Туда, где кончается Лес - Лада Монк Страница 7

И хотя из омертвевшего сада тысячи дорог, спрятанных под густой листвой дубов и ив от взора Симары, в живой мир бежали,

Казалось девушки, что нет для нее места более милого, чем дом волшебника.

А на другой стороне земли, к которой вела одна из дорог от башни мага,

Вырос в удалого юношу единственный сын пирата.

Пламенное, неспокойное сердце, которое в восемнадцатилетие должно было сгореть до пепла,

Гнало молодца в путь.

Сверкавшие лезвия, всюду его настигавшие, стали для него серебристыми несущими опасность волнами моря,

Крики и вой неприятелей превратились в ветер, раздувавший паруса вечного странника,

Что завещаны были юноше склочным отцом.

Молодой человек, проклятый магом, даже в родных краях ощущал себя чужаком.

Бежал он, как предсказал говоривший со звездами чародей, от одной земли к другой,

Пока извилистая и длинная роковая дорога не привела его в столицу королевства Флердеруж

Ровно в тот день,

В который отец его много лет тому назад

Услыхал легенду старого города

И отыскал в зачарованном саду прекрасную золотую розу под стеклянным куполом.

В небе зловещей секирой палача блестел и заглядывал в окна юноши,

Где бы он ни прятался от неизбежной своей горькой судьбы,

Стальной серп молодого Месяца:

Всего несколько дней оставалось до свершения приговора,

Вынесенного Темным Милордом.

Ведал сын разбойника морского, какая участь ему уготована,

Знал, что последним, что узрит он в день своего восемнадцатилетия,

Станет Черно-Белая Луна,

Решившая в полночь на него обрушиться.

Ведал сын разбойника морского, что немного дней отведено ему,

Да только гадальные карты цыганок и кочевниц,

Коих немало встречал юноша в своих нескончаемых странствиях,

Непременно и неотвратимо предсказывали ему спасение.

Падая из рук прорицательниц

На застеленный скатертью и заставленный свечами сундук в кибитке,

Карты неизменно изображали три фигуры из ближайшего будущего,

Сущность которых загадкой казалась всезнающим гадалкам и проницательному плуту,

Вопрошавшему скептично о своей предрешенной судьбе.

Каждый раз три карты представляли взгляду юноши вора,

Белую бабочку, рвущуюся на волю из черного кокона,

И сорванный мужской рукой цветок розы,

Но не золотой, а ярко-красный, как пламя.

Свиток второй, повествующий о долгах Нана, бабочках Симары и чудесном знакомстве Монашки и Демона под крышей башни волшебника

Неописуемые палитры цветов и запахов полнили столицу Флердеружа.

Камни и плитки, протягивавшие дороги между домами, были засыпаны лепестками и блестящими от ароматного масла семенами цветов,

Мужчины и женщины в венках и лентах на каждой улице ставили майские столбы,

Увенчанные пестрыми букетами, украшенные гирляндами,

С которыми играл теплый весенний ветер.

Распахивались ставенки пробуждавшихся домов,

Выбеленные доски их с крючками и декоративными отверстиями

Сменялись расписанными изнутри.

На внутренних сторонах ставней были изображены очаровательные картины,

Все яркие и подробные, как иллюстрации в альбомах-виммельбухах,

Коими изобиловали столы торговцев в ту праздничную дюжину дней:

Хороводы бабочек, жуков и пчел над цветочными полями,

Благородные лани и единороги, пасущиеся в тенистом лесу,

Подробные, как настоящие путевые карты, пейзажи столицы,

Принцессы в пышных и розовых, как облака на закате, платьях, кормящие голубей с рук,

Семьи лебедей в уютных камышовых гнездышках,

Дворцовые стены с разноцветными витражными окошками и величественными колоннами,

Узорчатые паруса кораблей над синими волнами,

Танцовщицы в праздничных весенних сарафанах,

Кувшинки и написанные золотой и серебристой краской рыбки,

Сливовые и вишневые деревья в цвету,

Запечатленные умелой рукой художника воспоминания о прошлых празднествах,

Ряды цветов в садах и клумбах,

Среди которых непременно были пламенно-красные розы — символы королевства.

Из окошек выглядывали готовые к новому дню жители столицы.

Цветочница в соломенной шляпке поливала из фарфоровой чашечки ящик цветов,

Вывешенный за расписное окно.

Крошечный садик под крышей дома

Прилетели навестить бабочки из королевского замка,

И девочка поклонилась им,

Едва не выронив чашку с чистейшей прохладной водой.

Румяная от жара печи жена пекаря,

Руки которой оливковое и подсолнечное масла сделали душистыми и мягкими,

Поставила на подоконник источавший пар противень с пышным хлебом.

Запахи кориандра, розмарина и аниса были до того привлекательны,

Что курчавый белый щенок с персиковой лентой, учуяв их,

Утащил один ломоть хлеба, чтобы полакомиться им

Под скамьей, где кто-то забыл венок из золотых одуванчиков.

На главной площади,

В центре которой разбили сад со всеми сортами шиповника и роз,

Раскинулись под увитым плющом заборчиком сада

Шатры и палатки приезжих торговцев.

Госпожа Бон-Бон, суетливая галантерейщица,

Расстелила скатерть на клочке мостовой между навесами и кибитками,

Разложила свой товар

И стала сооружать башенку из блестящих игральных карт,

Не столько развлекаясь, сколько привлекая к себе внимание в рыночном обилии цветных пятен.

К празднику продавали орехи и ароматные специи,

Заполнявшие до краев плетеные корзины и бочки,

Мотки выкрашенной шерсти,

Из которой создавали кукол для украшений и подарков,

Яблоки, персики и абрикосы,

Красные от жаркого Солнца.

Безмолвные шуты в длинноносых масках, перьях и колпаках с бубенцами,

Приехавшие в большом сундуке,

Украшенном бумажными фонариками,

Появлялись всегда нежданно из плотно завешанного шатра в ромбах,

Жонглировали, вытягивали пламя из-под земли, поражали зрителей фокусами и акробатическими номерами.

Заканчивая представление в океане оваций и восхищенных возгласов толпы,

Они снимали и подставляли под гроши шляпы и колпаки,

А руки их при этом качались вместе с головными уборами на сильном ветру,

Как у марионеток и деревянных кукол.

Между столами с цветами, бутылками вина и узорчатыми тканями

Из ниоткуда возникла в первый же день торжества

Темно-синяя палатка таинственного алхимика,

Над которым время и пространство не имели власти.

Хмуривший от света брови и морщивший горбатый нос,

Накидывавший на растрепанные рыжие кудри капюшон плаща синего и со звездами,

Как материя его исчезающего шатра,

Доктор выходил из палатки,

Кидал в чан на столе, держа за хвосты, несколько саламандр,

Звонко царапавших дно когтями и разводивших огонь,

А затем расстилал слева от лампы с ящерицами ковер.

Сами собой возникали на ковре амулеты из кристаллов и драгоценных камней,

Связки сушеных целебных трав и косички чеснока да лука,

Кроличьи лапки и кинжалы, изрезанные рунами и пожеланиями удачи на потерянных языках.

Мало кого торговец впускал в свою палатку со звездами,

У входа в которую висела табличка: «Доктор Ф, алхимик, врач и торговец диковинными товарами»

Сначала он задавал напросившемуся на прием вопросы,

Как мудрый сфинкс или грифон,

И для того, кто находил ответы на все двенадцать сложных загадок,

Распахивал вход в волшебный шатер.

Палатка всегда была полна пара и дыма кипевших зелий,

Опускавшихся цветными облаками к застланной коврами земле,

И