Подменыш (СИ) - Денисова Ольга Страница 7

* * *

— Бежать отсюда… — еле слышно шепнул один из ребят, сжав в руке длань Предвечного. — Пока не поздно…

— Ты денег хочешь? — усмехнулся Черной и потрогал бумагу за пазухой — договор с Консисторией. — Пусть попробуют не заплатить.

Однако когда стемнело, именно этого парня он отправил под мост с двумя лошадьми — от греха подальше.

Наемники привыкли ждать, но эта ночь, черная, как сама Кромешная, казалась бесконечной — ужас накатывал волнами, вместе с еле слышным запашком, точившимся из телеги. И Черной держался рукой за длань Предвечного, будто в самом деле верил, что Предвечный ему поможет. Разве не с его благословения Храм воевал со Злом на этой земле? Разве не Добро витало над ними в темных ветвях деревьев? Или не обещали Надзирающие вечного счастья тем, кто стоит за Добро с оружием в руках?

В солнечный мир вечного счастья Черной не спешил…

Телега тронулась с места далеко за полночь — не скрипели колеса, тихо ступала лошадь по мягкой земле, лишь шуршали ветви, задевая ее страшный груз. И когда пришло время следовать за ней, Черной направил своих людей другой дорогой, в обход смертоносного следа.

По дну оврага из леса бежал ручеек, тоненький, но звонкий, и вскоре не слышен стал храп оставленных коней. Гвардейский капитан не обманул: на фоне неба, еще не предрассветного, но уже не кромешно-темного, проступали очертания крепостных стен. А нагнав телегу, Черной разглядел и мнихов вокруг нее.

После бесконечного ожидания остальное произошло быстро и буднично. С тем же неторопливым равнодушием мнихи отправляли за стены куски смертоносной плоти, с негромким стуком распрямлялась пружина камнемета, похрустывала сжимаясь, щелкал спусковой механизм, а Цитадель спала и не чуяла гибели.

Черной ежился и припадал к песчаному берегу оврага на каждый бросок, почему-то уверенный, что камнемет разбрызгивает яд по сторонам.

В небе на востоке забрезжила синева, телега пустела… Черной дал знак приготовиться, но ребята и без него знали свое дело. Восемь арбалетов ударили одновременно с последним броском камнемета — ни один из мнихов даже не вскрикнул.

— К стене, — шепнул ребятам Черной.

Вот теперь — бежать. Теперь, когда самое страшное осталось позади, когда тлетворный дух обошел их стороной, бежать с этого места без оглядки — от храмовников, от стражей Цитадели, от мора, который ветер понесет по этой земле. Гвардейцам долго придется ждать, пусть довольствуются оставленными лошадьми.

Предрассветный час — самый тихий, самый сонный. Со стены никто не увидел наемников, кравшихся по дну оврага до рва. И под берегом рва, на пути к реке, их тоже никто не заметил.

Черной честно поделил двух коней: одного взял себе, второго разыграл по жребию. В лавру Доброприимцев решили не возвращаться, договорились через неделю встретиться в Хстове, там и предъявить Консистории договор.

11–13 сентября 273 от н. э.с

Подменыш. Исподний мир

И сказала Черному возлюбленная им дева: Хорошо же, сотвори со мной любовь, простри ко мне твои руки, ибо я давно возжелала тебя. И он простер к ней свои руки, и припал к устам ее, и лобызал их. Но тут от сладких уст повеяло вдруг смрадом, и вкусил Черной горечь беззубого рта, и узрел пред собой безобразную старуху. Тогда и упал он мертвым к ногам злодейки, ибо дыхание ее было ядовито.

Так всякий, кто позволит Злу искусить себя, погибнет в мучениях, и Предвечный не поможет ему.

Он отъехал от Цитадели на лигу, когда солнце вовсю заиграло на золотой листве деревьев, на прозрачных лужицах с торфяной водой, на блестящих ягодках брусники, которые почему-то показались рассыпанными по моху каплями крови. Черной спешился на полянке у родника — он не только хотел пить, ему надо было умыться, плеснуть ледяной водой в лицо, стереть с него ночной кошмар. Руки подрагивали от пережитого напряжения, от ключевой воды ломило зубы, но через несколько минут Черной немного успокоился и приглядел место для дневки — стоило выспаться и отдохнуть.

Подстелив под себя стеганку, он свернулся в клубок и неожиданно быстро уснул, словно вода и солнце на самом деле освободили его от ужаса прошлой ночи.

Его разбудили потрескивание дров в костре и запах жареного мяса. Он поднялся рывком, но человек, сидевший у костра в трех шагах от его нехитрого ложа, не выглядел опасным. И лицо его показалось смутно знакомым.

Богатый странник с Дертского тракта! Только за прошедшие семнадцать с лишком лет он нисколько не изменился, хотя давно должен был стать стариком…

Незнакомец поглядел на Черного сквозь огонь костра и спросил:

— Что же ты наделал, капитан Черной?

— Ты… о чем?

— Разве не ты привез черную смерть в Черную крепость? Или, может, ты не знал, что везешь?

— Знал, конечно… — ответил Черной, пожимая плечами.

Незнакомец помолчал и тронул вертел с насаженной на него куропаткой.

— Лучше курица в животе, чем журавль в небе, — вздохнул он и снова посмотрел на Черного. — Иногда мне кажется, что Предвечный смеется надо мной. Будешь есть?

Черной замотал головой и проглотил вязкую солоноватую слюну — он не мог и думать о еде, запах жареного вызывал лишь тошноту.

— Что бы изменилось в мире, если бы на Дертском тракте шестеро разбойников удавили гадкого мальчишку? Стал бы мир лучше или хуже? Мне кажется, миру все равно. Но не все равно мальчишке, правда?

Черной кивнул.

— Вот и я так рассуждал. Но падение Черной крепости однозначно сделает мир хуже. До чего же остроумна шутка Предвечного — осуществить это твоей рукой… Вроде как я сам виноват: нечего подбирать мальчишек по трактам, и не будут рушиться твердыни.

Незнакомец отломил ножку куропатки, не снимая ту с вертела.

— Ну? Скажи что-нибудь в мое оправдание.

— Если бы отказался я, нашли бы другого, — усмехнулся Черной.

— Другой тоже оказался бы когда-то мной спасенным. Однако мне уже легче. — Незнакомец помолчал. — И все же: любая мерзость в этом мире делается с нашего молчаливого согласия…

— Я не возьмусь изменять мир, — ответил Черной.

— Напрасно, ты бы как раз мог. Верней, ты его уже изменил. Каждый человек — это бог, он меняет будущее, судьбу, мир каждым своим шагом. И знаешь, я не жалею, что гадкий мальчишка с Дертского тракта остался жив. Если бы можно было вернуть тот день, я бы поступил так же, даже зная, как посмеется надо мной Предвечный.

Черной проснулся, когда солнце клонилось к закату. Никакого кострища на полянке не было, на месте, где ему привиделся костер, росла костяника; лошадь спокойно пощипывала травку возле родника.

Теперь — деревенька из трех дворов в глубине леса. И можно не искать себе оправданий — просто увезти отсюда смешную злую колдунью с именем знатной госпожи, потому что мор доберется сюда очень быстро. Долг платежом красен. А уже потом можно явиться в Хстов и предъявить договор. Потом думать о непобедимом легионе, власти, славе и деньгах.

Он ехал не таясь, по дорогам — кому какое дело до одинокого всадника — и добрался до деревеньки в сумерках, когда догоравший закат бросал на небо последние золотые отсверки. И Черной, слезая с коня, подумал о том, как прекрасна жизнь. Как хорошо, что он здесь, что он жив и видит этот закат, этот просвеченный закатом лес цвета темного золота, что он сейчас откроет дверь в домушку колдуна и увидит Нежинку…

Она возилась с очагом, как и в тот день, когда Черной впервые ее увидел. Только не успела испачкать лицо сажей. Он вошел без стука, и она поднялась ему навстречу, улыбнулась удивленно и радостно.

— Поедешь со мной? — спросил он с порога.

— Поеду, — ответила она не раздумывая.

Почему он решил, что таких девок сотни по деревням? Почему сразу не разглядел, как она прекрасна? Как сама жизнь… Счастье забилось, затрепыхалось в груди, мешая дышать, — никто и никогда не смотрел на него с любовью, никто и никогда не ждал верной встречи с ним и не радовался так искренне, дождавшись.