Госпожа Орингер - Алек Д'Асти Страница 6

Она подняла руку, продемонстрировав ошалевшему от такого монолога Борху три белые точки на ладони:

– В какой форме вы принимаете оплату, досточтимый командующий? Платежки, кредиты? Долгосрочные обязательства? Залог? Платина? Редкоземельные металлы?

Орингер осмотрел точки, ладонь, запястье, светлые глаза вконец обнаглевшей дамочки, ее строгий жакет, тонкую блузу и насупился:

– В какой форме? Убери, хватит в меня своей платежной лапкой тыкать! Забирай даром. И не шастай здесь одна. Я завтра людей пришлю – помогут тебе с уборкой и ремонтом. Взамен хочу прояснить. Так, мелочь. Ты перетягиваешься? До сих пор? Помню, еще сикилявкой была, а уже в этих уродских корсетах, глазки в пол, с несчастным видом. И сейчас тоже, я прав?

– Это просто широкий пояс, – Аритэ смешалась от такой его догадливости и порозовела. – Он поддерживает спину и надевается исключительно ради… для того… то есть… я… мне так привычнее.

– Не гони, – наклонившись, прошептал перехвативший инициативу Орингер. – Дышишь тяжело, сипишь. Спина, живот, грудь – все жесткое, стальное. Пощупал же, когда до флигеля тащил. Тоже чего-то там проецируешь? Комплексы? Чувство собственной пухлотелой неполноценности? А может просто излишне болтливый торчок-папахен тебе на мозги накапал? Чуешь, где правда, или подсобить?

– Мне так привычнее, – упрямо повторила собравшаяся с мыслями Рита.

Надменно глянув на оппонента, она шагнула в сторону, чтобы обойти его, но Борх схватил госпожу архитектора за плечи, развернул, прижимая спиной к себе, и как будто угрожающе выдохнул ей в ухо:

– Сними это… сними! Бесит!

От его сильной пятерни под грудью дышать стало еще сложнее, но Рита не могла не ответить с ехидцей:

– Снять? Прямо сейчас, командующий? Снять. Я вся в сомнениях. Возможно, под этим «снять» вы метафорически имели в виду какие-то аспекты моей профессиональной деятельности, как тогда, в тумане? Прошу, выражайтесь более внятно, чтобы я могла выполнять ваши приказы…

Орингер зажал ей рот ладонью и продолжил горячо выговаривать прямо в ухо:

– Более внятно? Запросто. Я живу во-о-он в том доме, со сторожевой башней. Две комнаты под крышей, а внизу – склад. Сегодня вечером моя сиятельная утроба планирует напиться в одиночестве, чтоб никто не жужжал под ухом, так что приходи завтра, с утра. Я буду похмельный, злой и с большим удовольствием сначала сниму, а потом спалю этот уродский просто широкий пояс у себя в печке. Внятно получилось?

Аритэ повременила с ответом, будто задумавшись, и очень медленно кивнула после. Борх резко отпустил ее, но внутри дома не оставил – подхватил на руки и вынес на заросшую белыми шапочками полянку.

Поставив Риту на ноги, он со вздохом оглядел обугленные руины и ушел, не оглядываясь, к своему огромному перевозчику.

* * *

Было тихо, серо и как будто зыбко вокруг. Свет одинокого фонаря тонул в плотных сумерках. Пучки белых цветов оставляли на ботинках и длинной юбке Аритэ нежные росчерки пыльцы. Светло-синяя полоска на горизонте с каждым шагом становилась все тоньше. Темнота постепенно захватывала окрестности.

Тянуть до утра не было никакого смысла. Рита обошла заросший папоротником овражек и осмотрела небольшой дом с каменной башней. Ее плоскую макушку опоясывала цепочка крупных зеленых диодов.

Тяжелая дверь поддалась с тихим поскрипыванием. Склад внизу представлял собой образец порядка и скрупулезности – многочисленные контейнеры были расставлены строго по размеру и разделены по виду содержимого, поблескивая пластинами-бирками на белых боках. За ними обнаружилась черная винтовая лестница, зашуршавшая под ногами пупырчатыми ступеньками, затем снова дверь, а после – высокая комната под крышей, Борх в просторном кресле и настежь распахнутые окна. Аритэ сбросила ботинки, на цыпочках прошла мимо Орингера к чуть покачивающимся створкам и застыла у них осторожной тенью.

Борх проводил ее взглядом и поморщился, представляя, как небрежно он сейчас выглядит, развалившись, и как пахнет – одна из трех заготовленных им на вечер бутылок была уже совсем легкой. Почти пустой. Орингер приподнял ее с пола за горлышко и встряхнул. Подумав немного, он покосился на тень у окна и хрипловато предположил:

– Опять не спится?

– Опять? – Аритэ обернулась.

Уличный фонарь сердито освещал половину ее лица.

– Опять, – подтвердил Борх, снова покосился и пояснил. – Остатки этой дряни еще в твоей крови. В каждой клеточке. Бродят. И ты тоже. Бродишь и бродишь. Что? Не удивляйся. Я слежу за тобой, Рита. Постоянно.

– Зачем? – она бесшумно шагнула вперед, не давая сердитому фонарю более ни единого шанса.

Вновь превращаясь в темный силуэт.

– Ну… мне хочется. Следить. Смотреть на тебя.

– Эта дрянь в твоей крови, – негромко парировала тень-Аритэ, – бродит. Побуждает делать то, чего не следует.

– Пф-ф-ф, – снова поморщился Борх, делая очередной глоток уже слегка теплого пойла. – Фигня. Пока что смешная доза – полушка. Согрелся, не более того. Вот жахну еще две таких, и тогда…

– Дрянь в твоей крови, – повторила тень, – и в моей. Все из головы. Картинка, звуки, запахи преобразуются в образ. Мозги переваривают его. Быстро. Мгновение – и ты уже чувствуешь. Симпатия. Приятие. Желание. Жажда. Буря. Мы сами себе дилеры. Гормоны – те же наркотики. Чувства – их производные. Страшная штука. Все время убийственно хочется еще, но окружающие почему-то против. Они отталкивают тебя, пренебрегают, равнодушно спрашивают, как дела, а потом отворачиваются, не дослушав. Синтетика мне помогала – блокировала усвоение вкусных эмоций. На чьей-нибудь улыбке можно было протянуть хоть целый год. Правда, под конец та улыбочка начинала дурно попахивать, но…

Борх отшвырнул пустую бутыль в дальний угол, рванулся из кресла и ушел из комнаты, хлопнув дверью.

Тень у окна опустила обычно горделиво приподнятый подбородок и сжалась, теряя строгие очертания силуэта. Полоска холодного света от сердитого фонаря прокатилась по белой скуле, подсветила висок, нахмуренные брови и кончики опущенных ресниц.

Дверь грохнула снова. Неприлично, оглушительно. Вернувшийся Борх схватил тень за голову, будто прижигая ей щеки своими горячими ладонями, и поцеловал в губы, жадно захватывая, врываясь ей в рот, почти делая больно, не выпуская, удерживая, считая про себя ее короткие, сипловатые выдохи.

Кожа на щеках и шее Риты была очень нежной, растрепавшиеся волосы на ее затылке – гладкими, а ребристое нечто под тонкой блузкой – основательным и жестким. Корсет. Якобы дисциплинирующий, а на деле – удерживающий. Гадкий.

Борх с