Лиса в аптечной лавке - Наталья Шнейдер Страница 6

Я послушно взобралась в коляску. Кажется, слишком сильно задрала юбки, потому что брови женщины на миг взлетели на лоб, а потом она повторила:

– Что случилось, деточка? Почему ты здесь? И где твои чулки?

Ответить я могла только на последний вопрос, зато совершенно честно:

– Не помню.

Где я их потеряла? Может, в стогу, а может, и раньше, где-то по дороге. Какая разница?

– Ксандер сказал, что его жене нездоровится, – прошипел Игорь, или как его теперь звать. – Я вернусь и…

– Ты закроешь рот, отойдешь на три ярда и дашь нам спокойно поговорить, – сказала тетя Люда, и Игорь мгновенно заткнулся. Сжал кулаки, но в самом деле отошел на несколько метров. – Бедная девочка, иди сюда. – Она притянула меня к себе, как в детстве.

Мои родители вечно пропадали на дежурствах, тетя Люда, наша соседка, считала, что главное для женщины – муж и дети. Так и получилось, что с разбитыми коленками и двойками я куда чаще прибегала к ней, чем к маме. И сейчас, ткнувшись в полное плечо, я вдруг разрыдалась, точно та маленькая девочка, которой была когда-то.

– Ну-ну, все хорошо. – Она погладила меня по спине. – Все будет хорошо.

Что-то в ее тоне подсказало мне, что она сама в это не слишком верит. Я заставила себя скрутить слезы, выпрямилась.

– Простите.

– Вот, возьми. – Она протянула мне кружевной платочек с монограммой.

Я послушно вытерла лицо.

– Алисия, милая, – осторожно начала она. – Конечно, об этом должна была рассказать тебе мама, но раз уж она не смогла…

– А что с ней? – Тревога сжала грудь, я не сразу сообразила, что моя мама осталась в том мире, а здесь – мама совсем другой девушки. Той, что была Алисией.

– Опомнись, твои родители десять лет как на кладбище. Вместе с моим мужем. – Тетя… Люция приложила платочек к глазам, оставшимся, впрочем, сухими.

Да уж, нашла о чем спросить! Но оправдываться было поздно, и я промолчала. Стыдно сказать, но я обрадовалась. Как ни крути, но родители прежде всех заподозрили бы неладное. Может, перед посторонними и удастся отговориться потерей памяти, но семья-то быстро поймет, что дело нечисто. Впрочем…

– Я не помню… – прошептала я.

Да, вот оно, оправдание. Я не помню. Ничего не помню.

– Я тоже хотела бы забыться. – Она снова промокнула глаза платком. – Но от наших желаний ничего не зависит. Так вот, на правах давней подруги твоей матери… Если тебя до такой степени напугало то, что происходит в спальне между супругами…

Я нервно хихикнула. Да, конечно, страшнее мужского органа в мире ничего нет. В чужом мире, где даже я сама – уже не я.

– Надо перетерпеть, девочка. Супружеский долг – это испытание, которое приходится нести с честью.

Долг? Испытание? А я всегда думала, что радость. Радость дарить любовь и получать ее.

Впрочем, мне сейчас только супружеского долга для полного счастья не хватало.

– Награда за это испытание – счастье материнства. – Она посмотрела через мою голову на сына.

– Дело не в этом. – Я в последний раз шмыгнула носом. Вернула платочек. – Спасибо. Я в самом деле не помню. Просто ничего не помню. Ни как я здесь оказалась… – Истинная правда, между прочим. – Ни кто я, ни кто вы… – Почти правда, но об этом «почти» никому не следует знать.

Женщина ошалело уставилась на меня. Я ответила ей прямым взглядом, сделав самое наивное лицо, на какое только была способна.

– Я – Люция Сапфира, твоя соседка, – медленно произнесла она после паузы. – А ты Алисия Монро. То есть теперь Гилбрайт. Графиня Гилбрайт.

Графиня. Да уж, в самом деле лучше, чем скотница. Только радоваться не получалось.

– Ты в самом деле этого не помнишь? Если это шутка – то очень глупая.

Я помотала головой. Люция снова оглядела меня с ног до головы и, видимо, решила, что потерявшая память новобрачная – это приличней, чем новобрачная, сбежавшая из супружеской спальни.

– Вчера состоялась твоя свадьба с Ксандером Гилбрайтом, после обряда вы с женихом и ваши близкие друзья уехали в его загородное имение, чтобы продолжить празднование. Сегодня утром твой муж извинился перед гостями, сославшись на твое нездоровье, и предложил разъезжаться по домам. Мы с Айгором уехали одними из первых – находиться в доме этого человека было для нас слишком тяжело. Я согласилась приехать только потому, что у тебя нет больше близких…

Вот как…

– Спасибо. – Что тут еще скажешь?

– Сразу оставлять тебя среди чужих было бы слишком жестоко.

– Вы сказали, у меня нет больше близких? Родственников?

– У тебя никого нет. – Люция вздохнула. – Что же с тобой случилось, девочка? Надо вернуть тебя мужу. Как ни крути, но лучше него целителя в стране не найдется, нельзя же оставаться беспамятной.

– Нет! – испугалась я.– Только не к нему!

Этот незнакомый, с жесткой усмешкой Александр… Ксандер пугал меня до полусмерти. Даже странно, ведь он ничего не сделал…

Ну да, ничего, просто так «повоспитывал» молодую жену, что она умерла.

Но лучший целитель в стране? В двадцать восемь лет?! Или здесь ему больше?

И сколько лет мне, если меня называют «девочкой»?

– Я хочу домой, – выдохнула я. – Ведь есть же у меня дом? Может быть, там я смогу вспомнить?

Глава 4

Вспомнить – едва ли смогу, но, может, получится понять и как-то приспособиться.

Люция снова помедлила, внимательно на меня глядя.

– Хорошо, – сказала она.

Она махнула рукой Айгору, тот вскочил в повозку, устроившись напротив нас, коротко скомандовал кучеру, и мы поехали.

Наверное, оказавшись в другом мире, следует разглядывать окрестности, умирая от любопытства, но я умирала от усталости – короткий сон в стогу вовсе не восстановил моих сил, – голода и жажды. И одновременно меня мутило от тряской езды. Так что дорогу я ни разглядеть толком, ни запомнить не смогла. Я бы и не заметила, что мы въезжаем в город, если бы Люция не завозилась на сиденье.

– Надень мой пыльник, – сказала она, снимая льняную накидку, – и укройся капюшоном. Не хочу, чтобы соседи разглядели, в каком ты виде, и начали сплетничать.

Я молча подчинилась. Мне и самой сплетни ни к чему. Укуталась в полотно, опустила капюшон и закрыла глаза, ожидая лишь, когда дорога закончится и можно будет спрятаться от неотрывного взгляда Айгора за стенами пусть не совсем моего, но все же дома. Неужели и тут мальчик, с которым я росла и дружила,