Мария Ермакова - Пёс Страница 8

— Красивые волосы не скроют уродства! — шептала она, ожесточенно кромсая не желающие поддаваться густые пряди. — А я уродлива! И я должна, наконец, смириться с этим, и никогда больше не тешить себя глупыми надеждами!

Локоны осыпались, как лепестки, храня тепло и нежный аромат жизни. Осыпались, чтобы умереть.

***

Утром следующего дня она прибыла во дворец. Ее головку украшала затейливая прическа. Тщательно уложенная, она скрывала перемену.

Брат встретил ее у ворот и нежно поцеловал.

— Мы скучали по вам, Ваше Высочество!

Она молча взглянула на него своими васильковыми глазами.

Королева повисла у нее на шее, и даже царственный младенец заулыбался при виде ее своей беззубой улыбкой. Береника ощутила, что вернулась домой. Не хватало только одного — присутствия человека, о котором она часто думала.

— Барклай в библиотеке, — ответил король на ее вопросительный взгляд. — Может быть, тебе удастся уговорить его…

— О чем ты? — удивилась она.

— Совсем не слушала меня! — пожурил брат. — Он отказывается от еды с тех пор, как ты уехала.

Она порывисто вздохнула и побежала в библиотеку. Остановилась в дверях, поправила выбившиеся волосы, приняла вид, подобающий особе королевской крови. Приоткрыла двери.

Барклай лежал на кушетке, безжизненным взглядом уставившись в книгу.

Принцесса вошла, улыбаясь.

Увидев ее, он вскочил — глаза его вспыхнули — и низко склонился в поклоне.

— Мне жаловались на вас, друг мой!

Он густо покраснел.

— Я, кажется, догадываюсь — кто!

— А я ужасно проголодалась в дороге. Вы составите мне компанию? — она позвонила в колокольчик.

Барклай непроизвольно облизнулся.

За завтраком, поданным в библиотеку, они непринужденно болтали. Никто не беспокоил их. Но иногда Береника замечала его странный взгляд — так он еще никогда не смотрел на нее.

— Друг мой, — внезапно спросила она, — если бы, ради блага королевства, мне пришлось надолго уехать, что бы вы делали тогда?

— Я последовал бы за вами, — не задумываясь, ответил он. — Вы же знаете — ближайшие три года я ваш телохранитель!

Принцесса молча смотрела в окно.

— Так хорошо дома! — тоскливо прошептала она, и вдруг резко встала. — Пора идти — семья ждет меня.

Она быстро вышла. Едва уловимый аромат шлейфом тянулся за ней — аромат отчаяния.

***

Прошла неделя. Береника вернулась к прежней жизни. Она возилась с племянником, гуляла с королевой, болтала с братом, когда тот не был занят. Только Барклая она избегала. Чувствуя это, он старался не показываться ей на глаза. Но долгими зимними ночами, неподвижно глядя в темноту, он по-прежнему видел ее светлое лицо, и предчувствие беды, предчувствие, знакомое всем псам — предчувствие расставания, охватывало его с такой силой, что он впивался зубами в подушку, чтобы не завыть от тоски.

На исходе второй недели Береника попросила короля об аудиенции.

— К чему эта официальность? — удивился тот. Она промолчала.

Вечером, сидя у жарко натопленного камина, он чувствовал, что замерзает.

— Когда-то в этой самой комнате ты просил выслушать тебя, — стоя у окна, говорила принцесса, — теперь я прошу тебя о том же и, пожалуйста, не пытайся меня остановить… Я долго думала над тем, что произошло. Не хочу делать вид, будто это не оставило шрама на моем сердце или забыто. Хотя казалось возможным — забыть унижение, которое я испытала, не произносить вслух горькие слова, которые ты сейчас услышишь, не мучить тебя. Но человек, покусившийся на мою честь, не нуждался в ней. Он метил гораздо дальше. Не много удовольствия соблазнить уродливую женщину, но это приобретает смысл, если она — родная сестра царствующего монарха.

Король возмущенно вскочил, но она резко вскинула руку:

— Сядь! — приказала властно и он, как в детстве, повиновался ей. — Знаешь, чего я больше всего испугалась тогда? — продолжала она.

С удивлением и все возрастающим ужасом он наблюдал за мрачной решимостью, проступавшей на лице его прежде кроткой и ласковой сестры.

— Не того, что он опозорит меня или сделает больно, нет! Я испугалась себя! Пусть я некрасива, но я — женщина и мне уже достаточно лет, чтобы при ином повороте судьбы узнать, что же такое любить и быть любимой. Я испугалась однажды подчиниться сладостным мечтам, взлелеянным любой женщиной в тайном уголке сердца, и совершить непоправимое. Я боюсь этого, брат мой, боюсь, полюбив недостойного человека, поднять его до положения королевского родственника и дать ему ту власть, коей в полной мере обладаю сама. Страшно подумать, что было бы, если бы Роктор… — она запнулась и покраснела, — …если бы ему удалось задуманное!

Потрясенный король не мог произнести ни слова.

— Знаешь, — печально продолжала принцесса, — все повторяется в Подсолнечном мире. И подобное может случиться снова. Ошибку могу совершить уже я сама, сломленная одиночеством. Я этого не хочу и поэтому… — она подошла к креслу и, опустившись перед братом на колени, взяла его холодные руки в свои, — я прошу у вас, Ваше Величество, брат мой, позволения уйти в монастырь.

Король словно опомнился ото сна. Он сгреб сестру в охапку и прижал к себе.

— Нет! — задыхаясь, произнес он, — Ты не можешь заживо погрести себя…

— Взгляни на меня, — спокойно перебила она, — я погребена с рождения.

Он в отчаянии зарылся в копну душистых волос, но что-то было не так и, отпустив сестру, он медленно, одну за другой, вытащил шпильки из ее прически. Короткие кудряшки цвета светлого меда рассыпались по ее плечам. Она с болью смотрела на него.

— Ты все решила! — прошептал он. — И тебя уже не остановить, да?

— Даже если ты запретишь мне — я ослушаюсь, — тихо ответила она. — Я представляю опасность для тебя и твоей семьи, для всего королевства! Соедини одинокое сердце с человеческой подлостью, и получишь взрыв, способный поколебать устои трона.

— Боже мой! — король с ужасом чувствовал, что теряет ее. — Послушай себя, что ты говоришь! Все гораздо проще и я никогда более не допущу ничего подобного…

— Но ты не властен над сердцем женщины! И над человеческой подлостью. Все решено, брат. Я должна уйти, хочешь ты этого или нет. Прости…

Она быстро вышла из кабинета, не оглядываясь на короля, закрывшего лицо судорожно прижатыми пальцами.

Проваливаясь в снег, которого за первые дни зимы нападало уже достаточно, принцесса с трудом добралась до псарни. Она едва сдерживала слезы.

Небо потемнело. Свинцовые тучи делали ночь еще более темной. Поднимался ветер и его завывания, и быстро бегущие облака, и колкий снег предвещали метель.