа Гутта получила большой заказ на пошив платьев для невест его высочества. Вы понимаете, шеф, какое мероприятие сейчас срывается?

- Государственное! – поддакнула я. – Колоссальной значимости для всего королевства и Тансворта в частности.

Шеф закряхтел. Заложил руки за спину, пожевал губами. Мне показалось, что карман его мундира подозрительно оттопыривается: кажется, туда сунули оплату за то, что он отнял ребенка у матери и передал отцу, который представления не имеет, что нужно сыну.

- И я не понимаю еще одну вещь, шеф, - добавила я и припечатала: - Неужели вы хотите отдать ребенка убийце?

В полицейском участке воцарилась густая тишина. Петрова оторопело посмотрела на меня, шеф удивленно снял и надел фуражку, кто-то из офицеров высунулся из дверей одного из кабинетов, но тут же убрался подальше от греха. Папаша Пауля даже икнул от удивления. Губешки Пауля задрожали, и он залился слезами.

- Мамочка! – простонал мальчик. - Хочу к маме! Мама!

- То есть, как это «убийце?» - оторопело проговорил шеф и бывший муж Гутты визгливым голосом воскликнул:

- Какого дьявола ты смеешь меня обвинять? Я отец ребенка! Я заберу его обратно в Пустоши от этой безработной шлюхи!

- Отец, который не знает, что у мальчика аллергия на сладкое? – приторно-медовым тоном осведомилась я, оценивающе глядя на папашу Пауля. – Или наоборот, он слишком хорошо знает, что сахар вызывает у Пауля отек горла?

В участке снова стало тихо. Петрова едва слышно пробормотала что-то на орочьем, удивленно глядя на меня и не понимая, вру ли я на лету или же говорю правду. Я не врала. Гутта как-то упомянула, что Паулю нельзя ни крошки сладкого, но его отец, который не интересовался ни сыном, ни его здоровьем, об этом, разумеется, не знал – или же прекрасно знал, но ему было все равно. Он хотел лишь нагадить бывшей жене.

- Дать ребенку леденец, который доведет его до смерти, - отчеканила я. – Но до этого успеть забрать его из Тансворта, чтобы причинить лишние мучения матери – а потом обвинить ее в гибели мальчика. У нас ведь женщины всегда во всем виноваты, а не отцы-молодцы. Шеф, вы действительно решили отдать Пауля этому человеку, или я как-то неправильно все поняла?

Я говорила и поражалась своей наглости. У меня не было ни веса, ни влияния в Тансворте. Я просто работала организаторшей праздников, и у меня была наглость и громкий голос. Лицо шефа побагровело еще сильнее, и папаша Пауля проворно спрятал леденец за спину, а Пауль заревел, свалился со скамьи и принялся кататься в истерике по полу приемной.

- Да помогите же ему! – беспомощно воскликнул шеф. – Вы ведь женщины, сделайте что-нибудь!

Было видно, что он окончательно растерялся. Да, детский рев иногда мог творить чудеса: у мужчин опускались руки, и они готовы были на все, лишь бы он прекратился.

- А мы здесь при чем? – беспечно осведомилась Петрова. – У мальчика есть отец, пусть он и займется ребенком. А мы посмотрим, как он справляется. Наверно, намного лучше, чем плохая мать, да?

Тем временем, дверь участка открылась, и в приемную вошла Гутта – заплаканная, с потемневшим от горя лицом. Доктор Хорни вел ее под руку – было видно, что потеря сына сокрушила и растоптала ее, и Гутта с трудом держится на ногах. Увидев, что Пауль валяется на полу, Гутта бросилась к нему, прижала к себе мальчика, ласково приговаривая что-то бессмысленное и тихое, и Пауль тотчас же умолк, прижавшись к матери. Я представила, как полицейские отрывали его от Гутты, чтобы забрать из родного дома, и мои кулаки непроизвольно сжались.

- Странно, правда, шеф? – спросила я самым медовым тоном из всех возможных. – С якобы хорошим отцом ребенок бьется в истерике и рыдает от страха, а с якобы плохой матерью у него все хорошо.

- И этот якобы хороший отец не знает, что нужно его сыну, что ему можно и нельзя, - поддержала меня Петрова. – И сует ему сладость, которая его убьет.

Гутта медленно поднялась с пола – теперь ее лицо наполняла решительность и гнев, настолько сильный, что мне показалось, что в воздухе засверкали молнии.

- Сладость?! – громким свистящим шепотом поинтересовалась она. – Ты давал ему сладости, мерзавец?!

Я подошла к шефу, тихонько протянула ему несколько золотых крон и негромко сказала:

- Шеф, ну вы и сами видите, что произошла трагическая ошибка. Отпустите мать и ребенка, не усугубляйте. У нас много работы, шеф. Очень много, правда.