Влада Крапицкая - Пишущая судьбы Страница 69

— Надеюсь, тебе всё нравиться? И мы можем сказать Кате твёрдое "да"?

— Да, — он улыбнулся мне, а потом посмотрел на девушку и сказал. — Нам всё нравиться.

Она с облегчением вздохнула и кивнула. В этот момент у Севы зазвонил телефон и он, достав его, нахмурился.

— Варвара Степановна?! — произнёс он в трубку, и я почувствовала, как внутри всё сжалось. — О Господи, — прошептал Сева, выслушав её, и посмотрел на меня. — Мои соболезнования вам. Так жаль… Да-да, конечно, мы будем с Риной, — и положил трубку.

— Что случилось? — спросила я, и сердце пропустило удар.

— Два часа назад Кольцов насмерть разбился на машине, — тихо сказал он.

— Я не виновата, — прошептала я, и ощутила головокружение.

— Знаю солнышко! Но остальные участники группы об этом не знают, поэтому надо срочно ехать домой! Здесь мы в опасности. Они прекрасно знают обо всех наших передвижениях и неизвестно что могут предпринять, думая, что это твоих рук дело, — Сева помог мне подняться и, взяв под руку, повёл к выходу. — Сейчас я наберу Фёдора, и нам навстречу двинется охрана. Всё будет хорошо, вот увидишь.

Я послушно шла рядом с Севой, пытаясь не паниковать, а он уже набирал номер Фёдора. Мы вышли из клуба на улицу, и я чуть ли не бегом побежала к машине, а Сева на ходу отдавал приказы:

— Фёдор, Кольцов разбился насмерть! Охрану дома усилить! Нам навстречу отправить несколько машин сопровождения!

И в этот момент передо мной появился мужчина и, подняв руку истерично закричал:

— Сдохни ведьма! Сдохни! Я лучше сяду, чем дам себя убить.

Затем раздались громкие хлопки, и я почувствовала, как что-то ударило меня в левое плечо, а потом в грудь. На мужчину бросился какой-то другой мужчина, а я, падая, поняла, что это был Суханов и подумала: "Слетел с катушек, мужик".

В следующее мгновение до меня донёсся полный отчаяния крик Севы:

— Рина! Нетттт!

И я тут же попробовала сесть, чтобы сказать, что со мной всё хорошо, но меня пронзила такая боль, что я застонала и бессильно обмякла. Жжение в груди стало нарастать, и я подумала: "Как во сне. Неужели я горю? Или… Я умру? Ведь я умерла во сне".

— Нет, только не это! — произнёс Сева, оказавшись возле меня, а потом закричал: — Вызовите скорую! Немедленно!

К жжению в груди прибавилось ощущение чего-то тёплого и я, приложив к ней руку, всё поняла.

— Сейчас, солнышко приедет скорая и всё будет хорошо, — бормотал Сева, стоя передо мной на коленях и положив руку мне на грудь, пытаясь остановить кровь. Кто-то вручил ему полотенца и он, положив его на рану, прикоснулся ладонью к моей щеке. — Слышишь? Всё будет хорошо! Ты только держись.

Но я знала, что ничего хорошо уже не будет, потому что боль с каждой секундой становилась невыносимее, и мне стало не хватать воздуха. "Я умираю" — подумала я и не испытала страха, от этой мысли, а скорее тоску от того, что не увижу как растёт моя дочь, не услышу её первое "мама", не выдам её замуж и не буду нянчить внуков, и никогда больше не обниму и не поцелую Севу, не смогу родить ему другого ребёнка, и не будет больше долгих зимних вечеров, перед камином, наполненных нежностью и любовью, потому что не будет больше меня. И только я в этом виновата, потому что слишком много крови на моих руках.

— Сева, — прошептала я. — Спасибо тебе, что ты был в моей жизни. Я не заслужила этого счастья, но так благодарна тебе за него…

— Не смей говорить всякую чушь! — твёрдо сказал он, гладя меня по щеке. — Ты будешь жить, и я подарю тебе ещё много счастья…

— Не перебивай меня и выслушай, — говорить с каждой секундой становилось труднее, и я боялась, что не успею всего сказать. — Ты самый лучший мужчина на свете и я рада, что встретила тебя… Ты показал мне, что такое счастье и любовь и я благодарна тебе за это, а самое главное, ты дал мне Нику… Береги её и никогда не рассказывай ей, кто она… Пусть растёт обыкновенным ребёнком… Не дай ей совершить ошибок которые совершила я… Обещай!

— Ты не умрёшь, Рина! Ты не умрёшь! Слышишь? — по его щеке покатилась слеза, и он плотно сжал губы, глядя мне в глаза.

— Не смей меня оплакивать…, -воздуха не хватало и каждое слово давалось с трудом. — Я слишком много принесла горя людям и теперь должна за всё ответить… Я взяла на себя функцию Бога, и он давно должен был меня за это покарать… А он наоборот дал мне счастье с тобой…

— Рина, пожалуйста, держись, — умоляюще произнёс он и у него из глаз покатились крупные слезы. — Ты мне нужна! Я не смогу без тебя жить!

— Сможешь… Должен… Ника… береги её…

— Пожалуйста, Рина! Не оставляй меня!

— Люблю тебя…. Поцелуй… — сил уже не было, и я хотела последний раз ощутить вкус его губ.

Сева наклонился ко мне, и прошептал:

— И я тебя люблю. Живи, пожалуйста! — а потом нежно поцеловал меня. Перед глазами всё закружилось и стало темно…

Эпилог

(три года спустя)

Я открыл глаза и, посмотрев в окно, тяжело вздохнул — это был самый ненавистный день в году. Рина умерла в машине скорой помощи, и спасти её не смогли. И каждый год, я с мучительной болью переживал его, по секундам вспоминая всё произошедшее три года назад — как мы накануне занимались любовью, и как нам было хорошо, потом её кошмар, и снова занятие любовью, её сияющие глаза, когда я рассказал ей, что за клуб нам предлагают, а потом эта злосчастная поездка в "Этбай".

"Если бы мы тогда не поехали туда, она была бы жива. Или если бы я взял охрану с собой, то они бы не дали Суханову и шанса в неё выстрелить. Или сам бы не разговаривал по телефону на ходу, а внимательно смотрел по сторонам. Или сразу бы отправил её из города, узнав про кошмар и то, что она в нём умерла"" — таких "если бы" было миллион и они не давали мне покоя, но сделать я уже ничего не мог.

Посмотрев на часы, я закрыл глаза, испытывая щемящую боль в груди, потому три года назад в этот момент Рина лежала рядом со мной — живая, любящая и счастливая, и никто не думал, что уже в три часа дня она навсегда закроет глаза и оставить этот мир.

"Рина, солнце моё, как же мне тебя не хватает! Твоей улыбки, сладкого вкуса твоих губ, медового запаха, ироничных высказываний и звенящего смеха. Мы так мало времени провели с тобой!" — я сжал губы, чтобы не застонать от боли. Перед глазами мелькали картинки из счастливой жизни, и от этого было вдвойне тяжело — первая встреча, её язвительные высказывания в мой адрес, и гадости которые она мне делала, а потом рассвет, когда она впервые стала моей, и счастливые дни на Алтае.

"И зачем я тогда на три месяца уехал? Я мог бы быть с ней на целых три месяца больше и плевать на её строптивый характер. Целых три месяца я так бездарно и глупо потерял, а мог бы быть рядом и поддерживать её".