Ричард Матесон - Где-то во времени Страница 67

Не дав рассудку нанести ответный удар, состоящий в предположении, что ее может не быть в гостинице, я неуклюже зашагал по настилу, стиснув зубы и устремив взгляд на гостиницу. «Она еще там, – твердил я про себя. – Она не уедет. Железнодорожный вагон будет стоять все там же. Она прикажет оставить его там, пока…»

Я остановился, застигнутый приступом головокружения. «Этого не может быть», – думал я. Но глаза мои отчетливо видели, что это так. Подъездной железнодорожный путь был пуст.

«Нет». Я покачал головой. Ладно, вагон уехал, а Элиза осталась – имеет это смысл или нет. Я ведь читал об этом. Она отправила труппу вперед себя в Денвер. Но сама по-прежнему здесь.

Я сам не заметил, как вновь перешел на бег. Гостиница была слабо освещена; почти все окна темные – могло быть три или четыре часа утра. «Не имеет значения, – сказал я себе. – Она в своем номере, не спит. Ждет меня». Я не стал рассматривать другие варианты, просто не мог себе этого позволить. Во мне жил такой огромный страх, что, если бы я дал ему волю, он бы меня поглотил. «Она здесь», – думал я. Сконцентрировавшись на этой мысли, я воздвигал барьер против страха. Она здесь. Она здесь.

Пока бежал по дорожке, я оглядел себя и увидел, каким был грязным и неопрятным. Появись я в холле в таком виде, меня могли бы остановить, а мне нельзя задерживаться. Повернув налево, я сбежал по наклонной дорожке к Пасео-дель-Мар и завернул за угол гостиницы. Теперь справа от меня проплывал огромный белый фасад. Я слышал, как по дорожке стучат подошвы моих ботинок. При каждом вдохе в груди жгло и кололо. «Не останавливайся, – произнес мысленный голос. – Она здесь. Продолжай идти. Уже почти пришел. Беги». Мне не хватало воздуха, и я чуть замедлил шаги. Дойдя до южной лестницы, я начал подниматься, повиснув на перилах. Казалось, прошло столетие с тех пор, как мы вместе шли по этим ступеням; миллион лет с тех пор, как я встретил ее на пляже. «Она здесь, – настаивал голос – Беги. Она здесь».

Дверь террасы. С усилием толкнув ее, я ввалился внутрь и направился к боковому коридору. Она здесь, ждет в своей комнате. В точности как я читал об этом. Мои ботинки стучали по половицам. Все вдруг поплыло у меня перед глазами.

– Ноябрь тысяча восемьсот девяносто шестого года, – тревожно забормотал я. – Сейчас ноябрь тысяча восемьсот девяносто шестого года.

Я завернул в открытый дворик и побежал по дорожке. «Она здесь», – говорил я себе. Когда по щеке у меня покатилась слеза, я понял, что размытость зрения и вызвана слезами.

– Она здесь, – произнес я вслух. – Здесь.

Свернув в общую гостиную, я, шатаясь, дошел до ее двери и, рухнув на нее, постучал.

– Элиза!

Прислушиваясь, я стал ждать. В ушах отдавались удары сердца. Я снова постучал.

– Элиза!

Ни звука из-за двери. Я с трудом сглотнул и приложил к двери правое ухо. Она должна быть там. Она просто спит. Сейчас она встанет, подбежит к двери и откроет ее. Я стучал снова и снова. Она откроет дверь и окажется в моих объятиях – моя Элиза. Она не могла уехать. После такого письма! Сейчас она бежит к двери. Сейчас. Сейчас. Сейчас!

– Господи!

На меня словно что-то обрушилось. Она уехала. Робинсон уговорил ее уехать. Она сейчас едет в Денвер. Я никогда больше ее не увижу.

В тот момент меня покинули все силы. Повернувшись, я привалился к двери и медленно сполз на ковер – все поплыло у меня перед глазами. Прижав к лицу ладони, я заплакал. Точно так же, как плакал целую вечность тому назад в жарком, душном подвальчике. Правда, тогда это были слезы счастья, облегчения и радости: я знал, что встречу Элизу. Теперь же я плакал от горькой безысходной печали, от сознания того, что уже никогда ее не увижу. Пусть время делает свое дело. Неважно, в каком году я умру. Теперь ничто не имеет значения. Я потерял Элизу.

– Ричард!

Я поднял глаза, настолько ошеломленный, что не мог пошевелиться. Я буквально не мог поверить своим глазам, видя, как она мчится через общую гостиную.

– Элиза. – Я попытался встать, но ноги и руки меня не слушались. Я выкрикнул: – Элиза!

Но вот она добежала до меня и упала передо мной на колени, и мы с жадностью и отчаянием прильнули друг к другу.

– Любовь моя, любовь моя, – шептала она. – О, любимый.

Я зарылся лицом в ее волосы, прижимаясь к их шелковистому душистому теплу. Она не уехала. Она все-таки меня дождалась. Я целовал ее волосы, шею.

– О боже, Элиза. Я думал, что потерял тебя.

– Ричард. Любимый.

Она немного отодвинулась от меня, и мы стали целоваться. Я чувствовал ее мягкие губы под своими губами. Судорожно вздохнув, она вдруг отстранилась от меня, прикоснувшись пальцами к моей щеке, и на лице ее отразилось внезапное беспокойство.

– Ты ранен, – сказала она.

– Все хорошо, все хорошо.

Я улыбнулся ей и, поднося к губам ее руки, поцеловал одну за другой.

– Но что с тобой случилось? – спросила она с тревожным выражением на прелестном лице.

– Дай мне тебя обнять, – сказал я.

Она прижалась ко мне, и мы снова прильнули друг к другу. Она гладила мои волосы.

– Ричард, мой Ричард, – бормотала она. Когда она нечаянно задела шишку у меня на затылке, я вздрогнул. Затаив дыхание, она снова отодвинулась, с ужасом глядя на меня. – Боже правый, что с тобой случилось? – спросила она.

– Меня… увели, – ответил я.

– Увели?

– Похитили. – Это слово вызвало у меня улыбку. – Все хорошо, все в порядке, – успокоил я, гладя ее по щеке. – Ты же видишь: я здесь. Не волнуйся.

– Но как же мне не волноваться, Ричард? Тебя ударили. У тебя на щеке кровоподтек, а сам ты такой бледный.

– Я выгляжу ужасно? – спросил я.

– О, любовь моя. – Она накрыла ладонями мои щеки и нежно поцеловала меня в губы. – Ты для меня – самое прекрасное, что есть на свете.

– Элиза.

Я почти лишился дара речи. Мы держали друг друга в объятиях, и я целовал ее щеки, шею, волосы.

Вдруг я засмеялся надтреснутым смехом.

– Держу пари, видок у меня ужасный.

– Нет, нет. Просто я беспокоюсь за тебя. – Она улыбнулась мне в ответ, а я провел по ее щеке кончиком пальца, вытирая теплые слезы. – Входи и дай мне приложить что-нибудь к твоей щеке.

– Я в порядке, – повторил я.

В тот момент никакая боль на свете не могла бы меня остановить.

Моя любовь снова была со мной.

21 НОЯБРЯ 1896 ГОДА

Она взяла мой сюртук, чтобы почистить, – он весь был заляпан песком и землей. Теперь я безмятежно сидел на диване в комнате Элизы, с обожанием глядя на нее, а она в это время осторожно обмывала мне лицо и руки теплой водой. Я поморщился, когда она прикоснулась к моей правой кисти, и, посмотрев на руку, впервые заметил, что она сильно разбита, а несколько суставов сломано.