Анастасия Вернер - Артефаки. Часть 1 Страница 71

Рэн почесал затылок, делая вид, что раздумывает над её словами.

-- Не знаю, это как-то серьёзно.

-- Ну да, серьёзно. Зато он там в люди выбьется. Сейчас у военных такие зарплаты! И когда закончит, ему сразу работу дадут.

-- Я служил. На зарплате всё равно шиш.

-- Это не армия, а военная академия! Разные вещи, ну! Должны же мы мальчику нормальное образование дать!

Я покосилась на "мальчика", который с азартом нанизывал макароны на вилку и с непосредственностью кидал их на пол спустя несколько взмахов. Мама потрепала его по голове.

-- Кайл, детка, кушай, а не играйся.

-- Столица всё же неплохо, -- вздохнул Рэн, туша при этом сигарету в пепельнице.

-- Ещё как неплохо! Придётся только приплатить, чтобы его туда взяли. А перед поступлением наймём репетиторов, чтобы его к экзаменам подготовили.

-- Рано ещё думать, доживём сперва, потом уже решим, -- лениво проговорил отчим.

-- Да какое рано? Ему скоро девять, три года пролетят, даже не заметишь! Уже сейчас ребёнку будущее устраивать нужно!

Я хмуро ударила вилкой по тарелке и поднялась из-за стола.

-- Эрин, ты куда? -- удивилась мама.

-- В комнату.

-- А доесть?

-- Перехотелось, -- огрызнулась и быстро взбежала по ступенькам к себе в убежище. Громко хлопнула дверью и плюхнулась носом на кровать.

Раньше на косом потолке красовались плакаты музыкальных групп, героев из любимых фильмов или сериалов. В порыве ненависти, который настиг меня этим утром, я содрала всё до единого клочка. Мир постепенно модернизировался, бумажная продукция отступала на второй план; все эти плакаты становились раритетом, их заменяли живые проекции. Я содрала реликвию.

Мне было ничуточки не жаль.

Вот уже несколько дней из "Берлингера" не было никакой информации. Никто не мог ответить мне на простой вопрос: "Что теперь будет?". Зная номер отца, я звонила ему с видеофона Кайла, но трубку никто не брал. Как и большую часть прошедших лет.

Я чувствовала себя настолько раздавленной, будто действительно перевоплощалась в амёбу. Неизвестность убивала. Казалось, словно кто-то нарочно расставлял палки в колеса телеги, мчащейся на пути моей мечты.

У меня не в первый раз что-то не получалось. Неудачи скрывались за каждым безобидным на первый взгляд камешком, они ждали момента, когда в жизни только-только всё налаживалось и выпускали свои шипы. Их нужно было встречать в бронежилете, но каждый раз, когда неприятности делали свой выпад, моя защита была где угодно, но только не со мной.

Проверено не один раз. Поначалу сковывает страх. Страшно до такой степени, что желудок скручивается в тугой узел и норовит вытошнить всю еду. Потом злость и жуткая обида. Неприятности всегда несправедливы, они не имеют права с нами случаться, ведь правда? Затем судорожная попытка придумать выход. Нельзя же оставить всё, как есть, зло должно быть повержено.

Очередной провал. Неудачная попытка деморализовать неудачу. Ещё одна неудачная попытка исправить неудачную попытку деморализовать неудачу.

Отчаяние. Бездействие. Меланхолия. Верный путь по дороге смирения.

Я лежала на кровати, уткнувшись носом в подушку, на которой ещё утром виднелись мокрые расползающиеся точки. Глаза побаливали, желудок отказывался принимать пищу, пальцы на руках одеревенели и не соглашались шевелиться без острой необходимости. Организм отторгал внешний мир, пытаясь спрятаться в надёжном коконе внутреннего тепла и спокойствия.

Перевернувшись на спину, я взглянула на косой потолок, его смурные очертания, грязно-бежевый цвет, небольшие чёрные точки. Сделала глубокий вдох. Слёзы давно кончились, следовательно, оправданий собственной апатии больше нет.

Значит, пора прервать мой путь к смирению и вступить на другую тропу. Тропу решительности и упрямства.

И пусть все идут к чёрту!

Следующим утром я вела себя, как ни в чём не бывало. Придумала какую-то очередную ложь, почему в данный момент не хожу на стажировку, позавтракала, позанималась немного домашними делами. Ближе к обеду зашла в Инфранет, открыла личный кабинет по номеру оператора и посмотрела последние исходящие звонки.

Днём, примерно в то время, когда руководитель устраивал себе перерыв, я позвонила с видеофона Кайла. Эван ответил не сразу.

-- Это я, -- сказала тихо, -- мне нужно знать, как продвигается ваше дурацкое расследование.

-- Не могу сказать, -- скупо отозвался младший партнёр.

-- Пожалуйста.

-- Эрин, мне нечего тебе сказать.

-- Пожалуйста, -- хрипло попросила я.

-- Прости. Лучше тебе не звонить.

Он отключился до того, как я смогла придумать хоть какую-нибудь причину, которая смогла бы заставить его не нажимать красную кнопку.

И хотя тело желало поддаться натиску, разорвать всё на мелкие кусочки, сжечь мосты и уйти из артефактики, бросить неблагодарную науку, отказаться от так называемого отца, вернуться в колледж и больше никогда не вспоминать об этом инциденте, душа боролась. Душа не желала полумер в достижении мечты. Внутренний дух знал, что придётся сбить колени в кровь, исполосовать нежную кожу, натереть мозоли на руках, набить шишек на голове, согнуться мёртвой петлёй и разогнуться вновь, чтобы достичь того, чего так отчаянно хотелось все эти годы.

Я набрала Эвана через несколько часов. Он не ответил.

Я позвонила ещё раз, спустя некоторое время. Меня перевели на автоответчик. Так же, как когда-то сделал отец, чтобы избавиться от моей назойливости.

Но они забыли об одной важной вещи. От меня так просто не избавиться.

Часы показали девять вечера. На мне были джинсы, футболка и тёплая вязаная кофта, доходящая до колен, в которую удобно было кутаться. Я закинула рюкзачок на плечо и крикнула родным:

-- Пойду погуляю!

-- Хорошо, -- отозвалась мама.

Озоновый запах улицы смешался с сыростью и ветреностью. Надвигался дождь. Неба почти не было видно, особенно в тёмное время суток, но каждой клеточкой тела жители ощущали приближение грозы. Она витала между нами, электризуя тела и заставляя сердце замирать в предвкушении бури, которая принесёт за собой влагу.

Зонтики мы обычно брали от солнца, редко кто беспокоился о приближении дождя.

Он хлынул, когда мой поезд проезжал зелёную ветку. Тысячи прозрачных змеек врезались окна и ручейками потекли вниз. Гремел гром. Сверкала молния; её взрывы были ярче, чем вспышки электричества от проезжающего состава. Возле поверхности выдвигались специальные котлы, собирающие пресную воду. Но дождя было слишком много, чтобы взять его в охапку и сунуть в какой-то бочонок.