Лесса Каури - Стрекоза для покойника (СИ) Страница 65

Алхимик, ворча, как разбуженный медведь, полез в пакет.

— Ну… Попробую.

Машина тронулась с места. Из проулка выехал покоцанный темно-синий Grand Cherokee.

— Куда мы едем? — на всякий случай уточнила Лука.

— Ко мне, — Яр смотрел на дорогу, — мне нужно взять кое-что для охоты на нежить. А дальше будем действовать по ситуации.

Лука повернулась к Алусе.

— Давайте знакомиться! Это Димыч… Дмитрий. А это Вольдемар. Вольдемар — это Алуся.

Кот прянул ушами, как лошадь, а затем вдруг потянул к ней длинные лапы. Та восхищенно выдохнула:

— Можно я его подержу?

— Держи!

Лука передала бежево-черное тело. Едва оказавшись у Алуси, кот улегся к ней на колени, свернувшись уютным клубком, и замурчал так громко, что перекрыл шум двигателя. Глаза девочки горели неземным светом. Лука подумала, что даже если это ее последние не больничные воспоминания, они все равно несут радость! И тут же одернула себя: знание знанием, однако думать о таком не следует!

— Алусь, ты не пугайся — дома… пусто почти, — вдруг сказал Яр, — я все твои игрушки в пакет упаковал, чтобы не пылились, и на чердак положил. А из мебели там мало что осталось.

— Это ничего, — церемонно кивнула сестра, — это я переживу.

Она старательно чесала кота под подбородком, нежно обводила пальцем острые шелковистые уши, хвост, который он завил черной петлей и аккуратно уложил себе на бок.

— Яр, а моя сирень, та, над Бимкиной могилкой, цвела летом? — вдруг спросила она. — Я только что про нее вспомнила…

— Цвела. Белыми такими цветочками…

— Яр, а комод, который дядя Борис для мамы сделал, остался?

Лука, подняв брови, посмотрела на Гаранина. Тот покосился на нее, пожал плечами:

— Отец любил из дерева мастерить, резьбой увлекался. Раньше. Стоит, Алусь, куда ж такой монстр денется!

Сестра хихикнула.

Уже от калитки Лука увидела сиреневое пятно, прилипшее к перилам крыльца. Как только машина въехала во двор, оно кометой заметалось туда-сюда. Алуся пискнула, подхватила кота и, выскочив из машины, припустила к дому с крейсерской скоростью. К чести Вольдемара следует заметить, что он не выпустил ни одного когтя — философски болтался у нее подмышкой, подметая хвостом заснеженную дорожку.

— По дому соскучилась? — уточнил Димыч, с удивлением глядя, как она пританцовывает на крыльце.

И тут Лука поняла, что Михал Кондратьича Бабайку алхимик не видит.

— Покажись, старый пень, — крикнул Гаранин, — не вводи почтенную публику в заблуждение! Здесь все свои.

Спустя мгновение Димыч едва не уронил свой рюкзак и пакет с Алусиными лекарствами, открыл рот и свободной рукой потер глаза.

— Яр, да ладно! Я вижу то, что вижу?

— А что ты видишь? — улыбнулась Лука.

Они уже шли к дому.

— Волосатого коротышку в сиреневом спортивном костюме, летающего вокруг девочки, — пояснил Хотьков.

Михал Кондратьич погрозил ему с крыльца.

— Сам ты коротышка, боярин! Бабайка я! Михал Кондратьич!

— Домовой! Настоящий! — восхитился алхимик, торопясь к крыльцу. — Никогда ранее не видел, хотя слышал, что в домах ведьм всякое можно встретить! Михал Кондратьич, мое почтение!

— Ну, коли вы к нам с уважением, так и мы к вам! — ухмыльнулся в бороду Бабайка. — Заходите в дом, откушайте с дороги! Алуся, ну-тко выпусти зверя и быстро мыть руки!

— Но…

— Сначала руки — потом в дом! — строго оборвал домовой. — Совсем в больницах этих понятие о гигиене потеряли!

Лука заметила, как подозрительно блестят его черные глаза. Михал Кондратьич, хоть и не был Видящим, но тоже откуда-то все знал и понимал. И, судя по тому, как внимательно посмотрел на Луку, знал, что и она — знает.

Она отобрала у девочки кота — тот продолжал висеть сосиской и казался очень довольным — и следом за ними зашла в дом.

Бабайка тут же взял Алусю и Димыча в оборот: выдал тапки, потащил мыть руки и показывать комнаты. Из глубины то и дело раздавались восторженные взвизги девочки, узнающей старых знакомых — вещи и предметы интерьера.

Гаранин проводил их глазами и остался на крыльце. Лука запустила Вольдемара в дом, притворила за ним дверь и встала рядом с ведьмаком.

После вчерашнего снегопада земля прикрылась пуховым платом, а на деревьях повисли тяжелые комья. Воздух, как всегда за городом, был прозрачен и безумно вкусен. Его, холодный, свежий, хотелось не вдыхать, а кусать. Здесь царили покой и безмятежность, перелетали со старой яблони на другую синички… Но надолго ли этот покой, когда смерть идет за приехавшими сюда людьми по пятам?

— Лич нам здесь не страшен, — будто отвечая на безмолвный вопрос Луки, ответил Яр, — дом старый, место прикормленное, древнее — от духа защитит. От других не сможет…

— От других? — испугалась девушка. — От того ведьмака?

— Нежить бывает не только бестелесная, — поморщился Гаранин, но будто оборвал себя, не желая дальше рассуждать на эту тему, — пойдем в дом. Надо поесть и Алусю устроить. Там ей какие-то уколы делать.

После сытного обеда, приготовленного Михал Кондратьичем — и ведь знал, что приедут! — измученную насыщенным утром Алусю уложили спать, но перед этим Димыч сделал ей необходимые инъекции. В неярком освещении второго этажа, где для нее застелили кровать, ранее накрытую полиэтиленом, она выглядела почти здоровой, даже щеки порозовели. Лишь сильная худоба да платок-бандана на голове указывали на болезнь.

Вольдемар, успевший за время обеда не только слопать куриную грудку напополам с Алусей, но и облазить дом снизу доверху, улегся в ногах девочки, однако спать не стал. Прижмурив глаза, внимательно прислушивался к происходящему.

— Лука, — позвала Алуся, когда брат, уложив и поцеловав ее, ушел вниз. — Посиди со мной, пока я не усну?

— Давай, — улыбнулась та, — заодно мне посуду не мыть!

Девочка прыснула, а потом посерьезнела.

— Все очень плохо? Яр никогда такого не делал — не крал меня из больницы! Его за это накажут?

— Все плохо, — честно призналась Лука, — но мы все с тобой, тебе не надо бояться.

— Я не боюсь, — покачала головой та, — я уже давно ничего не боюсь. Знаешь, если меня не станет, я бы хотела, чтобы это случилось здесь…

Лука сглотнула ком в горле. Смерть для тех, с кем она постоянно ходит рядом, не пугающая неизбежность — обыденность.

— Спи, — она наклонилась, поцеловала девочку в макушку и вдруг вспомнила, как ее так же целовала мама… то есть, Валентина Игоревна. — Спи и ничего не бойся! С таким братом я бы тоже ничего не боялась!

— А с таким парнем? — хитро улыбнулась Алуся.