Княжна ночных воронов - Дина Сдобберг Страница 7

— Ой, много ты знаешь! Дракон! Да хоть гусь с яблоками! А натура змейская, падлючья! Все ж по морде видно! — закончила путница.

От таких заключений мой провожатый чуть хлебом не подавился. Всю дорогу драконёнок крутил головой. Оно и понятно, в птичьих землях уклад от драконьего отличался.

Мы себя считали детьми своей земли, неотъемлемой её частью. А драконы мнили себя господами мира. За что от мира и получали. То дожди у них, да такие, что птицы отступали с их территорий, потому что земля превращалась в вязкую топь, куда взрослый конь по грудь проваливался. То жара стояла такая, что их воины в наши земли воду воровать ходили. Драконы всё себя выше всех пытались поставить. В мире они господа, в своих землях их род главнее, в роду семья самая старшая и сильная, ну а в семье я главный молодец. Все мне кланяйтесь и волю, как мудрость великую, слушайте.

А у нас чужих бед не было, мимо голодного пройти стыдно было, свой труд в общее дело не вложить и вовсе позорно.

— А вот если я сбегу? — спросил меня попутчик, когда молчать надоело.

— Беги. Прям сейчас можешь. Только когда на дозорный разъезд нарвёшься, сразу кричи, что ты княжны Яромиры…

— Приданное? — язвил драконёнок.

— Сопровождающий, глупыш. А то народ у нас простой, прибьют ещё да прикопают по-тихому, чтоб такое неказистое приданное птичью княжну не позорило. — Улыбнулась я так широко, что щёки свело.

— И чего это я неказистый? Обычный симпатичный парень! — надулся дракоша.

— Это ты как определил? — посмеивалась я.

— Мама всегда говорит, что я у неё симпатичный получился, — ответил наивный мальчишка.

— А звать тебя как? — уточнила я, а то день к концу, а мы ещё и не знакомы.

— Гринард. — представился драконёнок. — А что?

— Ну, так вот, Гринард. Если мама говорит, что ты симпатичный, значит, так оно и есть. Мама ошибаться не может. — Почему-то желание подшучивать пропало.

Вместо этого нахлынули мысли о тех воспоминаниях, что я увидела в чаше. Даже о тех, что в силу возраста я помнить не могла. Главное же это не увидеть, а понять увиденное.

Рождение ребёнка и радость родителей понятно. Детей стало заметно меньше, пустеют гнёзда, а значит и великий круг равновесия жизни и смерти нарушается. Не будет детей, продолжения людского, и станет этот мир пустынным и лишённым искры жизни. Ради этого и примиряемся мы с извечными врагами, поэтому и склонили головы перед волей Отца Всех Птиц.

И о сиротстве моём неспроста мне напомнили. Война не смотрит, в чей дом нести горькую чашу. Сколько детей осталось без защиты родительских крыльев? Сколько матерей ослепло от слёз, оплакивая своих детей? Сколько жён покрыли волосы вдовьими платками? Лишний раз показали, чтоб не сломилась в трудную минуту, не отступила. Считай, своей грудью все земли птичьего народа прикрываю.

Три птицы и три драконницы, как стражи из легенд о сотворении нашего изначального мира, запираем войну в нерушимую темницу. Удержим ли?

Может и битву за обитель, поэтому увидела? Что как в бою друг друга прикрывали и помогали, так и в нашей битве за мир мы должны помочь друг другу? Только как, если пути мои с сёстрами-подругами разошлись и сойдутся ли вновь неведомо? Да и это мои девочки, с кем вместе десять лет всё делили поровну. А драконницы… Да я невесту брата и увижу на пару минут всего. Чем я чужому и незнакомому человеку помогу?

За этими мыслями я не заметила, как уснула. Проснулась от легкого касания к плечу.

— Просыпайся мой воронёнок! Кашка стынет. — Мягким туманом обволакивал голос брата словами из далёкого детства. — Сам воду носил, сам кашу варил, на здоровье заговорил.

Улыбнулась сквозь сон, почувствовав, как брат гладит меня по голове.

— Попался! — повисла я у него на шее. — Андрас! Ты как тут оказался? Мы же только к обеду приехать в Коготь должны были.

— Навстречу выехал, как весть от хранительницы получил, так обоз и тронули. — Улыбался мне брат.

Всегда холодный взгляд теплел при мне, словно вечный лёд, поселившийся в душе брата, при мне отступал.

— Ну что? Будем драться и вино воровать? — рассмеялась я.

— Ого! Это чему тебя в обители учили? — притворно возмутился брат.

— Так это не в обители, это ты жаловался, что девка родилась. Я в чаше видела. — Ответила я брату.

К Гринарду никто не цеплялся, ну едет и едет. Кормили, не жадничая, перекусы в пути предлагали как и всем. Хоть недобрые взгляды от воинов я замечала. Но пусть и через силу, но воины брата старались помнить о мире. Шатком, хрупком, но мире.

Мой конь шёл в поводу, а я сидела в седле перед братом, укрытая его плащом и разговаривая с ним о Когте, который я так и не успела посетить. А вот мои спутники после моей встречи с братом всё-таки полетели навестить родные гнёзда. Птичьи крылья быстрые, успеют вернуться к тому моменту, как я пересеку границу драконьих земель.

Брат рассказывал, что у его врана, Серга, скоро птенцы появятся. Его пара уже села на яйца, и строгий вран сейчас от гнезда не отходит. Только на охоту. И то, Андрас приносил им свежее мясо и добывал в лесу жирных личинок. Помогал спутнику, как мог. Это у меня спутников было трое, большая редкость. А у брата Серг был единственным.

Вот и птичья лапа. Длинный и каменистый язык земли, уходящий далеко в море, где навстречу ему стремился такой же кусок суши, только с драконьей стороны. Там где два куска суши намертво сцеплялись друг с другом, образовалась большая каменистая долина. Пустошь.

Брат обнял меня на прощание и отступил на узкий перешеек, с которого начинался наш край пустоши. На той стороне тоже была видна большая толпа. Где-то среди них должен стоять и мой будущий муж.

Мне на встречу шла кутающаяся в тонкий плащ, больше похожий на тряпку, девушка. Чем ближе я подходила, тем отчётливее я видела, что девушка дрожит. И не понять, то ли от холода, то ли от страха. Глазки распахнуты, губы закушены…

И тут я поняла, что и сама я иду, сжав кулаки и закусив губу. Вот ещё шаг, и между нами почти не осталось расстояния. Стоим друг напротив друга, птица и драконница. Вспомнив, что у меня в суме есть ещё один плащ, я скинула свой с плеч и накинула на неё.

— Держи, а то у нас хоть и теплее, чем у вас, но путь через