Люче Лина - Землянка для дракона Страница 8

Впрочем, ему и прежде доводилось удивлять их своим нетипичным для дракона поведением. Его человеческая сущность необъяснимым образом брала над ним верх, стоило обратиться — семейная особенность.

Такое случалось с некоторыми и раньше, и психологи на Центре с этим более-менее успешно справлялись, но в его семье, видимо, эта особенность проявлялась ярче всех на планете. Эльтесеину ничего не оставалось, как смириться и как можно чаще обращаться обратно в родное тело и душу, чтобы не сходить с ума. Поэтому-то у него и его родственников было разрешение бывать на Шаггитерре.

Эта планета, по большей части безлюдная, кроме одного материка, представляла собой идеальное место для его мини-отпусков и медитаций: близко к Горре и безопасно. Появляться в истинном теле дракона на Горре и других телепатически развитых планетах категорически запрещалось, поскольку это несло смертельную опасность всем телепатам. Нетелепатов его присутствие убить не могло, но вселяло в них ужас, поэтому и дикарям показываться не рекомендовалось.

Накануне он нарушил все писаные и неписаные правила скопом. Просто он понял, что не может позволить погибнуть Тхорну и другим горианцам. Старейшины Центры не одобрили бы его поступка: такая судьба. Идти против неё, бросая на несколько дней свои обязанности по управлению планетой, означало проявлять гордыню. Кто знал, что может случиться на Горре в его отсутствие? Но Эльтесеин почему-то чувствовал, что ничего катастрофического не случится. Ничего более страшного, чем гибель десятков горианцев здесь, на Шаггитерре.

Вечером он ненароком прочитал в голове своей невесты немой вопрос: почему раньше не прилетел? Эта её мысль глубоко задела и даже немного рассердила его. Но Ариадна не направляла этот вопрос к нему и не озвучивала, поэтому Эльтесеину ничего не оставалось, как посчитать, что такой мысли он просто никогда не слышал. Как и многих других крайне оскорбительных для него мыслей.

Эта школа, после запрета на лечение, была самой тяжелой частью подготовки к жизни на Горре: в отличие от Центры, на Горре он не мог отвечать на мысли кому бы то ни было. По крайней мере, до тех пор, пока человек сознательно не направит эту мысль к нему, не захочет, чтобы он ответил. Ох, и сказал бы он ей.

Эльтесеин тяжело вздохнул. До сих пор он искренне полагал, что это горианцы не умеют контролировать мысли. Они думали хаотично, постоянно меняя мнение по какому-то вопросу, постоянно оценивая, переоценивая, переоценивая вновь — всё и вся, находившееся вокруг них: людей, явления, предметы. За один разговор средний горианец мог трижды или даже четырежды переменить мнение о собеседнике. Его это всегда безмерно удивляло: зачем оценивать? Зачем составлять какое-то мнение в первые минуты знакомства, ещё до окончания первой беседы? Да и потом…

Сам Эльтесеин старался воздерживаться от оценок чего-либо и кого-либо, если это не было необходимо для дела, и терпеть не мог формировать убеждения. А заметив какое-то убеждение в своём сознании, стремился сразу же изгнать его оттуда. Но проблема горианцев заключалась в том, что без убеждений они начинали сходить с ума. Им обязательно надо было за что-то держаться: за веру в то, что сапоги без пряжек в этом сезоне немодные, или в то, что крылатые люди успешнее, чем бескрылые, или в то, что прилёт землян на Горру приведёт планету к катастрофе.

Другие, наоборот, верили, что прилёт землян спасёт Горру, а жить без крыльев — это новый тренд, поэтому число пересадок с годами уменьшится, а сапоги без пряжек отлично помогают мужчине выглядеть привлекательнее, особенно на соревнованиях по борьбе, на которые в этом сезоне нельзя не пойти, потому что это модно. Убеждения могли быть любыми — более того, они постоянно менялись, но жить без них горианцы не умели.

И всё это Эльтесеин почитал за самое сильное разочарование в людях — до того момента, как встретил Ариадну. Теоретически, конечно, он понимал, насколько земляне уступают в развитии горианцам, но был уверен, что всё со временем сгладится и решится, что разница не так страшна и сильна. В конце концов, ведь горианцы и сами не эталон мудрости, рассуждал он.

Но за каких-нибудь полчаса общения со своей земной невестой правитель планеты полностью пересмотрел свои взгляды. Более того, за считанные минуты произошло страшное: он составил целых три мнения, которые почти мгновенно трансформировались в убеждения. Три убеждения — больше, чем за весь предыдущий год — сами по себе представляли шок для его сознания.

Первое из них заключалось в том, что Ариадна не может быть его невестой. Второе — что земные женщины в целом крайне бестолковы и не могут подходить телепатам высшего порядка, несмотря на подбор по брачной программе.

Третье убеждение Эльтесеина засело самой болезненной занозой в его мозгу: он понял, что его внешность объективно непривлекательна для женщин других рас, даже в человеческом воплощении. Это открытие потрясло его. До встречи со своей земной невестой Эльтесеин не оценивал свою внешность, но восхищённые взгляды многих горианских женщин изредка склоняли его к мысли, что он красив, и никогда прежде ему не приходилось думать об обратном.

Отвращение в мыслях землянки ясно дало ему понять: восхищение горианок могло быть необъективным критерием, ведь они восхищаются им как существом высшего порядка, а не как мужчиной. Что если и горианкам на самом деле не нравится, как выглядят его волосы, кожа, ногти, фигура? Что если они просто прощают его внешности недостатки за другие его достоинства? Все эти размышления больно били по самолюбию.

Мало того, эти мыслеформы ещё оказались крайне въедливыми, и в результате их изгнание и самолечение психики заняло почти три месяца. И только по истечении этого длительного срока ему удалось осознать, что под влиянием этих убеждений он допустил массу негативных и ненужных эмоций и совершил ошибку.

Его просьба о прощении к невесте была искренней, как и публичное раскаяние перед всей планетой. Он прекрасно понимал, что кривотолки об этом будут ходить ещё долго и определенного репутационного ущерба уже не избежать. Но Эльтесеин хотел исправить эту ошибку. И теперь он всерьёз рассчитывал построить отношения с Ариадной заново и пройти эту помолвку до конца… чем бы она ни закончилась. Подходит ли ему землянка — решит время. Больше никаких мнений и убеждений. Кроме одного: Сезар убедился в своём желании поцеловать женщину, впервые в жизни. Хоть эта женщина и раздражала его донельзя.

Асхелека.

До самого рассвета она не смогла отключиться даже на секунду. Воспоминания нахлынули, как океанская волна, сразу накрыли с головой, и осталось только захлёбываться — детскими запахами, детским горем, обидами, страхами. Застигнутая разблокированной памятью врасплох в разгар боя Тхорна с шаггитеррианцами, Асхелека тогда не могла и не хотела разбираться в том, что на неё свалилось. Она в панике запихнула всё, что вспомнила, в огромный воображаемый шкаф, плотно закрыла дверцы и заперла их.