Сильнее смерти (СИ) - Кальк Салма Страница 7

Марсель не сказал бы, сколько ей лет, если и меньше, чем господину Ансельму, то ненамного. Но она будила любопытство — он впервые в жизни понял, что женщины тоже бывают не только магами, но и некромантами. Госпожа Адриана — так представил её господин Ансельм — смотрела на него внимательно и заинтересованно. У неё были какие-то дела с наставником, а после ужина она улыбнулась Марселю, взяла его за руку и отвела в приготовленную для неё комнату.

До этого момента его представления о том, что бывает наедине между мужчиной и женщиной, были больше результатом фантазии и наблюдениями за жизнью слуг — и в Зеленом Замке, и в Сюр-Эксе. И что-то болтали мальчишки на улице — если вообще кто-то брал на себя труд болтать в его присутствии. А тут… Госпожа Адриана была любезна и терпелива, и готова помочь, и объяснить, и ещё — она была магом, и это было важно, очень важно. Она рассказывала, что юному магу непременно нужен кто-то противоположного пола, чтобы обменяться силами, и дополнить свою, и взять её под контроль. Иначе — либо будет хаотически выплёскиваться, как с ним и происходило, либо замкнётся где-то внутри, что тоже не есть хорошо, потому что когда-нибудь рванёт. Непременно рванёт, не может не рвануть. Ладно, женщина — она может сбросить часть в процессе деторождения, даже если муж её не маг. А мужчине нужно полностью владеть всем, что дано ему свыше.

Ну ничего ж себе — думал Марсель потом. Вот всё это для чего, оказывается! А люди твердят — продолжение рода там или любовь. А на самом деле — весь вопрос в магической силе и контроле над ней. У магов. У обычных людей — наверное, всё же, продолжение рода.

И впрямь, он чувствовал, что лучше понимает свою силу, и что ему стало проще управляться с ней. И был благодарен госпоже Адриане — которая провела у них в гостях дней десять, и половину времени — с ним.

Позже, годы спустя, Марсель понимал, что она была весьма искушена в любовной науке, и что ему с ней необыкновенно повезло. А пока — после её отъезда он скучал, думал — найдёт лекарство от той скуки в объятиях дворовых девчонок, но — они не были магами, и с ними не было так интересно. А ещё — им делалось дурно от Марселевой силы. Господин Ансельм однажды застал его за попытками привести в чувство лежавшую в глубоком обмороке девицу, дёрнул его за ухо и строго-настрого запретил снимать амулет во время свиданий — раз уж он, Марсель, готов спать с обычными девчонками, не магами. А Марсель был готов — если не считать досадных побочных эффектов, всё остальное-то очень даже ничего! Правда, он не понял, причём тут любовь. С госпожой Адрианой была, скорее, дружба и наставничество — с её стороны, любопытство и ученичество — с его, а с другими — просто развлечься. Где любовь-то?

Господин Ансельм вздохнул. Потом ещё раз вздохнул. А потом сказал:

— Может быть, господь смилостивится над тобой и даст тебе ощутить — каково это, когда ты не просто встретился с кем-то забавы ради, а любишь серьёзно и глубоко, и более того — тебя тоже любят, и кажется, что само мироздание звенит в унисон с вашими мыслями и чувствами. Но — никто не может обещать, что с тобой такое случится. Потому что только с равной тебе ты сможешь ощутить что-то подобное. А это, как ты понимаешь, большая редкость. Любовь, мальчик мой, сильнее самой смерти. И поэтому в нашей с тобой жизни почти что и не встречается.

Марсель помолчал, потом отважился спросить:

— А вы? Вы встречали любовь?

— Мне казалось, что да. А на самом деле вышло — что нет.

Он встал и удалился, и более они об этом не говорили никогда.

* * *

— Господин де Риньи? Так он бывал в доме деда, — встрепенулась она. — Я знала его. Я была совсем маленькой, но дед всё равно представлял меня всем выдающимся магам, с кем поддерживал знакомство. И я помню, господин де Риньи рассказывал, что обрёл своего сына, и что он красив и талантлив.

— Правда? Он так говорил?

— Да. И… госпожу Адриану я тоже видела в доме деда, — она взяла его руку, переплела пальцы.

— А что в таком случае делают с благородными девицами, имеющими магический дар? — этот вопрос занимал его чуть ли не с тех самых пор, но было решительно некому его задать.

— В самом лучшем случае — рано выдают замуж за подходящего по смыслу мага, — смеялась она. — А вообще — бывает по-разному, конечно. Кого-то просто выдают замуж, только бы выдать, хоть за кого, а дальше — ну, как знаешь. Кого-то вовсе не выдают. Кому-то находят-таки мага — на раз, или на несколько встреч, как вам. А дальше — необходимость именно этого брачного союза должна перевесить такой досадный факт, как отсутствие девственности у невесты, — усмехнулась она. — Да, мне было шестнадцать, когда дед всё это решил. И сказал, что сам объяснит моему жениху — когда у меня таковой появится — что к чему в этом мире. Кстати, он очень радовался рассказам о ваших успехах, и говорил господину де Риньи — привези молодого человека познакомиться. А ваш отец отвечал — вот шестнадцать стукнет, займусь. Представлю ко двору и всем, кому он может быть полезен. Но не успел, я правильно понимаю?

— Правильно. Не успел.

6. Разбойник

О политике и о религии, которая иногда тоже есть политика, Марсель не задумывался лет так до шестнадцати. Жизнь шла своим чередом — в разнообразных занятиях и делах Зелёного Замка, к которым господин Ансельм тоже пытался его приучить. И здесь пригодился Марселев опыт в материнской лавке — там тоже нужно было считать, соображать и командовать так, чтобы люди не сидели без дела, и всё, что должно, шло как бы само собой. Господин Ансельм смотрел на него — и хвалил, говорил — Марсель хорошо справляется.

О еретиках Марсель услышал случайно — болтали слуги во дворе. Что их богатый сосед, его высочество Франциск Лимейский, запретил исповедовать реформированную религию на своих землях, и пригрозил казнью без суда и следствия, если вдруг кто будет пойман за молитвами, обрядами или проповедью. И десятки людей должны были либо вернуться к вере отцов и снова стать добрыми католиками, либо покинуть владения принца. А куда таким деваться? На соседние земли, ясное дело.

Господин Ансельм надеялся, что защитные заклинания определённого рода избавят их от назойливых переселенцев. Но оказалось, он надеялся зря.

Делегация людей довольно-таки оборванного вида явилась к господину Ансельму ни свет, ни заря. Люди просили разрешения поселиться на его землях, а пока не обустроились — остановиться в замке. Господин Ансельм оглядел пришедших и спросил — а сколько их всего? Сколько из них семейных? Сколько детей, какого возраста? Все ли здоровы? То есть, задавал какие-то совершенно обычные вопросы, прежде чем дать ответ. Но почему-то эти обычные вопросы необыкновенно разозлили пришедших — мол, да какое дело гнусному паписту, да ещё и колдуну, до их семей и детей! Тот возразил — что как владелец земель, он собирается знать всё о тех людях, которые хотят у него поселиться. Получил в ответ обвинение в том, что он не желает проявить милосердие, и все они такие — богатые маги, и если на него обрушится гнев господень — то так тому и быть.

Господин Ансельм после долго изумлялся наглости оборванцев, возомнивших себя господними орудиями. Но наглостью дело не обошлось.

Как потом оказалось, кто-то из дворни преисполнился сочувствия к тем оборванцам, и открыл глухой ночью калитку в стене, которая не была защищена чарами ввиду того, что те чары дворня не могла переносить никак. Увы, в обороне замка было слабое место, его вычислили и им воспользовались. Но об этом Марсель смог думать намного позже, а пока — нужно было биться.

У еретиков был маг — стихийник, боевой маг неплохого уровня. Увы, он умел жечь их охранные заклятья, и остановить его сердце оказалось нелегко.

Не все слуги оказались предателями — но нападающих было в три раза больше. Господин Ансельм запросил подмоги у соседа, его высочества Франциска, и даже предложил открыть ему теневой путь, если тот решится воспользоваться. И тот решился, и пришёл — но уже было поздно. Господин Ансельм добрался до одержимого мага, но полёг и сам. А Марсель держал теневой ход для отряда принца, и не видел смерти своего отца — только почувствовал.