Лори Фрэнкел - До скорой встречи! Страница 62

Сэм улетел в Балтимор и провел две недели с отцом. В чем-то это ему помогло, в чем-то — нет. Хорошо было уехать подальше от салона, клиентов и рутинной работы. Хорошо было уехать подальше от квартиры Ливви, да и вообще из Сиэтла, где все отзывалось эхом их жизни вместе с Мередит. Хорошо было повидать отца. Они отправились в Рехобот-Бич, в пляжный дом тети Надин. Перед рассветом Сэм совершал длинные, несогревающие пробежки вдоль пляжа, а после заката — такие же длинные и промозглые прогулки. Они с отцом играли в карты, ели крабов — не по сезону — и пили пиво. По большей части они просто сидели, глядя на океан, и молчали. Потом отец Сэма шел спать, а Сэм всю ночь болтал с Мередит.

— Где ты? — спросила она в первый же вечер.

— Дома. Мы на пляже под Балтимором, — ответил он шепотом.

— Выглядит так, будто ты в пещере.

— Я накрылся одеялом, — объяснил он, рассмеявшись.

— Почему? — хихикнула Мередит.

— Уже поздно, не хочу, чтобы отец застукал меня с девчонкой.

— А что на тебе сейчас надето? — спросила Мередит, конспираторски понизив голос. Сэм-взрослый мысленно поблагодарил судьбу за те десять дней, на которые ему пришлось уехать в Лондон сразу после того, как они с Мередит повстречались. Они были жутко влюблены и пытались сократить расстояние всеми возможными способами. Благодаря той командировке электронная память хранила множество романтических моментов. Сэм-подросток был не в силах мыслить вовсе.

Разговор на следующую ночь прошел менее удачно.

— Ты все время какой-то подавленный, — упрекнула его Мередит.

— Тяжелый был день! — вздохнул Сэм.

Он провел его на диване, читая или смотря в окно на океан, — казалось бы, что в этом утомительного? Однако день действительно выдался тяжелый. Иногда он справлялся и, несмотря на отчаяние, горе и разбитое сердце, чувствовал себя прилично. Но бывало, боль преследовала его неотступно и у него не хватало сил ее пережить. Предсказать заранее, какой завтра выдастся день, было невозможно.

— Из-за чего ты грустишь? — спросила она.

— Вообще-то, из-за твоей смерти, — ответил Сэм.

— Это я знаю, но должна быть еще какая-то причина, — с удивленным видом отметила Мередит.

— Других причин нет.

— Но ведь уже прошло время, не так ли?

— Почти месяц, — кивнул Сэм.

— И ты все еще не можешь прийти в себя?

— Нет, пока не могу. — Я очень скучаю по твоей улыбке. Я скучаю по веселому, смеющемуся Сэму.

На следующий день Сэм решил поделиться проблемой с отцом. Они сидели в дюнах, наблюдая за величественными океанскими приливами и отливами, закутавшись в свитера и подняв воротники на куртках.

— Она ведет себя очень странно. Она понимает, что мертва, ведь в электронной памяти полно информации о «Покойной почте», включая алгоритм, техническую спецификацию и все наши с ней и Дэшем обсуждения на стадии планирования — другими словами, теорию и практику. Она все знает. Но не понимает сути.

— Сэм, проекция опирается на имеющиеся данные, ты же знаешь. Раньше, когда с вами происходило что-то плохое, вы справлялись с проблемой и через какое-то время вам становилось легче. Она не понимает, что на этот раз все гораздо серьезней. Дай ей время — она научится.

— Но как?

— Каждый раз, когда она будет задавать этот вопрос, ты будешь отвечать, что еще не пришел в себя.

— Дело не только в этом. Она думает, что жива. Конечно, она знает, что мертва и что мы используем «Покойную почту», но она думает, что жива. Ведь работа программы построена на ее действиях и словах при жизни. Странно, что подобное противоречие ее не смущает.

— Для нее нет никаких противоречий. Это мы с тобой противопоставляем жизнь и смерть, живых людей и проекции, а компьютерная программа видит лишь разницу между включить и выключить, единицей и нулем, отсутствием и присутствием.

— Мередит отсутствует, — сказал Сэм.

— И в то же время присутствует, — ответил отец.

— Но она научится. Чем больше мы будем разговаривать, тем больше пробелов в алгоритме я восполню. И тогда она станет еще больше похожа на себя. Скоро Мередит будет совсем как живая.

— Нет, — покачал головой отец Сэма. — Прости, но это не так. Будет становиться только хуже. Она будет все меньше похожа на себя.

— Да нет же! Она научится, и очень быстро, — возражал Сэм.

— Она научится, но навсегда останется той, кем была до смерти. И вы будете отдаляться друг от друга, потому что твоя жизнь продолжается и ты будешь меняться, а она — уже нет. Твою любовь, твою душу раздавило двухсоткилограммовой свиньей. Думаешь, после этого ты останешься прежним? Конечно нет, но Мередит не знает нового тебя. Она никогда не встречала парня с разбитым сердцем и уже не сможет встретить. А если бы могла, значит, его не существовало бы.

— И что же мне тогда делать? — Испытывать боль, плакать, молотить кулаками по столу, чувствовать себя хуже некуда. Общаться с семьей и друзьями, со всеми, кто тебя любит. А потом снова чувствовать себя хуже некуда. Именно так это и происходит, Сэм. За многие века технология не поменялась. Да и компания у тебя хорошая, ведь люди оплакивают любимых не одно тысячелетие.

Любовное письмо

…

Дорогой Сэм!

Я немного запуталась. Там, где я сейчас нахожусь, мне сложно разобраться с тем, что происходит вокруг меня. Но я точно знаю три вещи.

Я никогда не думала, что полюблю так сильно. Конечно, я ждала любви, все мы ждем ее с самого детства. И я фантазировала, как буду взрослой и как у меня будет любимый мужчина. У меня были первые привязанности, первая любовь и первый парень, затем второй, и третий, и четвертый. У меня были свидания, и мимолетные увлечения, и романы, но я была совершенно не готова к встрече с тобой, к жизни с тобой, ведь любить тебя означало делить с тобой жизнь. Так было, и так есть.

Ты — гений. И у тебя доброе сердце. Это очень мощное сочетание. Я не знаю никого умней тебя и никого добрей или лучше тебя. А значит, тебе суждено изменить мир.

Разлука сводит с ума.

Еще хуже

После того как мир Сэма разбился на осколки, казалось, хуже быть уже не может, ведь все и так из рук вон плохо. Но когда Сэм вернулся в Сиэтл, оказалось, что дела пошли под откос. Новые клиенты, а вместе с ними и Эдит Касперсон затеяли протест прямо посреди салона. Они все были страшно взволнованы, и Сэм подумал, что это больше походит на групповую истерику, чем на сознательную демонстрацию общественного мнения, но они были настроены серьезно, и Сэм решил придержать свои мысли при себе.