Целительница для генерала-дракона - Нинель Мягкова Страница 6

К тому моменту, как я совершенно продрогшая вернулась в дом, Люна успела встать, растопить заново очаг и поставить в него что-то в котелке томиться.

– Птице зерно цельным дала? – небрежно спросила травница, принимаясь бодро месить тесто. И не скажешь, что вчера от трех ступенек кряхтела.

– Нет, перемолола чуток. – В птичнике у входа стоял высокий, надежно закрывающийся шкафчик, где нашлись и ступка, и пестик, и вилы с метелкой для уборки. – Морковки добавила несколько штук, и козе тоже. Сена с чердака спустила, старое закончилось. Навоз выгребла, свежие опилки насыпала.

– Ты там не размахивайся! – погрозила мне Люна испачканным в муке пальцем. – Опилок мало, плотник почти не болеет, так что поменьше сыпь. Перебьются, не хрустальные.

Так. Хрусталь здесь есть. Неплохо. Не глухое средневековье, значит.

– Сейчас опару поставлю, пойдем тебе одежку подберем. – Люна неопределенно кивнула куда-то наверх. – Замерзнешь, заболеешь, лечи тебя потом.

– Спасибо! – искренне поблагодарила я, подсаживаясь ближе к очагу. Уже успела заметить, что за ворчливостью травница прячет искреннюю заботу и преданность своему делу. – А откуда у вас вода? Чистая такая, мы же на болоте!

– Это мне прежний староста артефакт поставил, – довольно заулыбалась Люна. – Ох, и благодарен он был, что я ему мужские проблемы вылечила! Штука-то дорогая, из города вез, две всего купил. Одну у себя поставил во дворе, вторую мне вот! Зато никакая хворь или грязь не проберется.

– Фильтр, что ли? – растерянно пробормотала я, пытаясь уложить в сознании новую реальность.

– А почем мне знать, как оно называется? – отмахнулась травница. – Работает и ладно. Главное, слишком часто воду не гоняй, а то магия выдыхается.

– Магия? – просипела я, тихо радуясь что сижу. А то бы ноги от таких новостей точно подкосились.

Оставалась еще слабая надежда, что бабка от необразованности окрестила «магией» какую-нибудь продвинутую технологию.

– Ну да, – кивнула Люна, тщательно вытирая руки о чистую тряпицу. – У нас тут рядом маглиний не проходит, только ближе к городу, но что-то через болота дотягивается. Говорят, в сердце топи небольшой источник есть, но место там гиблое, приезжие не суются, а своим без надобности. Что надо, помаленьку и так зарядится.

Я помассировала ноющие виски. Чувство было, что голова сейчас взорвется, и вместе с этим отсутствовало ощущение фальши или лжи. Травница искренне верила в то, что говорила, и тело девочки, ныне мое, тоже.

Здесь есть магия. И неведомые маглинии, от которых заряжаются приборы. То есть, простите, артефакты.

Что-то мне нехорошо.

Но страдать долго не позволили. Ухватили за руку и потащили в сторону занятной конструкции – складной винтовой лестницы. Ступеньки, прикрепленные к стене шарнирами, маскировались под деревянные панно с выжженными абстрактными узорами. Девять штук откидывались одна над другой и вели к неприметной дверке-антресоли, открывавшейся на просторный, почти потайной чердак.

Удобно.

Ошарашенная новостями, я не сопротивлялась и позволила себя затащить наверх.

Там у травницы тоже обнаружился целый склад всевозможной всячины. В одном месте покатая крыша резко обрывалась – за тонкой стенкой располагался второй этаж птичника, с сеном и опилками. По эту сторону же лежали грубо сколоченные ящики с яблоками, переложенными соломой, картошка мешками, а под потолком на тонких бечевках, напоминавших гигантскую паутину, свисали пучками травы. Запах стоял как на лугу. Правда, все перебивала лаванда, но это потому что ее действительно было очень много.

– Зимой хозяйки придут, от моли спасаться. Сами тоже пытаются заготовить лавандулу, но как сушить правильно, чтоб дух стоял и насекомые бежали, не знают, – гордо заявила Люна, перехватив мой взгляд. – А тута у меня грибочки досыхают.

Она повела рукой вдоль узенького окошка. Приоткрытая ставня пропускала воздух, а на металлических полосах под ней неровными рядочками лежали грибы. Каких тут только не было! И маслята, и подосиновики, и лисички, и рыжики.

Стало ясно, что дряхлость и немощность свою Люна сильно преувеличила.

Пожалуй, она еще и меня в этом теле переживет.

Если в состоянии столько нагибаться, приседать и вообще бродить по лесам, точно на здоровье не жалуется! Я грибные охоты обожала, но уже лет десять не рисковала отправляться в походы. Мало ли, нога где подвернется, сердце прихватит, выноси меня потом из чащи…

– Выбирай!

Пока я любовалась грибным великолепием, травница отыскала нужные лари и распахнула их. В одном, плотно свернутые и переложенные неизменными мешочками с лавандой, лежали платья и рубашки. В другом – рулоны тканей, самого разного качества. Ситец с цветочной набивкой соседствовал с щедро расшитой парчой изысканного темно-бордового оттенка, рядом лежали меховые шкурки неизвестного, но очень пушистого мелкого зверька вроде шиншиллы.

Третий сундук, поменьше, содержал всего несколько пар обуви. В отличие от одежды, тут Люне похвастаться было особо нечем. Я выбрала полусапожки, почти как те, в которых самоуправно шастала все утро. Удобные, не жмут, и носок теплый поместится.

– Сапоги тоже бери, – протянула мне травница высоченные ботфорты, почти как у мушкетеров, с собранными гармошкой голенищами. – Нам с тобой по болотам бродить, пригодятся.

Упорствовать я не стала. Взяла и сапоги, и полдюжины нижних рубашек, и десяток симпатичных панталончиков – судя по заломам на ткани, их вообще никогда не носили, а если и да, когда-то давно, так все равно постираю. Впрочем, отрез тоненького белого ситца без всяких цветочков я тоже взяла. Нашью себе нового белья, чтобы не думать лишний раз и не мучиться брезгливостью.

Как любая моя ровесница, я примерно представляла, какой стороной держать иголку. Уроки труда в школе, плюс постоянные подшивы старых платьев на подрастающих дочек во времена дефицита – тут кто угодно научится. Швеей меня бы на фабрику не взяли, конечно, но стежки получались обычно довольно ровные.

Облачаться я начала прямо там. Ноги успели порядком замерзнуть, и радостно ощетинились сотней внутренних иголочек, как только я натянула на них высокие вязаные носочки. Аж по колено!

Какое облегчение!

Теплое шерстяное платье невнятно-бурого цвета мне было слегка великовато, но плотный корсет решил вопрос. Он надевался здесь поверх одежды, и зря я приняла его за пояс из собачьей шерсти. То есть из чьей шерсти оно было сваляно – неизвестно, но точно не в качестве лекарства от радикулита, а именно как эстетическая деталь туалета, акцентирующая талию и скрадывающая недостатки кроя.

– На вот, космы подберешь. – Люна протянула мне несколько компактных мотков, в которых я с ностальгией узнала ленты. В моем детстве были такие же, но не атласные как эти,