Радость моя, громкоголосая - Наталья Соколина Страница 7

— нет, я не согласна на операцию!

Женщина с тревогой перевела взгляд на стоящую рядом Гранецкую: — Софья Михайловна, ну скажите вы ей, что ли! Ребёнок же погибнет!

Софья решительно хлопнула ладонью по спинке кровати: — Алка, прекрати! — и врачу: — делайте кесарево, Елена Васильевна, Алла Витальевна согласна.

— Но… Софья Михайловна…

— Алла — член Стаи! Она обязана выполнить мой приказ!

Расширившимися глазами Аллочка смотрела на подругу. Та, встав на колени перед кроватью, обняла её, погладила по волосам: — всё будет хорошо, Алка, не бойся! Парень-то на выход просится, а ты его задерживаешь.

— Шрам буде-е-ет, — заплакала та, — Олежек всегда, когда живот целует, говорит, какая у меня гладкая шелковистая кожа, а тут…, ы-ы-ы…

— Глупости — глупости — глупости, — зашептала Софья, — он тебя любит и будет любить, а шрам крохотный, почти незаметный. Всё, прекращай реветь! — Женщина-врач, с тревогой покачав головой, быстро вышла из палаты.

* * *

Не было мне покоя! Моя Радость…как-то она там? Одна, без меня? Софья не в счёт. Конечно, женщина, подруга — но не то, нет. Я носил бы её на руках по палате, поцелуями унимал боль и крепко держал за руку, подбадривая, жалея, сопереживая… Я метался по комнате, как загнанный зверь, разрываясь на части. Наконец, решился. Торопливо набросал записку для Пола, извиняясь, что оставил его одного. Завёл будильник на семь часов и осторожно поставил его на прикроватную тумбочку. К нему же и записку прислонил. Потом побежал на кухню, перед раскрытым холодильником на несколько секунд задумался. Пол не любил плотно завтракать, но я на всякий случай выложил на тарелку пару котлет, несколько ложек картофельного пюре, полил всё соусом и, прикрыв салфеткой, оставил на столе. Пол потом сунет всё в микроволновку. Открыл банку с томатным соком, но в стакан наливать не стал. Сам нальёт, сколько надо.

Уже не сдерживаясь, схватил в прихожей куртку и помчался в гараж. До роддома не помню, как и доехал. Ну и куда торопился? Центральный вход был закрыт. Я обежал здание и влетел в приёмный покой. Опять облом! Сидящая там старая волчица даже разговаривать со мной не стала, а просто выперла меня на улицу, крикнув вдогонку: — приходи утром! Ишь, не спится ему!

Я вернулся в машину и внимательно осмотрел фасад здания. Многие окна светились, но за которым из них была моя Радость — непонятно. Решившись, я набрал телефон Софьи. Пусть отругает, но всё равно скажет, что и как.

Софья ответила не сразу. Наконец, я услышал её недовольный голос: — чего ночью звонишь, Олег?

— Извините, Соня, но… Аллочка…

— Спит она. Я испугалась, что твой звонок её разбудит.

— А…ребёнок? — Софья помолчала, а у меня внутри всё похолодело.

— Твой сын очень большой, — я почувствовал, что не дышу, и перевёл дух, — я еле заставила Аллу согласиться на кесарево, иначе бы ей не родить. Предупреждаю тебя, Олег: если ты хоть словом, хоть взглядом покажешь ей, что заметил шрам на её животе, — ты заимеешь в моём лице непримиримого врага! Не смей её обижать, слышишь, ты??

— Да вы что, Софья Михайловна!! — мне невозможно было передать все те чувства, что захлестнули меня! Радость от известия о рождении сына, счастливая расслабленность от того, что с женой всё хорошо и уверенность Софьи, незаметно проскользнувшая в словах, что моя Радость меня простит и мы снова будем вместе. — Вся моя жизнь в ней! Вы же знаете, как сильно я люблю её и детей!

— Да-да, конечно, — Софьин сарказм можно было черпать ложкой. — Утром приезжай, я скажу, чтобы тебя в палату пропустили, хотя Аллочка просила тебя не пускать.

— А… ребёнок где? — мне ужасно хотелось его увидеть. Я представил, как белый пушистый щенок, голубоглазый и толстый, бежит по таёжной тропинке вместе со старшими братьями и сестрой, и на душе стало тепло и как-то умиротворённо, а мой волк довольно заурчал и послал мне волну удовольствия.

— Да вот, спит рядом с матерью в кроватке. Ох и здоровенный же парень, я тебе скажу! Всё, Олег, я спать хочу, ты меня разбудил.

Мне стало неловко, но я не раскаивался, что позвонил: — извините, Соня, спокойной ночи, я завтра утром приеду.

Она фыркнула уже без раздражения: — сегодня, Олег. Времени-то четыре утра.

* * *

Успокоенный, я вернулся домой. Шесть часов утра, ложиться спать смысла нет. Не торопясь, я принял душ, побрился, проверил, есть ли у меня чистая рубашка, посмотрел на часы: будильник у Пола я выключил — пусть поспит подольше, ещё успеет собраться в школу.

Приготовив завтрак, я отправился будить парня. Он уже проснулся, жалобно посмотрел на меня: — папа Олег, я по маме соскучился! И по Димке с Игорем. И по Саньке!

Я ему улыбнулся: — я тоже, Пол. Надеюсь, они скоро к нам вернутся. Теперь у тебя ещё один брат появился. Придумывай имя!

Он нахмурился: — нет, мы лучше вместе с ребятами ему имя придумаем. Нечестно, если я один буду решать, как нашего братика звать будут.

— Ну, как скажешь. — Радостное возбуждение так и пёрло из меня. Вроде бы моя Радость на меня ещё сердилась, но я верил, что теперь всё изменится, всё будет хорошо. Из суеверия Аллочка не хотела придумывать заранее имя нашему сыну. Я не возражал. Так даже интереснее — пусть дети назовут малыша, как им хочется. Я чувствовал, что моего волка распирает от гордости. Вспомнил, что надо бы позвонить родителям, но время было раннее, так что вначале — начальнику.

Пал Иваныч был уже на службе. Он вообще рано приезжает, так что сразу взял трубку.

— Это Одинцов, Пал Иваныч. Можно мне задержаться на пару часов? У меня сын родился, я хочу в роддом заскочить.

— Поздравляю, Олег, — майор улыбался, — задержись, конечно, событие выдающееся. Алле Витальевне мой привет и поздравления передавай. Помирились, что ли?

Я тяжело вздохнул и честно признался: — нет, пока не помирились. Но Софья на меня уже не сердится, так что я надеюсь на её заступничество. Сейчас вот Пола в школу провожу и в роддом поеду.

— Ну давай, папаша, не теряйся. Ты, главное, смотри жалостно, рубашку надень грязную, мятую, ещё дырявые носки хорошо помогают. Хорошо бы тебе похудеть чуток, ну да и так сойдёт. А то сильно расстроится, ещё молоко пропадёт. Большой парень-то?

— Большой, живот резать пришлось, кесарево называется.

— Ну, это не страшно, главное, чтоб оба здоровы были. Гляди-ка, ещё один полярный волк в городе появился!

Я