Марта Акоста - Счастливый час в «Каса Дракула» Страница 8

— Что ты приняла?

Я напрасно помотала головой — мне стало еще хуже.

— Похоже, мне что-то подмешали. Пожалуйста, дайте мне поспать.

Мерседес убрала палец с моего века и вздохнула. Даже не глядя на нее, я могла сказать, как она выглядит: на ней толстовка, простенькие джинсы «Левис»; вьющиеся золотисто-каштановые волосы забраны назад и скреплены заколкой. Мерседес — высокая крупная девушка, унаследовавшая конституцию отца-шотландца и афро-кубинскую смуглость матери. Честная, веселая, трудолюбивая, бережливая, смелая и далекая от равнодушия и «крутости», Мерседес была самой классной девчонкой из всех, кого мне довелось повстречать.

— Если тебе что-то подмешали, нужно съездить в больницу, — веско произнесла она, пытаясь поднять меня с дивана.

Но я ужасно хотела спать и потому стала упираться:

— Не нужно ставить на уши Скотленд-Ярд, солнце мое. Дай мне покоя. Я в порядке.

По работе Мерседес приходилось сталкиваться с огромным количеством людей, перебравших алкоголя или наркотиков. Она набросила на меня одеяло и куда-то позвонила. Я старалась заснуть, но тут пришел какой-то мужик и начал меня доставать. Он нащупал пульс, взглянул на мои зрачки и стал задавать вопросы. Он посоветовал Мерседес регулярно давать мне воду и смотреть, чтобы я не захлебнулась рвотой; это было особенно противно, потому что меня ни разу в жизни не рвало.

Потом я провалилась в забытье, которое было Не Сном.

Возможно, вам доводилось испытывать на себе действие веселящего газа у зубного врача или, скажем, пережить временную смерть, когда душа покидает телесную оболочку. Со мной произошло именно это — я висела в воздухе над своим телом и наблюдала, как Мерседес куда-то звонит, работает за компьютером и роется в бумагах. Я видела неоновые настенные часы с логотипом известной марки пива, которые отсчитывали минуту за минутой, и слышала громкую музыку, доносившуюся из танцевального зала. Я слышала, как люди заполняют клуб, разговаривая, пытаются перекричать музыку и топают по танцполу. От моего слуха не ускользнула беседа звукорежиссера и осветителя, а также репетиция музыкальной группы. Позвякивание мелочи на стойке бара доносилось до меня так же отчетливо, как чирканье спичек и смех какой-то подвыпившей девицы. А еще я слышала мелодичное постукивание льда в стаканах, шум спускаемой в туалете воды и дождя, который вдруг начал барабанить по тротуару на улице.

Всю ночь Мерседес приглядывала за мной, то и дело прислушиваясь к моему дыханию и прикладывая руку ко лбу, стремясь успокоить и утешить. Она всего-то на несколько лет старше меня, но, как оказалось, гораздо взрослее и опытней. Мерседес начала учиться в государственном колледже, едва ей исполнилось семнадцать, а уже через год бросила учебу и пошла работать в компьютерную фирму. Затянув потуже поясок, она клала деньги в банк, чтобы получать проценты, и таким образом накопила на покупку этого клуба, бывший хозяин которого лишился права выкупа закладной.

«У нее есть авторитет. А почему у меня его нет?» — размышляла я, лежа на занюханном диване в своем помятом льняном платье.

Мерседес насильно вливала в меня воду — стакан за стаканом. Основная прелесть дружбы с владельцами ночных клубов состоит в том, что они никогда не забывают бросить кусочек лайма в ваш напиток.

Около четырех утра, когда клуб закрылся, я вдруг поняла, что мое тело отказывается пускать меня обратно. Черта с два я позволила бы ему так себя вести! Я вовсе не собиралась безропотно провалиться в вечную ночь. Когда я спрыгнула с потолка, телесная оболочка попыталась оттолкнуть меня. Силой впихнувшись в свою плоть, я почувствовала, как ее тряхануло.

Мерседес оторвала взгляд от своего стола.

— Пора. Как ты себя чувствуешь?

Во рту у меня была такая гадость, будто я облизала подмышки бомжа. В памяти всплывал прошедший вечер, но в тот момент у меня не было сил разобраться во всем случившемся.

— Не так чтобы очень здорово, но я все еще жива.

Мерседес бросила стопку писем и папки с бумагами в ящик для отработанных документов и встала.

— Ты говорила что-то о наркоте.

Неужели Освальдо все-таки подмешал мне что-то? Он взял коктейль со столика на колесах, который вкатил официант, и сразу же передал его мне, а я все время смотрела на хорошенький розовый зонтик. Я не была уверена, что меня напичкали наркотиками. Тряхнув головой, я обнаружила, что в ней, вместо обычных идиотских мыслей, зашевелились и другие.

— Может, это грипп?

— Что ты собираешься делать? — поинтересовалась Мерседес, положив руки на свои широкие бедра. — Хочешь поехать ко мне?

Я обожаю дом Мерседес, особенно потому, что она может позволить себе платить за отопление, а еще за то, что там всегда полно вкусной еды, музыки и крепкого сладкого кофе в маленьких чашечках. Однако я панически боюсь болеть в гостях.

Моя мать Регина часто говорила, что нет ничего отвратительней больного ребенка. Поскольку мне не хотелось заставлять ее в очередной раз возмущаться по поводу моего существования, я решила не болеть никогда в жизни.

— Думаю, я поеду домой, — ответила я Мерседес. — Подвезешь меня?

Улучшение моего состояния было недолгим. Как только я попала в свою мрачную квартиру и закрыла за собой дверь, у меня начался озноб. Я так дрожала, что с трудом справилась с чисткой зубов и чуть не лишила себя зрения, снимая контактные линзы. Мне не удалось согреться под одеялом, поэтому я залезла в шкаф, вытащила оттуда всю свою одежду, свалила ее на кровать и заползла под получившуюся кучу.

Глава третья

В которой наша героиня теряет чувство стиля

Я начала бредить. По отношению к пребывающим в подавленном состоянии викторианским героиням это звучит muy romantico' [12] а вот в моем случае это было вовсе не здорово. Вместо того чтобы облачиться в отделанную кружевом белую хлопковую ночную рубашку, я с трудом влезла во фланелевую пижаму, которую мой отец Джерри Ди подарил мне на окончание колледжа. Огромный красно-черный рисунок, изображавший пингвина, совершенно не соответствовал трагизму ситуации.

Когда я более или менее приходила в себя, мне удавалось-таки вскипятить себе воду для чая и лапши быстрого приготовления. Но больше двух глотков я сделать так и не могла. Лапша и чай казались отвратительными на вкус, и мне прямо-таки до боли хотелось мяса, но выполнить свое желание у меня не хватало сил.

Времени для меня не существовало. Я то приходила в сознание, то снова теряла его, пытаясь заснуть, чтобы отделаться от боли в костях и постоянно сменяющих друг друга жара и озноба. Порой мне представлялся Себастьян — такой, каким я видела его последний раз, — снисходительный и жестокий, а временами я вспоминала его прежнего — красивого и лучезарного, словно ангел, улыбающегося издалека и протягивающего ко мне руки. Когда это видение рассеивалось, передо мной возникал неумолимый и ненасытный Освальдо с зачесанными назад каштановыми волосами и ясными серыми глазами; с озорной улыбкой на полных губах он обхватывал меня своими худыми руками и ногами и наполнял блаженством, высасывая взамен всю энергию.