Мари Руткоски - Преступление победителя Страница 77

— Если я и был в заблуждении, то только потому, что ты притворялась. Ты притворяешься даже сейчас. Ты не такая уж хладнокровная. Ты пыталась помочь людям равнин. Когда мы с тобой были в городской таверне...

К горлу Кестрел подступила тошнота.

— ...Я считал тебя виновной в их изгнании. Но лучше было отравить лошадей, чем поджечь равнины. Поэтому ты приняла такое решение? Твой отец...

— Я люблю своего отца.

Арин слегка отшатнулся.

— Я знаю.

— Если бы я дала ему недостаточно хороший совет, то подвергла бы его опасности. — Кестрел осознала это только сейчас и снова была потрясена тем, что совершила. — Восток сам сжег равнины, которые мы захватили.

— Да.

Кестрел показалось, что Арин хотел сказать что-то еще, но он промолчал.

— Если бы мой отец был там тогда... В огне погибло много валорианцев. — Кестрел подумала о Ронане. В горле встал комок. Она не смогла произнести его имя. — Если я действительно поступила так, как ты думаешь, то их смерть — моя вина.

— Они заслужили смерть, — ровным тоном произнес Арин. — Ваши солдаты думали только о том, чтобы удовлетворять аппетиты империи. Империя поглощает все. В Геране все очень слабы. Нас обложили слишком высоким налогом. Еды недостаточно. Сейчас все так ослабли, что не хотят есть даже то, что осталось.

Кестрел подняла взгляд.

— Это не очень похоже на голод.

— Ты ничего не знаешь о голоде.

Это заставило ее замолчать.

Арин вздохнул. Он с силой потер лоб, размазывая косметику, которой был кое-как замаскирован его шрам.

— Все истощены, обессилены. Ввалившиеся глаза. Становится только хуже. Сарсин говорит, они почти весь день спят. Даже она сама. Если бы ты только ее видела... Ее руки дрожали, и она ничего не могла с этим поделать.

Разум Кестрел ухватился на последнюю фразу Арина. Дрожащие руки. Почему-то она вспомнила о том, как, когда была маленькой девочкой, выкрасила фонтан на вилле в розовый цвет. Не более двух месяцев назад она рассказала об этом водному инженеру. Она снова увидела, как красная краска расползалась по воде и бледнела до розового цвета. Эксперимент. Кестрел — сколько ей тогда было? лет десять? — услышала, как водный инженер использовала в разговоре за ужином с генералом странное слово — разбавление. Ее отец был высокого мнения об инженере: женщина служила вместе с ним во время войны и спроектировала для Герана водопровод. Маленькая Кестрел решила, что должна разобраться в том, что же такое разбавление.

Но разбавление никак не было связано с дрожащими руками. Взрослая Кестрел нахмурилась и вспомнила: по словам императорского лекаря, это был симптом того, что человек слишком долго принимал его лекарство... достаточно долго для того, чтобы оно стало смертельно опасным.

Разум Кестрел окрасился пониманием. Оно расползалось, как красные капли в неподвижной воде, и девушка совсем забыла, что за экраном стоял ее отец — слушал, наблюдал и делал выводы. Она забыла даже о том, как сгорбился от беспокойства и сомнения Арин. Кестрел думала только о значение шести карточек «Клыка и Жала», которые она бесконечно тасовала в сознании: император, водный инженер, лекарь, услуга, Геран и Валория.

Она знала, какую роль они сыграли. Комбинация стала очевидной.

Император решил, что от геранцев больше проблем, чем они того стоят. Он решил медленно отравить их через систему водоснабжения. Аккуратно разобраться с беспокойным, мятежным народом. Он выжал из Герана столько, сколько мог. Когда все жители погибнут, он снова объявит их территорию своими владениями, демонстрируя всей империи единственную награду, на которую могут рассчитывать повстанцы.

Кестрел жизненно необходимо было поговорить с Арином напрямую... но не здесь. Она посмотрела на дверь. Девушка наполовину ожидала, что в любую минуту может войти ее отец, возможно, даже с дворцовыми стражниками.

Но как заставить Арина уйти? Как ей последовать за ним так, чтобы не выдать своих действий перед отцом? Он знал о слухах. Видел, как она ради Арина в Геране сражалась на дуэли. Более того, он наверняка уловил то, как Арин обращался к ней: таким тоном, будто они были в близких отношениях. «Ты не такая уж хладнокровная. Когда мы с тобой были в городской таверне...»

Арин поставил локти на раму рояля и спрятал лицо в ладонях.

— Не нужно было оставлять Сарсин. Не нужно было приезжать.

Кестрел хотелось прикоснуться к нему. Он выглядел таким несчастным. Заметил ли ее отец, как боль отразилась на лице его дочери? Кестрел казалось, будто в горле у нее встал горящий комок. Если бы она могла, то коснулась бы тремя пальцами тыльной стороны руки Арина: так геранцы выражали благодарность и сожаление.

«Прости, — сказала бы Кестрел. – Спасибо». Она была благодарна ему, потому что каким-то образом он все еще верил в нее и сумел догадаться о том, что она так старательно скрывала. «Я люблю тебя», — хотела сказать Кестрел. Она почти услышала, как произносит эти слова. Почти потянулась рукой к Арину. Сейчас она желала этого больше, чем чего бы то ни было.

Кестрел медленно произнесла:

— Ты хотел поговорить о перемирии.

Арин поднял голову. Его лицо отражалось в лакированной поверхности крышки рояля.

Решение окутало Кестрел, как белая простыня. Она солжет в последний раз ради своего отца. Она будет говорить спокойно. Убедительно. Позже она все объяснит Арину.

Она сможет. Должна.

— По-твоему, это я каким-то образом добилась перемирия. Ты это имел в виду? Что я склонила императора к этому. — Кестрел медленно опустила палец на клавишу низкой тональности, так, чтобы рояль не издал ни звука. — Неужели тебе кажется, что на императора так легко повлиять?

— Нет.

— И все же мне это удалось?

— Да.

Кестрел сыграла короткую веселую мелодию.

— Пожалуйста, не надо.

Кестрел остановилась.

— Арин, зачем мне убеждать императора пойти на перемирие? Ты ведь не забыл, что это я известила империю о вашем восстании? Все об этом знают. Я принесла вам войну.

— Да.

Кестрел продолжила:

— В Геране мы какое-то время были друзьями, верно?

Арин хрипло ответил:

— Да.

— Разве друзья поступают так, как поступила я?

— Нет, — прошептал он.

— И все же именно так я и поступила, а затем, предположительно, добилась спасительного перемирия. Арин, это нелепо.

— Нет, — возразил Арин. — Ты могла передумать.

Кестрел вздернула бровь.

— Какая я непостоянная.

Арин промолчал.

Страх, который Кестрел удалось подавить, снова вырвался на свободу и стал разрастаться.

Кестрел боялась не справиться со своей ложью. Боялась преуспеть. Ее сердце будто зажали в тиски, когда она осознала, что очень боится своего отца.