Лора Ли - Мужчина внутри Страница 8

Табер всегда был в курсе новостей о жизни Рони. Она пока не жаловалась ни на что необычное — он вот уже несколько месяцев наблюдал за ней. А его тело страдало, желая ее. Страдало так, что лишало покоя, и это злило — ведь он иногда просто не мог сосредоточиться на работе, все думал и думал о женщине, которую хотел.

Он снова опустил глаза к отчету на столе перед собой, и тут дверь офиса с грохотом отворилась.

— Включи новости! — В большой кабинет, где работали одновременно Табер и Кэллан, ворвалась Шерра.

Дом раньше принадлежал Совету Генетики. Сто пятьдесят акров земли в горах Монтаны было отдано под нужды Кошачьей Породы, и Кэллан и Табер являлись ее собственниками, по крайней мере до тех пор, пока не будет сформирован прайд. А на это, как они уже поняли, уйдут годы. Табер оторвался от распечатки отчета, которую читал, когда Шерра включила с помощью пульта телевизор — огромный плазменный экран на стене напротив. Ее раздражение было почти ощутимо.

У журналистов уже были сведения о новых Кошках, но больше всего тревожило то, что они знали и про других.

Отслеживать сплетни и выделять из них правду было трудно. Учитывая шифры, которыми пользовался Совет для своих бесчисленных передач — еще труднее. У него просто не было желания смотреть еще один выпуск новостей.

Изображение на экране заморозило его внутренности. Полный азарта голос журналиста заставил кровь застыть в его венах. Увидев лицо женщины на экране, Табер зарычал.

— Вероника Эндрюс, механик, подрабатывающий бухгалтером в Сэнди Хук, тоже носит метку одного из существ, называемых Кошачьей Породой. — Блузка Рони была разорвана, она хрипло кричала от боли, а камера все пыталась поймать в прицел маленькое, похожее на синяк пятнышко на ее плече.

Табер медленно поднялся на ноги. Шок пронзил его с ног до головы, когда воспоминания о тех далеких днях вспыли в его голове: его губы на ее коже, его клыки царапают ее плоть, язык лижет нежную шею. Вкус Рони ударил в его голову как вино. Даже сейчас, пятнадцать месяцев спустя, он преследовал его.

— Мисс Эндрюс, каково это — быть отмеченной животным? — Еще один репортер пытался перекричать ее плач, а Рони царапалась и пыталась вырваться.

Азарт, почти фанатизм горел в глазах журналистов и зевак, и Таберу стало не по себе. Страх в глазах Рони заставил его внутренности сжаться. Как они смеют ее трогать? Хватать ее как варвары, показывать ее такой?

Он тихо зарычал, предвкушение мести опалило его разум.

Это была одна из самых ужасных сцен, которые Таберу когда-либо приходилось наблюдать.

Глаза Вероники стали от шока почти черными, в них стояла боль, а грубые руки держали ее, дергали ее туда-сюда, пытаясь обнажить перед камерами метку Пород.

Он медленно придвинулся ближе, не отрывая взгляда от метки… его метки, его женщины. Сердце замерло, а кровь внутри вскипела при виде рук — мужских рук — удерживавших Рони, пока она пыталась вырваться, оставляя на своей нежной коже синяки.

Табер едва сдерживал рычание, животное и яростное, пока смотрел на экран.

— Отпустите ее, ублюдки! — знакомый голос присоединился к гомону.

Один из работников автомагазина буквально распинал окруживших Рони мужчин, отшвырнув их в стене здания.

Рони наконец освободилась. Не теряя и секунды, она побежала прочь. Камера следила за ней, за тем, как разъяренный владелец магазина зовет ее, а потом машет рукой, показывая за угол здания, к стоянке. Она успела запрыгнуть в грузовик, буквально на мгновение опередив журналистов.

Камера приблизилась и поймала сквозь закрытые окна выражение лица обезумевшей от ужаса Рони. Ее глаза остекленели от слез, блузка висела на честном слове, синяки наливались на коже рук и на груди.

Все инстинкты Табера пробудились к жизни. Он ведь с самого начала знал, что Рони не такая, как все, она особенная. Было в ней что-то такое… что-то, что сводило его с ума. Держаться от нее на расстоянии — как она сама и просила — было самой трудной вещью в жизни. Держаться от нее на расстоянии сейчас стало невозможным.

— Мне нужны Таннер и Кэбал, — грубые Бенгальцы были так же очаровательны, как и дики. — Шерра…

— Я займусь, — она уже держала трубку у уха и рявкала, отдавая приказы. Оружие, припасы и вертолет — иначе вместо часа им пришлось бы добираться до места целый день. — Готовься к вылету через двадцать минут, — сказала она ему.

Он проводил взглядом завернувший за угол грузовик и чертыхнулся. Передача шла в прямом эфире и транслировалась по всему миру. Каждый гребаный ученый из Совета Генетики наверняка его смотрел. И он очень хорошо знал, что солдаты Совета есть и в Сэнди Хук.

Джон О’Брайен был хорошим парнем. Их с Кэлланом дружба выдержала испытание безумными слухами и выпусками новостей. Но он был один, и, несмотря на свой армейский опыт, справиться с солдатами Совета ему было не под силу.

— Кэллан. Пошли кого-нибудь к ней, — попросил он вожака своего прайда, почти отстраненно, снова и снова проигрывая в своей голове нападение на Рони.

— Понял, Табер, — голос Кэллана был холодным, опасным. — С ней О’Брайен, он хороший парень. Мне кажется, я знаю, куда он поехал, так что я свяжусь с ним, пока ты будешь лететь.

— Вертолет прогревается, Табер, — доложила Шерра. — Его уже загружают, Таннер и Кэбал уже едут. Все путем.

Глаза Табера сузились, когда он вспомнил лица тех, кто удерживал Рони. Несколько из них были ее земляками, двое — чужаки. Они все заплатят.

Кулаки Табера сжались от ярости, из горла вырвался низкий животный рык.

Он молча покинул комнату, направившись из офиса прочь — к передней двери и наружу. Его уже ждал «джип». За рулем сидел один из молодых Кошачьих. Он вдавил газ до пола и в два счета домчал их до места стоянки вертолета.

— Удачи!

Табер спрыгнул на землю и направился к вертолету. Он почти перешел на бег на пути к воздушному судну, и вот уже через открытую дверь буквально влетел в салон. Пятнадцать месяцев он мучил себя ожиданием, не позволяя себе связывать свою жизнь ни с одной женщиной, думая лишь о той, которую так долго пытался от самого себя защитить.

— Готов, — крикнул он, когда Таннер обернулся к нему.

Надел наушники, пристегнулся, пока они взлетали. Каждая секунда вдали от нее казалась теперь такой долгой. Улыбка скривила губы Табера. Он уважал ее желания так долго, потому что не знал всех тонкостей инстинктивного выбора пары. Но теперь зверь внутри него точно знал, кто ему принадлежит. Она может злиться, вопить, ненавидеть его целую вечность, пока не замерзнет сам ад.