Кристин Фихан - Темный принц Страница 72

Рейвен! — позвал он резко и властно.

Ее ужас был огромен, а его сила иллюзорна. Михаил почувствовал, как ее горло закрылось, и услышал страшный предсмертный крик.

На мгновение он отгородил свое сознание, позволяя земле укачать его в своей колыбели, успокоить и исцелить своим благоуханием. Она пела ему мягким шепотом, мурлыкала колыбельную. Она проникала в его тело, оздоравливая, сообщая энергию. Земля давала столь необходимое спокойствие, чтобы встретиться лицом к лицу с ее мучениями.

Почувствуй меня, малышка, почувствуй меня.

Ее сознание по-прежнему оставалось хаотичным, она задыхалась.

Почувствуй меня, Рейвен, дотянись до меня.

Он был само терпение, тишина, спокойствие в эпицентре бури.

Рейвен, ты не одна. Почувствуй меня в своем сознании. Успокойся и дотронься до меня, всего лишь на мгновение. Отбрось все, кроме меня.

Он почувствовал первое движение, ее первую попытку. Земля пела в нем, заполняя все клетки, пока они не наполнились, как паруса на ветру.

Почувствуй меня, Рейвен. В себе, вокруг себя, рядом с собой. Почувствуй меня.

Михаил.

Она была измучена, измочалена, разбита.

Я не могу вынести это, помоги мне. Я не могу это сделать, даже ради тебя.

Отдайся мне без остатка.

Он, конечно, имел в виду исцеляющую силу земли, но не хотел говорить ей об этом. Он позволил ей ощутить свою силу, обещание отдыха и помощи. В своем сознании он держал только тепло, любовь и власть. Ей надо поверить в него, слиться с ним, чтобы она смогла ощутить могущество земли так, как ощущал его он.

Рейвен понимала, что сходит с ума. Она всегда боялась закрытых пространств. И не имело значения, что Михаил говорил: она не нуждается в воздухе. Она знала, что нуждается. Потребовалось несколько попыток и вся ее сила воли, чтобы заблокировать страх, ужас, правду о том, что она лежит глубоко под землей. С последним слабым усилием она вползла в сознание Михаила и отступила от осознания того, кем стала и что приходится делать, чтобы выжить.

Хватка Михаила, которой он ее удерживал, была ненадежной. Рейвен воспринималась его сознанием легкой и нереальной. И тихой, почти неподвижной. Она не принимала исцеляющую силу земли и не боролась. Не отвечала на его вопросы. Он знал, что она еще здесь, только по съежившемуся мерцанию в уголке своего сознания.

Прошло некоторое время, прежде чем он начал осознавать слабое изменение силы, рябь узнавания, словно рядом раскрылся глаз. Они больше не одни. Присутствующий дотронулся до него, вошел в его сознание. Мужчина. Могущественный. Грегори.

Все хорошо, друг мой.

Холодная угроза сквозила в его сознании. Они знали друг друга очень хорошо, поскольку веками вместе противостояли злу.

Грегори не спрашивал, и Михаил был поражен, что он мог поддерживать с ними связь. Рейвен и он были глубоко в недрах земли. Солнце все еще стояло высоко в небе, и все карпатцы были слабы. Как Грегори смог совершить этот подвиг? Это было неслыханно, даже в легендах о таком не упоминалось.

Твоя женщина нуждается в сне, Михаил. Позволь мне помочь тебе.

Грегори был очень далеко, это Михаил мог определить, тем не менее, связь между ними была очень сильна. Послав Рейвен в сон, Грегори получит некое подобие власти над ней. Михаил замер в нерешительности. Доверяет ли он Грегори? Сила, которой тот обладал, была феноменальной.

Раздался низкий невеселый смех.

Она не переживет этот день, Михаил. Даже будучи с тобой, она не сможет перебороть человеческие ограничения, и они возьмут верх над ее желанием помочь тебе.

А ты сможешь сделать это? Даже на таком расстоянии? Ты сможешь благополучно погрузить ее в сон? Прекратить ее мучения? Ты не допустишь ошибки?

Михаил понял, что ему хочется поверить. Грегори был их целитель. Если он сказал, что Рейвен не переживет погружение в землю, это только подтверждало его собственные мысли.

Да, через тебя. Ты единственное существо на земле, которому я присягнул на верность. Ты можешь рассчитывать на мою преданность. Я верю тебе, ты моя семья и мой друг. Пока твоя женщина или какая-то другая не подарят мне Спутницу жизни, ты единственный, кто стоит между мной и темнотой.

Грегори никогда не признался бы в этом, если бы не крайняя опасность. Он объяснил Михаилу, по какой единственной причине ему можно доверять.

Привязанность и сожаление смешались в душе Михаила.

Спасибо, Грегори, я у тебя в долгу.

Мне хочется, чтобы ты стал отцом моей Спутницы жизни.

В его голосе прозвучали какие-то странные нотки, которые Михаил не смог определить. Словно Грегори загадывал желание.

У меня ощущение, что дочь Рейвен будет сущим наказанием.

Михаил проверил свою интуицию.

Не сомневаюсь, что смогу ответить на вызов.

Грегори ответил преднамеренно туманно.

Я погружаю твою Спутницу жизни в сон, присущий нашему народу, чтобы она не испытывала мук из-за человеческих ограничений.

Команда Грегори была четкая, властная, ее нельзя было игнорировать. Дыхание покинуло Рейвен с тихим вздохом. Биение ее сердца замедлилось и остановилось. Ее сознание закрылось, не пропуская ужас, тело раскрылось навстречу исцеляющей силе земли.

А теперь спи, Михаил. Я узнаю, если вас побеспокоят.

Тебе не стоит охранять меня, Грегори. Ты и так сделал очень много для наших людей, кое о чем они даже не знают. Я никогда не смогу отдать тебе долг.

Я не могу иначе, да и не хочу, отрезал Грегори.

Наконец-то Михаил позволил себе такую роскошь, как сон, разрешая земле до краев наполнить его колоссальной силой. Он нуждался в ней, чтобы осуществить возмездие. Плотнее прижав к себе Рейвен, Михаил сделал последний вдох, не сомневаясь, что опасность миновала.

Солнце, казалось, светило еще очень долго, прежде чем скрылось за горизонтом. Небо стало кроваво-красным, с оранжевыми и розовыми тенями. Вышедшую луну, подобно тонкой вуали, закрыли облака. А кольцо вокруг нее говорило о каком-то ужасном предзнаменовании. Темный лес казался пугающе молчаливым. Туман низко стелился по земле между кустов и деревьев. Легкий ветерок лениво гнал облака, ласкал тяжелые ветки и безуспешно пытался рассеять запах гари, который стойко держался в лесу. Ветер коснулся сгоревших балок, почерневших камней — это было все, что осталось от дома Михаила Дубрински.

Два волка обнюхали пожарище, подняли морды к небу и тоскливо завыли. Из леса им печально ответила стая. Через несколько минут эхо затихло вдали. Два волка обежали обуглившиеся руины и, учуяв две неясные тени, резко остановились возле кованых ворот.