Линн Керланд - Замок ее мечты Страница 64

— Это хороший знак.

Она покраснела еще больше, чувствуя себя крайне глупо. Кендрик лишь усмехнулся и быстро поцеловал ее в лоб.

— Давай сначала позавтракаем, а потом посмотрим, что я еще смогу у тебя выторговать. Тебе ведь понравилось, правда?

Женевьева не стала отвечать на вопрос. Она чувствовала, что Кендрику прекрасно известен ответ. Вместо этого она взяла его за руку, и они спустились в зал. Ее доблестный призрак был голоден, и она не собиралась вставать у него на пути.

Глава двадцать третья

Кендрик возвращался в мир живых. Отовсюду его атаковали запахи: шампунь, которым он пользовался, мыло Женевьевы, ткань сорочки, сгоревшие дрова в камине, блюда, приготовленные Уорсингтоном. Он сделал над собой усилие, чтобы не сбежать вниз по лестнице и не наброситься на завтрак.

А чувство прикосновения к вещам! Он провел пальцами по ровной каменной поверхности балюстрады, пока они спускались вниз по крутой лестнице. Чувствуя в своей руке нежную ладонь Женевьевы, он восхищенно улыбнулся. Рубашка приятно прилегала к груди, правда, грубоватая ткань джинсов слегка задевала волоски на ногах. Резиновые подошвы кроссовок поскрипывали, касаясь пола.

Поток холодного воздуха ударил его прямо в лицо, когда они почти спустились. Он судорожно вздохнул и остановился.

— Кендрик?

Он посмотрел на нее сверху вниз.

— Ужасные сквозняки так и носятся в этой куче камней.

— А раньше ты этого не замечал?

Он улыбнулся и притянул ее к себе.

— Нет, прекрасная барышня, только сейчас.

Она обняла его за шею. Он заметил ее нерешительность, но не подал виду. Со временем она привыкнет.

— Смотри, не урони меня, — сказала Женевьева, пока они все еще стояли на ступеньках.

Он улыбнулся.

— Рыцарь никогда не уронит своей дамы. Это признак дурного тона. — Подмигнув ей, он спустился в зал. Да, подумал он, Женевьева уже не так скованна. Совсем скоро она к нему привыкнет.

Так много было всего, чего нужно было коснуться и понюхать, что он не знал, с чего начать. Он опустил Женевьеву на пол, взял ее за руку и повел за собой. Например, гобелены на стенах — немного шершавые на ощупь, ворсистые, с чудесным запахом чуть затхлой старины. Или камень очага. Он был прекрасно обработан и отлично уложен. Кендрик положил руку на каминную полку и улыбнулся, когда тепло огня приятно согрело кожу. Как же ему не хватало этих земных радостей! Что могло быть лучше тепла, идущего от камина, и чарочки подогретого вина после воинских тренировок холодным зимним утром, когда тело онемело от холода кольчуги? А как прекрасно было ощущать на себе солнечные лучи во время воинских упражнений, а потом окунуться головой в бочку с прохладной дождевой водой.

Он остановился, застигнутый ароматом очередного кулинарного шедевра Уорсингтона. Не говоря ни слова, он потащил Женевьеву на кухню. Что за божественные ароматы!

— Не так быстро! — засмеялась Женевьева, с трудом поспевая за его большими шагами.

Кендрик только коротко ей улыбнулся и поспешил дальше. Святые угодники, какой же он был голодный! Усадив свою леди на кресло, он подошел к Уорсингтону и попробовал стащить с блюда блинчик, за что получил от старого слуги ложкой по руке.

— Садись и жди, как подобает благородному лорду.

Кендрик открыл было рот, чтобы дать достойный ответ, но тут Женевьева потянула его за рукав. Он перевел сердитый взгляд на девушку, но та не обратила на него никакого внимания. Бормоча что-то под нос, он позволил подвести себя к столу и усадить на кресло.

— Веди себя прилично, — напомнила она.

Он заворчал, что начнет грызть потихоньку стол, если сейчас же не получит чего-нибудь более съедобного. Он наблюдал, как Женевьева взяла тарелку и подошла к плите. Он еле сдержался, чтобы не подбежать к ней, схватить в объятия и страстно поцеловать. В его крови все еще пылал огонь от горячих поцелуев, сорванных с ее уст в ванной. Если ему повезет, очень скоро он получит еще множество таких же чудесных поцелуев. Конечно, Женевьева не будет томить его слишком долгим ожиданием. Ведь она не так безжалостна, верно?

— Уорсингтон, — сказала Женевьева, наполняя тарелку едой, — он готов насадить нас на вертел и изжарить на огне, если мы не будем осторожны. Я думаю, для нашей безопасности нужно временно позабыть о хороших манерах. Хотя бы сегодня утром.

Кендрик сжал кулаки, когда она поставила перед ним тарелку, полную всяческих лакомств. Она схватила его за руку, когда он попытался схватить особо приглянувшийся кусок мяса.

— Возьми вилку, Кендрик.

Он подозрительно покосился на протянутый ею столовый прибор.

— Никогда не видел в них особой надобности. В мое время вилок вообще не было.

— Сейчас ты живешь в 1996 году, и мы употребляем вилки. А в сосиске, которая так тебе приглянулась, много специй. Ты обожжешь себе рот.

— Я сам в состоянии решить, что мне есть, а что — нет, — сказал он, не обращая внимания на вилку. Затем подхватил пальцами сосиску и сунул ее в рот. Она оказалась обжигающе горячей и такой острой, что у него на глазах выступили слезы. Быстро моргая, он стоически продолжал жевать. О господи, казалось, рот у него огнем горит! Женевьева засмеялась и вручила ему стакан молока, который он тут же опрокинул себе в горло.

— Как хорошо, — вздохнул он.

Она заняла кресло справа от него.

— Тебе надо будет почаще готовить эти сосиски, Уорсингтон. Его светлость от них просто без ума.

Бросив на нее хмурый взгляд, Кендрик снова вернулся к тому, что осталось на тарелке. Он отломал толстый ломоть хлеба и начал его жевать, задумавшись над тем, что бы еще попробовать, не опозорившись при этом. Последние столетия он не обращал особого внимания на прием пищи, поэтому чувствовал себя совершенно беспомощным. Ну что ж, по крайней мере, ему известно, каким образом есть хлеб. И до чего ж хорош он был, без камешков и песчинок, которые постоянно хрустели на его зубах в старые времена.

— Попробуй ветчины, — предложила Женевьева, — она копченая, но очень нежная.

Он послушал ее совета, — и о небо! — вкус оказался просто божественным! Зажмурив глаза от удовольствия, он с урчаньем жевал мясо.

— Нравится?

Он открыл глаза. Женевьева смотрела на него, ласково улыбаясь.

— Божественно, — вздохнул он.

Внезапно ее глаза наполнились слезами. Он сделал еще один глоток молока, решив при этом, что эль подошел бы ему больше, затем притянул Женевьеву к себе. Она громко зарыдала, жалобные всхлипы, казалось, шли из глубины ее сердца.

— Господи, Джен, что случилось? Неужели тебя так расстроили мои плохие манеры?